Ариадна Борисова - Манечка, или Не спешите похудеть
— Извините, я устала.
Как раз завершился музыкальный ряд, и Маняша села. Кусая край губы, Виталий непонятно, по-новому посмотрел на нее. Спросил мрачно:
— Пойдем домой?
Она вспыхнула, отметив это «домой», послушно кивнула и с готовностью встала из-за стола.
У выхода черноглазый грузин догнал ступающую за Виталием Маняшу. Придержал за рукав пальто, со значением поигрывая широкими бровями:
— Оставь его, иди ко мне.
— Что? — не поняла она.
Виталий обернулся:
— В чем дело?
— Слушай, дорогой, — грузин повысил голос, красноречивым взглядом окинув небритое лицо Виталия, его не соответствующую осенним обстоятельствам легкую ветровку. — Может, лучше девушка пойдет со мной, э?
Маняша растерялась. Виталий прищурился, глянул на нее и усмехнулся, кривя покусанные губы:
— Ну как, девушка? Пойдешь с ним? Твой выбор.
— Нет, нет, — испугалась она, — я никуда не пойду…
— Девушка остается здесь? — уточнил горец.
— Девушка решила остаться? — голос Виталия затяжелел, тугие желваки заходили на скулах.
— Девушка хочет остаться со мной, — уверенно ответил грузин вместо Маняши, заложил руки за спину и многозначительно закачался с носка на каблук.
— Девушка хочет остаться с тобой, — констатировал Виталий и согласно кивнул, блестя лезвиями суженных, до стального цвета посветлевших глаз.
Мужчины все повторяли и повторяли эту фразу в разных интонациях, с разными ударениями, меняя лишь местоимения. Не давали Маняше слово вставить. Она в безмолвной панике переводила взгляд от одного к другому. Они, кажется, уже не нуждались в ответе. Вообще не обращали на нее внимания. Стояли в позе бойцовских петухов, с веселой яростью устремив глаза друг на друга. Это была какая-то необъяснимая, чудная и страшная мужская игра, берущая начало в беспощадных мальчишеских потасовках. Маняше в ней не было места, хотя она-то вроде и была ее невольной зачинщицей.
— Выйдем, — спокойно сказал Виталий сопернику. Бросил Маняше: — Оставайся, если хочешь.
— Вы меня неправильно поняли! — жалобно закричала Маняша то ли обоим, то ли Виталию снова на «вы», но дверь парадного входа захлопнулась за ними.
На улицу она не вышла, раз велели остаться. Постояла и рванулась к окну фойе. Там, за окном, в желтом фонарном свете, на свободном от машин пятачке у входа, качественно и безжалостно дрались за право обладания Маняшей бродяга и горец. Никакой гордости по этому поводу она не испытывала, а ощущала только ужас и смятение.
В отчаянии Маняша бросилась к здоровенному дядьке в ливрее, монументально слитому со стояком двустворчатой двери:
— Сделайте что-нибудь, пожалуйста! Они же сейчас перебьют друг друга! Позвоните в милиц…
Маняша осеклась. Какая милиция! Виталий только сегодня оттуда. Узнают — ни на что не посмотрят, заберут сразу и больше не отдадут.
Верзила шевельнулся, отлипая от стояка. Опустил вниз, к женщине, задранный подбородок и снизошел до лаконичного ответа:
— Не перебьют.
Маняша помедлила с минуту, крепко сжав пальцы. Кулак тяжелел и пульсировал. Она переживала неистовое, палящее душу желание изо всех сил стукнуть бесчувственного вышибалу по вызолоченной ливрейной груди. А после будь что будет!
Изумленная противоестественным состоянием, Маняша затрепетала всем телом и привычно подумала: «Что бы сказала тетя Кира…» Но далее поминать тетку и разбираться в новых эмоциях было некогда. Мысли и события понеслись с бешеной скоростью. Теряя контроль над собой, Маняша сорвала с головы щегольскую теткину шляпку, с размаху швырнула ее на пол и высоко взметнула пухлый кулачок. Вышибала не отреагировал. Маняша крикнула на все фойе звонко и страстно:
— А пошел ты!..
Вышибала хмыкнул про себя, не дрогнув лицом. Со сдержанным презрением глянул на смешную женщину. Вот дурни, подумал, было б из-за кого молотиться… Но видавшим виды взором измерил сверху вниз пышные женские параметры и нехотя согласился в уме с мужиками: в самом соку бабенка, как груша, вот-вот от спелости лопнет. Правда, психованная и одета не по теме…
Представляя, как Виталий лежит на земле окровавленный, поколоченный до полусмерти, а может, уже убитый, растрепанная Маняша с безумными глазами влетела обратно в зал. Музыкальный галоп отдался в ушах оглушительной дробью. Маняша ворвалась в кучу танцующих и затопталась на месте взъерошенной клушкой. Не зная, к кому из мужчин обратиться, стиснула руки в молитвенном жесте. Глаза перебегали от одного лица к другому, пока все лица не слились перед Маняшей в одно сплошное, равнодушно скачущее колесо.
В прилежных плясовых прыжках к ней приблизился лысый с хризантемой в петлице, поинтересовался мимоходом на выдохе:
— У вас проблемы?
— Помогите… — путаясь и заикаясь, она объяснила, что случилось.
— Не вопрос, — сказал лысый, перестал прыгать, кого-то позвал и, деловитый, возбужденный, двинулся за Маняшей. Потянулись к выходу, оживленно переговариваясь, еще несколько посетителей.
Меланхоличный великан у двери встрепенулся:
— Куда?
— На кудыкину гору, — огрызнулся кто-то.
— Где драка? — обернулся к Маняше на улице раскрасневшийся лысый. — Дружок ваш где?
Сзади напирала радостная толпа. Впереди всех, предупредительно разбросав внушительные лапищи, ступал хорошо взбодренный вышибала. А у крыльца никого не было.
Народ остановился, разочарованный пустынным видом безмятежного пятачка перед входом. Люди не получили обещанного зрелища. Погалдели, возмущенно поплескали руками и — что делать — разошлись восвояси. Лысый ухмыльнулся:
— Вы не ошиблись, девушка? Может, молодые люди просто сбежали?
Обескураженная Маняша развела ладонями:
— Не знаю…
— Эй, вы не нас ли ищете? — раздался невозмутимый голос Виталия. Следом из тени припаркованного неподалеку автомобиля вышел на свет он сам. Темноту прочертила зарница непотушенного окурка, и за Виталием мирно выступила фигура черноокого грузина.
Маняша ничего не понимала. Непостижимым казалось, что Виталий и его противник, совсем недавно мутузившие друг друга не на жизнь, а на смерть, стоят как ни в чем ни бывало рядом и одинаково ласково улыбаются ей жутковатыми измочаленными лицами. Оба грязные, в налипшей на одежду листве, у Виталия смачная красная блямба под правым глазом, у грузина по ссадине на обеих скулах…
— Маняща, — проворковал грузин, пощелкал языком во рту и выплюнул на асфальт зубной осколок. — Вы меня извините, Маняща. Я не знал, что вы — его девушка. Я думал, вы девушка на один вечер. А вы — нет. Если б знал, Выталика не побил бы.
