Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 12. Ключи от Волги
Дед краеведа торговал луком. И возил его обозами на санях не близко, не далеко — аж в Сибирь, за реку Ишим. Туда — лук, оттуда — меха. Не бедный был человек… Отец Ахмета промышлял изготовление мошны — кожаных кисетов для бурлаков. Сам же Ахмет стал народным учителем и сорок лет учил ребятишек по селам окрест Касимова. Он воевал. Отличился в боях под Тихвином и у Волхова. Вместе с «учительской медалью» в деревянной коробке хранит шесть медалей военных.
Живет Ахмет Мартынович в деревянном высоком доме на кирпичной подклети. Дом построен отцом для матери. Она болела чахоткой, и земский врач посоветовал: «Муртаза, жена проживет еще пять годов, если построить здоровый сосновый дом». Отец все бросил и немедленно взялся строить. Ровно пять лет мать и жила в этом доме.
Ахмет, учительствуя, в отцовском доме почти не жил. Вернулся в него пенсионером. И живет сейчас с сестрой, уже совсем древней и неподвижной. Ахмет Мартынович трогательно о ней заботится. Несколько раз во время беседы он говорил «извините…» и нес в соседнюю комнату то чай, то яблоко…
Есть в доме реликвия — часы, которым без малого двести лет. Причудливое сооружение с большими медными гирями и сонным хрипом в высоком футляре имеет «звуковые окошки».
Через каждую четверть часа поет перепелка, и время от времени по дому разносится голос кукушки, такой натуральный, что можно подумать: залетела в окошко из сада.
— Равнодушная штука часы, — говорит старик, подымая помятые гири. — Родился — прокуковали, умрешь — прокукуют. А жизнь… Славная штука жизнь! Тут у нас над Окой много кукушек и соловьев. Соловьи, замечаю, к городу льнут…
Разговор принимает направление краеведческое. Сообща выясняем, почему соловьи «льнут к Касимову», почему славятся голосами соловьи курские и «любят ли соловьев в других государствах…».
Краеведение — это страсть, но побогаче, чем любое коллекционирование. И потому неприятным и чужим словом «хобби» эту страсть не хочется называть. Краеведение — это естественная потребность человека узнавать вокруг себя мир.
И сколько я знал краеведов — это были всегда счастливые люди, очарованные странники, для которых посещенье мест, где еще не бывал, — праздник, а узнавание подробностей всего, что лежит в пределах их досягаемости, — сама радость жизни.
Ахмет Мартынович смолоду был таким, таким и остался на восьмом десятке лет жизни.
Конечно, прежней крепости — «одолеть сорок верст за день!» — давно уже нет, да и моторный велосипед, облегчающий странствия по району, уже не часто тарахтит от дома под гору к пристани и к мосту.
— Я вроде аккумулятора — был все время под током, а теперь ко мне проводок подключают: посвети-ка, Ахмет Мартыныч! — Старик добродушно смеется. И чувствуешь: хорошо прожитая жизнь скопила радость на окончанье ее.
Ахмет Мартынович не ждет, когда к нему «подключатся», он сам подключается, появляясь перед взрослыми и детьми как проповедник с аршинной папкой наглядных пособий, сделанных из любительских фотографий. Он страстный фотограф и проводит ночи при красном свете — готовит снимки для намеченной где-то беседы. Это могут быть портреты героев войны, снимки старинных построек, памятных мест, интересных людей. Он и открытки к праздникам делает сам из фотографий по истории города…
Беседуя с краеведом, всегда узнаешь больше, чем написано в книжках о тех же местах. Под песню кукушки и хрип старинного механизма часов я узнал, где в лесах под Касимовом надо искать грибоварню, на карте в деревне Ананьино за Окой была помечена водяная мельница — «проверьте, давно там не был…» (Проверили. И действительно, обнаружили исправную водяную старушку, возможно, последнюю на Рязанщине.) Узнал я, в какой деревне плетут для туристов и для театров лапти. Помечены в памяти краеведа места, где варят на зиму «смаковы» (фруктовые хлебы из яблок, смородины и малины), и, конечно, на счету у Мартыныча села, где еще делают конскую колбасу, где перед домом непременно стоит кирпичный амбар — убежище от пожара, где плетутся корзины из хвороста и где держат коз исключительно ради пуха.
(«Оренбургский платок-то, он раньше вязался из здешнего пуха, пудами шел из касимовских сел!») Разумеется, хорошо знает Мартыныч, чего и сколько производит сейчас Касимов. («Морские сети, точила, утюги, мясорубки, ветеринарное оборудование, дубленые полушубки…») Но это все на виду, это можно пойти посмотреть. А вот ушедшее и забытое — это знает лишь краевед.
Ему ведомо, кто и когда посетил город, как о нем отозвался, что приключилось тут с человеком. «Александр Невский по пути из Орды скончался тут в Городце-Мещерском», — говорит Мартыныч значительно. (Историки, правда, спорят на этот счет, но понятно, на чьей стороне касимовский краевед…) Царь Алексей Михайлович (отец Петра I), желая обновить родовую кровь, решил жениться на девушке из глубинной России. Выбор пал на касимовскую красавицу Фиму, дочь небогатого дворянина.
Дело дошло до венчанья, но в церкви, стоя рядом с царем, Фима упала без чувств… Драматическую коллизию расстроенного замужества Мартыныч советует прочитать в романе В. Соловьева «Царская невеста». У краеведа же в записях значится еще один брак, со счастливым исходом. Отбывая в Касимове царскую ссылку, азербайджанец Бабаев женился на местной девушке. От этого брака родился Петя Бабаев, ставший знаменитым революционером. (Мартыныч перебирает свои документы, достает коробку из-под конфет. «Вот посмотрите: «Москва, кондитерская фабрика имени Бабаева».)
Что еще ведомо краеведу? Много всего. Вспоминается грамота Грозного здешней ямской слободе («Хранилась у старосты триста лет!»). Вспоминается мальчик Волченков Саша. С комиссарским пакетом мальчишка обошел дозоры мятежников и на реке криком остановил пароход, спешивший в Касимов из Мурома — подмога избежала засады на пристани. (Мартыныч достает собственноручно вычерченную карту с условными знаками. На ней — путь мальчика через город к реке и тут же портрет с пометкой: 1918 год.)
Пошел разговор об Оке — потянулась длинная цепь интересных подробностей жизни на ней. Мартыныч знал многих бакенщиков, зажигавших когда-то «керосиновый свет».
На его глазах поэтическая профессия умерла — появились бакены-автоматы с электрической лампой. Помечено у Мартыныча лето, когда в Касимов впервые пришла «Ракета». И год (1858), когда по Оке из Касимова на Рязань в первый раз прошел пароход. А заглянули глубже в историю, обнаружилось: первым кораблем на Руси был вовсе не ботик Петра на Плещеевом озере, а корабль «Орел», построенный в здешнем краю при отце царя-флотоводца, Алексее Михайловиче. Корабль дошел до Каспия, но был сожжен вольницей Стеньки Разина…
* * *
На вопрос: кого Мартыныч считает образцом для себя в делах краеведения? — старик лукаво сощурился.
— В музее нашем висит картина: Юрий Долгорукий на коне у Оки и рядом — старик проводник.
Так вот этого русского князя можно считать замечательным краеведом. Все время был на коне. И был умен, любознателен. Землю свою, по всему судя, знал весьма хорошо. Ведь какое удачное выбрал для Москвы место! И наш городок посадил на Оке тоже без всякой промашки…
У многих краеведов я замечал забавную слабость: место, которое исходили, изведали, в рассуждениях об Отечестве они непременно в строку поставят вслед за столицей. И это легко понять. Отечество — для каждого из нас — большая страна и еще уголки в ней, исхоженные, изведанные и вследствие этого всегда любимые.
Для Ахмета Муртазиновича Ишимбаева таким местом является земля на Оке и старинный глубынь-городок.
Фото автора. 6 февраля 1980 г.
Краеведы
(Проселки)
Ахмет Мартынович был молодым, когда ему показали письмо, отправленное «В Москву, Калинину…» из Сысула. Мужики жаловались: «Нет школы… говорят, радио объявилось, а мы не слыхали ни разу… И даже налог не платим…» Это было в 1933 году. Учителя послали узнать, что и как. Стал спрашивать дорогу в лесную деревню, говорят: «Иди по углям». Думал — шутят, оказалось, правда, снег на дороге был черным. Вела дорога в селение углежогов.
С этого первого путешествия вглубь мещерских лесов начал Ахмет Мартынович «краеведничать». Он сам говорит, что был в этом деле любителем, ходившим просто как человек любознательный. Но в 20-х и 30-х годах сюда отправлялись и краеведы серьезные. Ввиду перестройки деревни важно было запечатлеть быт, уклад жизни, творчество людей, поверия и обычаи, сохраненные тут, в лесах, со времен почти что языческих.
Краеведы в те годы были хорошо организованы. Они собирались на регулярные «чтения», был у них свой журнал («Вестник рязанских краеведов»), их записки собирались в специальный архив. Пробежим сегодня глазом по их тетрадкам, отмечая хотя бы только детали на листах, исчисляемых многими сотнями.
