Дина Рубина - Всегда, всегда? (сборник)
Мне было весело. Все-таки здорово я отделал Володьку, хотя, конечно, нельзя забывать, что он был пьян и, значит, это несколько снижает торжество по поводу победы.
Я шел домой и думал, почему у меня так нелепо складываются отношения с будущими родственниками… Что Маргаритин отец Толя-рыжий, что эти голубки…
Куда я все лезу и что хочу доказать? Что я страстно хочу изменить в этих людях? И почему думаю, что я, именно я, имею право заставить их поступать так, а не иначе? Ведь я всего лишь один из них… Дурак, думал я, ты ж сам себя убеждал, что отныне свободен, что тебе нет дела… Значит, все-таки не свободен? Значит, есть, черт возьми, дело?
– Все! – сказал я бабе в коридоре. – Завтра напишу рапорт. Вы довольны? Вы счастливы наконец? Теперь мне все равно. Устраивайте меня. Пристраивайте меня. В метро. В «Торгпиво». В городскую ассоциацию ассенизаторов! В хорошую семью!
– Тихо, – сказала баба. – Деду делают укол. Валентина Дмитриевна прислала к нам очаровательную девочку, Надюшу. Пойди познакомься и веди себя как человек. Впрочем, разве тебе кто-нибудь понравится! Скажешь – книг мало читала и на одной ножке плохо вертится… Что ты уставился на меня?
Я расстегнул деревянными пальцами пуговицу на рубашке у ворота и сказал бабе:
– Только не вздумай совать ей свои злосчастные деньги. Это моя будущая жена…
* * *Утром меня разбудил телефонный звонок. Я судорожно выхватил из-под подушки ручные часы. Четверть седьмого. Вчера я вернулся поздно, потому что провожал Надю и мы долго сидели на раскладушке в ее новой, совершенно пустой квартире, а под другую раскладушку спрятался Надин сын Митька. Он стеснялся меня и не хотел вылезать.
Телефон все звонил, и я снял трубку. И не сразу узнал Сережу Темкина.
– Саша, – сказал он странным голосом, – хорошо, что застал тебя…
– А, привет работникам следственного отдела! – стараясь, чтобы получилось бодро, воскликнул я. – А я вам нынче волк свинье не товарищ, сыскные вы крысы! Копошитесь, братцы, а я вольный орел! Сокол! Ястреб! Беркут!
– Саша, Григория убили… – тихо сказал он.
И не ожидая моего голоса в трубке, словно понимая, что я не смогу ни выдохнуть, ни выдавить из горла слова, добавил:
– Приезжай, надо помочь.
* * *Мы шли по коридору, по которому каждый день ходили с Гришей, и Сергей рассказывал:
– Рутинный вызов. Хулиганство. Пьяный муж дебоширил… Молодой мужик, жена, ребенок… Поехали Григорий с Ядгаром.
– Подожди, – сказал я, – пьяный муж дебоширил. Какой адрес?
– Ну, я не помню, старик.
– Подожди! – я остановился, сердце у меня колотилось. – Улица Космонавтов, дом семь, квартира… квартира, кажется, четырнадцать?
– Ну, кажется…
– Дом такой старый, трехэтажный?..
– Да… – Он смотрел на меня удивленно, не понимая.
– Мужик этот – слесарь?
– Ну, в том-то и дело, старик! Черт знает, как эта отвертка у него в лапах оказалась. Саша, ты что?
Я привалился к стене, не мог дышать. Вздохи получались, а выдохи – нет.
– Сережа, это из-за меня Григория убили…
– Ты что? – крикнул Сергей.
А я не слышал ничего. Я его по губам понимал. В голове моей гулким прибоем шумела кровь.
– Подонка этого не забрал… Пожалел жену… Она умоляла…
– Брось, старик, ты это брось, ты что… – повторял Сергей и все тряс меня за плечо. – Мало ли кого мы берем или не берем? А сколько их сам Гришка не брал? А я сегодня ночью одного алкаша дочери оставил, она в ногах валялась…
Он тряс меня за плечи яростно и жестко, и эта тряска, честное слово, помогала мне дышать. Думаю, если бы Сережа ударил меня, мне бы очень полегчало, я бы выдохнул наконец из горла этот обжигающий ком ужаса и боли.
Но он отпустил мое плечо и проговорил с тоской:
– Ты мне лучше скажи, как к Лизе идти? Ведь она еще не знает…
Как я к Лизе пойду, а?.. Что Лизе скажу…
* * *На крыльце стояла Люся – нарядная, причесанная, торжественная. В седой комсомольской стрижке сидел на затылке гребешок. Казалось, ради такого дня она даже чуть распрямилась.
– Саша, угощайся, – сказала она сурово и протянула мне пачку «BT», ту самую, Гришину.
Я взял из пачки сигарету, и мы закурили.
– Вот так, Саша, вот так… Хороним Григория… – с таким же суровым достоинством продолжала она. – Эх, Гриша, Гриша, молодой ты, красивый, – чего не жить?
Наверное, так надо, наверное, так принято у людей, чтоб и смерть обсудить толково, спокойно, с достоинством. Поговорить надо степенно, постичь все это… Но я не мог говорить, я пробормотал что-то и поднялся в актовый зал, где лежал Григорий. В дверях столкнулся с Сережей и Ядгаром. Видно было по повязкам, что их сменили у гроба.
– Иди, – сказал Сергей, – там Галя с дочкой. Поговори, успокой, ты же ее хорошо знаешь.
– А Лиза? – спросил я. – Что Лиза?
– Лизу увели, – сказал Ядгар, – неудобно, понимаешь… Стоит законная жена, понимаешь, дочка… А тут Лиза кричит…
Появился Гена Рыбник, встрял между нами и сказал убежденно:
– Жизнь человеческая – комедия…
Я отвернулся, чтобы не видеть его, и вошел в зал. Григорий лежал на столе, и в зале пахло свежеструганым деревом. Лицо у него было бледным и утомленным. Казалось, Григорий сейчас вздохнет и буркнет сквозь сон: «Дайте поспать, хрычи, тяжелое было дежурство…»
И Галя была такая же бледная, исплаканная, разве что стояла с открытыми глазами. За руку ее цеплялась Аленка.
Мы обнялись, Галя заплакала горько и сказала:
– Саша, прошу тебя, уведи куда-нибудь ребенка. С тобой она пойдет.
Я поднял Аленку на руки, обнял ее покрепче и быстро вышел из зала. Мы спустились во двор, обошли гаражи, и на заднем дворе, где росли два старых платана, я опустил Аленку на землю и присел рядом с ней на корточки.
– Смотри, Елена Григорьевна, – сказал я ей, – видишь, это осень, видишь, листья падают.
– А почему падают? – спросила она.
– Они прожили целое лето, а теперь умирают. Но весной они появятся снова. И так будет каждый год.
– Всегда-всегда? – спросила она, доверчиво глядя на меня глазами Григория.
– Всегда-всегда, – твердо ответил я…
* * *…Мы несли Григория под голубым, глубоким, голубиным небом, долго несли Григория, медленно, целых три квартала. Потом расселись по машинам, по автобусам и поехали на кладбище – хоронить.
* * *…Я бесшумно открыл дверь и сказал бабе, которая дожидалась меня в прихожей:
– Потом. Завтра…
– Все? – только спросила она.
– Все, – ответил я и зашел в нашу с Маргаритой «детскую».
– Не зажигай свет, – попросила баба тихо, – Маргаритка засыпает.
Я раздевался в темноте молча, бесшумно, отупело. Маргарита еще не заснула и бормотала что-то, рассказывала самой себе сказку.
