Людмила Петрушевская - Настоящие сказки
Валентина Ивановна, кроме того, заказала телефонные переговоры с Гималаями и кричала во все горло:
— Алло! Алло! По срочной! По правительственной связи! Гималаи, Амати! Как это не отвечает? Девушка, это с телевидения! Программа срывается!
Наконец ближе к ночи Вальку соединили.
— Алло, это вы? Не слышно! Это я, Валя! Валя Аматьева! Ваша Валя! заорала она. Которая убежала от вас, помните? Я еще пятнадцать книг у вас взяла... На память... Как здоровье? Але, я вас что-то не слышу! Буду сама говорить! Я живу ничего, вот работаю. Благодаря вас и ваших уроков. Вернее, благодаря ВАМ. Вспомнила. Благодаря вам и вашим урокам. Так что извините, я школу не кончила, говорю неправильно, может быть, но зато я уже выучила девять томов ваших секретов. Осталось шесть. Так сказать, грызу науку.
Тут она сладко причмокнула сухой корочкой.
— Меня уже не достанешь. Я самая сильная в мире, поздравьте. Сама себя могу защитить в любом виде. Этот дар вы мне вручили при рождении, спасибо.
Тут она закурила, сплюнула и продолжала:
— Кстати, у меня живет на секретной квартире и очень сильно болеет ваша кукла Барби Маша. Але, не слышно! Переселилась ко мне. Она случайно упала. С дуба. Ей очень плохо. Она больная на всю голову. На завтра назначена операция. Будем эту голову у ней отрезать. Смотрите телевизор по первой программе, прямая трансляция, называется «Врач своей куклы». Сначала мы ей отрежем нос, так? Для дезинфекции, потому что у нее к тому же насморк. Дети будут в восторге. Программа ужасов. Потом отрубим ей уши, а то у нее воспаление уха. Так сказать, хирургическое лечение. Тут у всех просто слюнки текут. Ребята подобрались хорошие. Алло! Так что посмотрите завтра телевизор! Алло! Вы меня слышите? Я не слышу, але!
Барби Маша прочно сидела в гнезде на дереве, ожидая своего часа, так что Валькирия помчалась домой, где находился ее Эдик, коротая время перед телевизором.
Он учился переселять людей на другие экраны.
Когда по второй программе показали парад десантников, Эдик оживился и тут же ввел наши доблестные войска в несколько соседних передач сразу, и на одном экране немедленно закипела торговля, воины продали оружие, береты и портянки и накупили жвачки и множество напитков, а офицеры — ковры, а генерал — машину; а на другом экране солдаты огляделись, им понравилось, и они попросили политическое убежище, для чего выстроилась очередь в полицию; а вот на третьем экране началась настоящая битва, причем никто не знал ради чего, ни солдаты, ни офицеры, ни местные.
Никто, кроме Эдика.
Как он сиял!
Валька, придя, одобрила результаты его работы, велела приготовиться на завтра.
Вариантов было два: либо мастер Амати не выдержит, спустится на землю с Гималаев и побежит спасать свою Барби в телестудию, а заодно и окажется сам на экране, и Эдику надо будет просто переместить мастера в кипящую кастрюлю (по другой программе в это время шла кулинарная передача), и тогда можно спокойно переселяться в Гималаи и оттуда править миром.
Если же Амати не явится, он все равно не допустит мучений своей любимицы Маши, начнутся переговоры, и тогда Валька предъявит ему требования: отдавай власть над миром, дворец и так далее, а сам забирай Барби Машу и проваливай.
Эдик сидел и радовался.
— Но, — зевая, — сказала Валька, я в этих Гималаях опять губить свою жизнь не нанималась. На родине интересней.
Неожиданное посещениеСтарый мастер дед Иван встал и пошел к Барби с линейкой, поскольку настало время вырезать педали для музыкального инструмента — точно по ее ноге.
Он присел на колено и стал мерить Барби туфельку.
Потом, отметив размер, он поспешил к своей тетради и увидел, что уже раньше записал его и что цифра, которая имелась у него, не совпадает с нынешней.
Еще бы, ведь волшебная Барби Маша много ходила и бегала по хозяйству (попробуй сварить целое море макарон и вымыть пол размером с три футбольных поля!).
Поэтому у нее и нога была больше, чем у всех остальных Барби.
Те же просто сидели или лежали, а Барби Маша работала!
У теперешней Барби Кэт ножка была маленькая и бесполезная.
Короче, мастер заподозрил, что эта Барби не его.
Он поднес куколку к свету своей лампы и увидел, что у нее в ушах дырочки, возможно, для сережек.
У его Маши такого не было!
Он также подметил, что глаза у этой Барби совсем другие — пустые и равнодушные.
— Так! — сказал он себе, вернул куколку на место и начал изучать обстановку.
Тут только он увидел открытое окно, комочки сухой грязи на подоконнике, а также воронье перо на полу (Валька была известной неряхой).
— Так! — повторил он.
Еще в детстве дед Иван — тогда он был Иванушкой — слышал рассказы о птицах-воровках, которые врывались в окна и форточки в отсутствие хозяев и утаскивали у бедных людей их единственное богатство — скажем, колечки, лежащие в вазочке, или серебряную ложку из детской чашки.
Бедные люди плакали, вспоминали, кто их посещал вчера — знакомые, соседи, или родственники, или дети, и много ужасных ошибок совершалось, много горьких мыслей бродило в голове обокраденных, и сколько горя причинял этот птичий разбой — начинались подозрения и ссоры на всю жизнь, кого-то больше не приглашали в дом, с кем-то переставали здороваться.
Дед Иван вспомнил, что творилось в доме, когда ему самому было восемь лет.
Соседская мамаша недосчиталась брошки с камушком, которая лежала в блюдечке на буфете, и это произошло сразу же после того, как маленький Иванушка играл у них вместе с другими детьми в лото, а потом за ним пришла мама и увела его.
И только когда хозяин дома нашел на подоконнике воронье перо и послал ребят слазить на дерево, и в вороньем гнезде обнаружилась брошка плюс еще две ложки, щипчики для сахара и чья-то вставная челюсть из белого металла — только тогда выяснилось, кто воришка.
На этом дедовы воспоминания прервал настойчивый звонок в дверь: видимо, пришли очередные посетители.
Дело в том, что после передачи по телевизору к Ивану ходили целые экскурсии смотреть кукольный домик.
Дед Иван уныло пошел открывать.
К нему на этот раз заявилась довольно странная пара — худая красноносая гражданка с маленьким пронырливым сыном.
— Пришли к вам поговорить, — хрипло сказала посетительница. — Мы из поселка Восточный. Меня зовут Шура Шашкина.
— Вот домик, — сказал дед Иван, — я работаю, смотрите сами.
И он уселся за стол.
— Домик ничего, — прокашлявшись, произнесла Шура. — Смотри, сынок.
И они ушли, гремя резиновыми сапогами, почему-то в кухню.
Там они походили, заглянули и еще кое-куда, а затем вернулись, и Шура сказала:
