Уильям Хоффер - Только с дочерью
– А вы не можете заехать в посольство?
Я поразмыслила. Дорога в посольство была кружной и долгой – я никак не успевала в школу к полудню. А я должна была быть там во что бы то ни стало, должна была спасти своего ребенка.
– Нет, – ответила я. – У меня не получится.
Я знала, что Хэлен ежедневно осаждают сотни иностранцев, и у каждого – своя печальная, драматичная история. У нее не было ни минуты свободного времени. Но я так нуждалась в ней.
– Вы должны приехать! – крикнула я.
– Хорошо. Куда?
– К школе Махтаб.
– Ладно.
Я устремилась к магистральной улице, где можно было остановить оранжевое такси, по щекам у меня струились слезы, я отпихивала каждого преграждавшего мне путь встречного, и как раз в тот момент, когда я проходила мимо дома Эллен, из окна на втором этаже выглянул Хормоз.
– Бетти-и! – окликнул он. – Ты куда?
– Никуда. Со мной все в порядке. Оставь меня в покое.
Хормоз различил в моем голосе истерические нотки. Он выбежал из дома и легко нагнал меня в середине квартала.
– Что случилось? – спросил он.
– Оставь меня в покое, – вымолвила я сквозь рыдания.
– Нет. И не подумаю. Что случилось?
– Ничего. Мне надо идти.
– Загляни к нам, – предложил Хормоз.
– Не могу. Я должна ехать в школу к Махтаб.
– Загляни к нам, – ласково повторил Хормоз. – Все расскажешь. А потом мы отвезем тебя в школу.
– Нет. Я позвонила в посольство, и люди оттуда будут ждать меня около школы.
Иранская гордость Хормоза была уязвлена.
– Зачем тебе было звонить в посольство? Посольство тут совершенно ни при чем. Забудь о нем. Эти люди тебе ничем не помогут.
В ответ я лишь разрыдалась.
– Ты совершаешь большую ошибку, – увещевал Хормоз. – За посольство Махмуди тебя по головке не погладит.
– Я пошла. Мне надо в школу к Махтаб.
Увидев, что меня не переубедить, и поняв, что я должна быть рядом с дочерью, Хормоз предложил:
– Давай мы тебя отвезем. С Эллен, на машине.
– Хорошо, – согласилась я. – Но только сейчас же.
Вся школа была в волнении. Ханум Шахин сказала, что Махтаб в классе – на ней нет лица, но она молчит. И посоветовала пока ее не трогать, я согласилась. Эллен и Хормоз довольно долго беседовали с директрисой, выясняя подробности случившегося. Хормоз казался обеспокоенным, встревоженным. Рассказ о взбесившемся Махмуди и вид моих страданий были ему не по душе. Он пытался найти какой-то выход из создавшегося кризиса, не подвергая нас новой опасности.
Тут ко мне подлетела миссис Азар со словами:
– Вас там спрашивают.
– Кто? – вскинулась ханум Шахин.
Хормоз что-то объяснил ей на фарси, и лицо директрисы потемнело. Официальные лица из швейцарского посольства были ей совершенно ни к чему. Под ее хмурым взглядом я все же вышла с ними поговорить.
Хэлен и мистер Винкоп ждали на улице около школы. Они подвели меня к машине, на которой не было никаких дипломатических номерных знаков. Там, на заднем сиденье, я им все рассказала.
– Мы отвезем вас в полицию, – заявил мистер Винкоп.
В полицию! Я давно подумывала о том, чтобы туда обратиться, но всякий раз по зрелом размышлении отклоняла эту идею. Полицейские были иранцами, стоявшими на страже иранского закона. Махмуди же распоряжался своей семьей в соответствии с таковым. В чем-то они, может, и помогли бы, но я боялась их последнего слова. Они обладали властью депортировать меня, выслать из страны без дочери. И тогда Махтаб навсегда останется в этом безумном государстве со своим безумным отцом. Однако сейчас полиция, казалось, была единственным выходом. Восстановив в памяти события сегодняшнего утра, я пришла к твердому убеждению, что Махмуди приведет свою угрозу в исполнение. Я боялась как за Махтаб, так и за себя.
– Хорошо, – сказала я. – Едем в полицию. Но сначала я должна забрать Махтаб.
Я вернулась в школу, где Эллен и Хормоз все еще беседовали с ханум Шахин.
– Я уведу Махтаб прямо сейчас, – сказала я.
Миссис Азар перевела мою фразу, затем – ответ ханум Шахин. Когда до меня дошел смысл ее слов, я поняла, что директриса не только кардинально изменила свое отношение ко мне, но и была обозлена. Вот уже несколько месяцев – а сегодня утром особенно – она открыто занимала мою сторону в войне, которую я вела со своим мужем. Но сейчас я совершила непростительный грех – привела в ее владения людей из представительства США. Официально они считались служащими швейцарского посольства, но представляли интересы Америки. Работа же ханум Шахин заключалась в том, чтобы мыслить, учить и проповедовать в рамках антиамериканской пропаганды. Ее и выбрали-то на эту должность за твердость политических убеждений.
– Мы не можем отдать ее вам, – ответила ханум Шахин. – Это будет нарушением закона. У нас же исламская школа, и мы обязаны подчиняться исламскому законодательству, по которому ребенок принадлежит отцу. Так что вам мы отдать ребенка не можем.
– Вы не смеете! – возмутилась я. – Он же ее изобьет. Ханум Шахин только сильнее насупилась.
– Нельзя, – повторила она и добавила: – Вам не следовало приводить сюда людей из посольства.
– Ну хорошо, тогда не могли бы вы поехать в полицию вместе со мной и Махтаб? Или пусть поедет кто-нибудь из школы.
– Нет, – отрезала ханум Шахин. – Мы ничего не знаем.
– Но он же при вас грозился меня убить!
– Мы ничего не знаем.
Мой взгляд упал на ханум Матави, которая была моей лучшей ученицей по английскому.
– А вы? – спросила я. – Вы слышали, как он это говорил?
– Да, – ответила она. – Слышала.
– Вы не могли бы поехать со мной в полицию? Ханум Матави взглянула на ханум Шахин, та вскинула подбородок и поцокала языком. Нет.
– В рабочее время нельзя, – сказала ханум Матави. – Но когда уроки закончатся, я готова поехать с вами в полицию и подтвердить, что он грозил убийством.
Услышав подобную дерзость, ханум Шахин нахмурилась.
В отчаянии, не помня себя от страха и проклиная исламский закон, лишавший меня доступа к собственной дочери, я вернулась к посольской машине.
– Они не отдают мне Махтаб, – заплакала я. – И не хотят ехать в полицию.
– Что вы намерены делать? – спросила Хэлен.
– Не знаю.
Слова «полиция» и «исламское законодательство» звенели у меня в ушах. Если уж ханум Шахин столь законопослушна, то чего же тогда ждать от полиции? Ведь полицейские – мужчины. Теперь я не сомневалась – поход в полицию будет означать, что я навсегда потеряю Махтаб. Этого я допустить не могла, пусть бы мне и пришлось рисковать ради этого собственной жизнью. Могу ли я рассчитывать на то, что Махмуди остынет и не приведет в исполнение свои угрозы; доживу ли я до завтрашнего дня? Есть ли у меня выбор?
