Михаил Елизаров - Госпиталь
«Лесной!» – поправил неслышный голос. Странное ликование растеклось по телу.
«Диво, диво», – зачарованно бормотал Иван Максимович.
«Свободный, свободный!» – понеслись к нему со всех сторон лесные шепоты.
Теперь он бежал не наугад, а точно целый лес вел его. Незаметные ранее тропинки открывались ему. Дятел подсказывал птичьей морзянкой: «Налево, мимо поваленного дуба, потом от овражка направо».
«Спасибо, милые», – отвечал Иван Максимович, летел дальше, и непроходимые кусты расступались перед ним.
Вот ему показалось, что нет больше сил терпеть. Присел у пенька, рядом с занятным выводком опят. Коричневые шляпки грибов срослись, будто дву скатная крыша.
«Кто, кто в теремочке живет, кто, кто в невысоком живет?» – беззвучно спросил Иван Максимович.
Тут же высунулась из своих грибных хором маленькая ящерка, сверкнула просяными глазенками, и послышался сердитый ее голосок: «Осторожно, дяденька, не насри на мой домик. Враз поломаешь».
«Прости, хозяюшка, не углядел, – отвечал ей Иван Максимович, удивляясь, как легко ему дается сказочный лесной язык, – я на шажок отсяду, домик твой поберегу».
«Лучше говно свое побереги. Тебя с ним в другом месте дожидаются», – сказала ящерка и юркнула под крышу.
Иван Максимович сжал ягодицы, вздохнул озабоченно: «Ой, не донесу, сердечная, по дороге растеряю».
Сдвинулся листик-ставенка, и в крошечном окошке показалась изумрудная головка: «А чтоб не растерял, вот тебе шишка. Глянь под ноги, враз увидишь», – и снова спряталась.
Посмотрел, и верно – шишка!
Иван Максимович подхватил с земли еловую затычку и проворно воткнул в зад. Шишка пришлась ему впору, вошла мягко, а засела прочно. Иван Максимович сразу почувствовал, что теперь дотерпит.
«Вот удружила, милая», – поклонился в пояс ящеркиному домику и поспешил дальше.
«Гриб не потеряй, – донеслось ему вслед, – он тебе от лихого глаза и недоброго слова в подарок дан!»
Иван Максимович бежал по лесу, нежа в себе непривычное ощущение духовной заполненности. Точно была в нем с рождения какая-то дыра, сквозь которую утекала вся его сила. Теперь же эта дыра исчезла.
Уловил в опавшей листве шевеление, взглянул и остановился: похожий на опрокинутое корытце жук-олень сучит лапками, тщетно силясь перевернуться, а вокруг него уже снуют лесные муравьи.
«Кыш, рыжие разбойники», – Иван Максимович поднял жука, залюбовался. Красавец, витязь в рогатом шлеме! «Вовремя же я подоспел», – посадил его на дубовый ствол.
«Жу-у, жу-у!» – поблагодарил жук насекомьим баском, разломил полированную спину на две половинки, выпростал прозрачные крылышки.
«Счастливого пути», – пожелал ему вслед Иван Максимович.
Услышал неподалеку жалобное хлюпанье – родничок. Полиэтиленовым кульком законопатило. Склонился над ним: «Что же за нелюди тут побывали?» – освободил от мусора, и родничок снова бойко залопотал.
Иван Максимович спешил, ведомый лесным зовом. Вдруг понял, что достиг цели. Ступил на полянку и замер в оцепенении. Вся она была покрыта обрубками деревьев, костровые ямы насквозь прогорели удушливым мазутом, и повсюду валялись консервные жестянки. Смерть царила на цветущем когда-то уголке леса.
Неощутимая ранее, сделалась тесной шишка, ожил кишечник, чуя скорое опорожнение, заспазмировал сфинктер, кровь жарко ошпарила голову. Иван Максимович встал прямо над мазутным ожогом, спустил штаны и осторожно извлек шишку.
Будто сказочный полоз властно проложил себе дорогу сквозь прямую кишку, скользнул на землю. Вот сложилось бубликом первое кольцо, на него легло второе.
Иван Максимович закружил по поляне, волоча разматывающегося змея, перевел дух, оглянулся на оставляемые за собой каловые петли. Только каловые ли? Иван Максимович коснулся змея рукой, легко отломился рыхлый комочек. Уже поднося его к лицу, Иван Максимович осязал, до чего он душист.
«Что это?» – потянул носом Иван Максимович.
«Гумус… – ответил ему чарующий травяной аромат. – Его в черноземе самом плодородном всего частичка малая, а из тебя чистый, без примеси, исходит. Он – наша жизнь…»
Со змеем происходила удивительная метаморфоза. Он разжижился, ушел под мертвую землю. Черная, она вдруг приобрела живой коричнево-желтый оттенок. Страшные горелые пятна исчезли под нежной травяной порослью. Как в ускоренной съемке, из земли проклюнулись стебельки, полезли широкие листья. Бутоны раскрылись в миниатюрные фарфоровые колокольцы, голубые, белые…
Штаны лежали на кедах глупой гармошкой. Сжимая в одной руке гриб, в другой шишку, Иван Максимович зачарованно смотрел на творящееся чудо.
Поляна преображалась. Жесткие стебли хвоща, как иголки, штопали вырубленные прорехи, кисеей укрывал свежие пеньки лишайник. Прорезались листья папоротника, распахнула фиолетовый глаз лесная орхидея.
«Спасибо, дедушка», – зашептали Ивану Максимовичу маленькие голоса.
«Эх, жалко, что гумус во мне так быстро кончился, – посетовал Иван Максимович. – Только какой же я дедушка?»
«Новый… Прежний-то скисшего дождя похлебал, занемог и болотцем выгнил. Без деда и мы все умрем…» – Иван Максимович услышал детский плач растений.
«Приходи к нам раз в год и приноси гумус», – сказали вокруг.
«Так ведь мало его, всего на одну полянку хватило…»
«А ты оставь себе шишку и копи говно до следующего лета, за год оно в гумус перебродит. А когда приходить – сам почувствуешь. К лесу подойдешь, сорви первый гриб, что попадется, он тебя невидимым сделает».
«Хорошо», – согласился Иван Максимович, ласковый ветер коснулся его волос, растрепал, и он зашелестел, как дерево.
Даже посвященный в лесные дедушки, Иван Максимович не забыл, что отсутствовал не меньше часа и его наверняка ищут. Он застегнул штаны, спрятал в карман шишку и побежал обратно, не выпуская гриб из руки.
Опасения, что он заблудился, были напрасными. Показался знакомый овражек, весь в огнистых взрывах иван-чая, поваленный дуб, над которым колыхались белые султаны лабазника и ярко-желтые звезды зверобоя.
«Дедушка, дедушка!» – позвали.
Посмотрел новым зрением и увидел – два подосиновика в малиновых шапочках. Угораздило возле самой тропинки вырасти, в неглубокой суглинистой канавке, что весенний ручей проложил.
«Спрячь нас, дедушка, дети с корзинками придут, соберут».
«Я им, блядь, руки по локоть поотрубаю», – успокоил братцев Иван Максимович, подхватывая охапку опавших листьев, чтобы спрятать грибных близнецов.
За деревьями послышались крики сотрудников, разыскивающих его. Пришла пора становиться видимым. Иван Максимович просто посадил волшебный гриб в землю и вышел к людям.
Ему тогда крепко досталось. Жена закатила дома ревнивый скандал, главным образом потому, что на тот час в компании также не досчитались и молоденькой бухгалтерши Замятиной, вернувшейся из противоположной стороны леса в довольно-таки потрепанном виде.
