Игорь Чубаха - Злаки Зодиака, или Ижица-файлы
На столе начальника в рамочке стояла фотография. Там был запечатлен кто-то толстый и важный, с генеральскими погонами, усами и ответственностью в глазах. Еще на фотографии красовалась дарственная надпись «Дорогому Сергею Викторовичу от... (далее неразборчиво)».
– Сергей Викторович, что мы с бензином будем делать?! – бодро начал Максим.
Сергей Викторович наверняка поморщился, а кожа на затылке уж точно пошла складками:
– А без меня такую ерунду не решить? – не оборачиваясь, очень грозно спросил Сергей Викторович.
– Может, в тупик загоним до особого распоряжения? – подобострастно подсказал Храпунов.
– Я тебе загоню! – не отрываясь от кандидата, фыркнул начальник станции, – Уже трижды из Питера дергали. Я же приказал отправлять! Пятьдесят вагонов с мазутом задержать, рязанский шлак перегнать на Сортировочную, но чтобы бензин отправили в срок!
– Меня в курс не ввели, во сколько отправляем-то?
– Уволю всех, – недобро вздохнул Сергей Викторович, – и рубанул кулаком по столу, – Я приказал отправить в девять сорок! – и начал медленно поворачиваться к посетителю.
– Мы показывали беседу с кандидатом от «Союза обиженных» Владимиром Костроминым. По оценке независимого аналитического агентства «Контакт» за господина Костромина собираются послезавтра проголосовать сорок девять процентов избирателей...
Далее пошла реклама каких-то премудрых фотоаппаратов, позволяющих что-то необычное делать с глазами, Максим не вникал.
Максим покосился на настенные электронные часы. Зелеными точками там было вытатуровано: «09. 38». И тут же по фокус-покусному точки подмигнули Храпунову, и на часах стало: «09. 39». А когда Сергей Викторович, наконец, соизволил завершить поворот головы к визитеру, того и след простыл.
Секретарша всезубо улыбнулась опрометью бросившемуся из кабинета налоговому незнакомцу. Меж тем слух о проверке пронесся по коридорам со скоростью пожара в хорошо проветриваемом помещении. И пусть на самом деле в управлении никакой налоговой облавы не велось, паника наблюдалась. Кто-то судачил подчеркнуто громко, дескать, не имею ни от кого тайн. А кто-то интимно шептался.
В курилке на лестничной площадке второго этажа у мусорного ведра молодой человек в свитере понуро одну за другой ломал компьютерные дискеты, будто крошил воробьям печенье. Плечо парня вминалось под весом роликовых коньков. Максим притормозил рядом, предъявил папин именной амулет и заявил не терпящим возражений голосом:
– Мне срочно нужно ваше транспортное средство.
Молодой человек опешил. И, поскольку руки его были заняты дискетами, уши слухами о налоговом наезде, а предъявленный жетон выглядел как значок «Почетный чекист», ролики достались МакМаку без препирательств.
За дверьми учреждения Максим произвел сильное впечатление на торгующую семечками старуху тем, что ролики напялил, а ботинки, связав за шнурки, накинул на шею.
И понесся. Понесся. Через улицу, через привокзальный рынок. Шарахающиеся покупатели бананов и продавцы укропа успевали выпорхнуть из-под его носа в самый последний момент. Сзади сыпались апельсины, картофель и проклятия.
Резко развернувшись вокруг телеграфного столба, экстремал взлетел на перрон и увидел последнюю цистерну набирающего скорость состава. И хотя до этого Максим летел птицей, теперь он помчался еще быстрее.
Казалось, еще чуть-чуть, и он бы догнал, но кончился перрон.
И тогда исаявец прыгнул. Правой ногой он оказался на рельсе, а левой стал энергично отталкиваться, как лыжник палкой перед самым финишем. Еще! Еще! Еще! Ура!
Ухватившись пальцами, отважный исаявец из последних сил перебросил собственное тело с рельс на какую-то железную штуковину, горизонтально приваренную к цистерне.
Впереди был еще непочатый край работы. Именно работы. И притом, работы по специальности. Может быть, предстояло подставить грудь под ритуальный шаманский нож. Может, погоня уведет исаявца в карельские леса. Может быть, Мальцев погибнет, и его настоящее имя не произнесут даже на панихиде.
Впереди был непочатый край работы. А Максимыч выдохся, как откупоренное и забытое на столе шампанское.
* * *Встречный ветер пытался отжать скрюченные пальцы Максима, но нечеловеческим усилием исаявец продолжал держаться за перекладины лесенки. Плащ полоскался где-то за спиной, исполняющие роль шарфика ботинки дубасили по спине, шнурки ботинок резали горло. А ветер пах осенью и бензином.
Ветер был пропитан просачивающимися из цистерн флюидами любви, и только сверхзадача удерживала Храпунова от того, чтобы не запеть во все пережатое шнурками горло «Ес ту дэй».
Пока Максим переобувался обратно в любимые ботинки, мимо табуном испуганных зебр прогромыхал перрон пустынной станции, состав мчался в родной Питер без остановок. Теперь на горб исаявец повесил ролики – как честный человек, он надеялся их когда-нибудь вернуть.
Кое-как, задыхаясь и луща ногти, Храпунов вскарабкался на покатую цистерну. Это была четырехостная шестидесятитонная цистерна, изготовленная на Ждановском заводе тяжелого машиностроения. На борту цистерны, там, где в древности клеймили домашний скот, значился восьмизначный номер. Котел цистерны был выкрашен в белый и безнадежно загажен до чумазости подгоревшей яичницы. Прочие емкости с бензином ничем не отличались от сестры и покорно галопировали на поводу у тепловоза. Каждую цистерну опоясывала ажурная лесенка и венчал танк с люком, окруженный перильцами, за которые страшно браться.
Чтобы окончательно убедиться в своей правоте, разжалованный игумен распутал ржавую проволоку и заглянул внутрь цистерны. В желто-зеленом плещущемся о стенки бензине клубилась водорослями бурая муть – еще не отцеженные Злаки Зодиака. Однако, не время прохлаждаться на бойком встречном ветерке, Храпунов упрямо, наперекор ветру, ринулся к голове состава.
За спиной оставалась рыжая щетина кустов по канавам, а в канавах вода, черная и жирная, как икра, и, тем не менее, прозрачная, покоящая на дне золото опавших листьев. За спиной прятались в прошлом прокопченный бурьян, синие рельсы, оранжевые от осыпающейся с вагонов ржавчины шпалы и черно-красный щебень, похожий на битый кирпич.
«Припух-припух-припух!..», – выли колеса состава. Здесь же, сверху, волнами шаталось исписанное проводами небо, ветер дергал перепрыгивающего через скалящиеся буферами пропасти с цистерны на цистерну, бегущего по цистернам к тепловозу исаявца еще яростнее. Но если бы только это.
От головы состава навстречу Храпунову отправились две человеческие фигурки. Они умильно, так же как только что исаявец, подпрыгивали и постепенно набирали визуальный размер. И когда расстояние сократилось до одной цистерны, даже сквозь выветриваемые слезы и сопли Максим узнал встречающих. Узнал по сладковатому запаху гниения. Это были Хляст и Чек. Успевшие подпортиться, морды цвета беляшей. Правда, в эту встречу глаза их были широко раскрыты, не моргали, а цвет имели неестественно фиолетовый.
– Я что-то не врублюсь, – притормозив на безопасной дистанции, окликнул Макса Хляст, – Ты за кого? Человек ты теперь, или нелюдь?
– У меня приказ от Богдухана! – пытаясь перекричать грохот колес, не очень то и врал Максим. Но вот подлость, его распирала искренняя приязнь к двум жмурикам – зря он так глубоко вдохнул фонящие приворотные испарения из люка. Его глодала совесть. За то, что вынужден лгать таким симпатягам. Ему было до печеночных колик стыдно за самого себя, ведь вот, прямо сейчас, он будет вынужден спихнуть старых знакомых под откос.
– Гад он последний, хоть я его и люблю всей неприкаянной душой! – недоверчиво затряс шевелюрой Чек, как бы жалуясь старшему побратиму на Храпунова, – Это из-за него меня банкой «Нескафе» шпокнуло. Хотя, если попросит прощение, мы можем взять его в долю и вместе выковырять того противного мальчишку, что заперся в тепловозе!
– Да погоди ты! – отмахнулся Хляст. Некоторое время закрытая пасть Хляста челночно двигалась по горизонтали, будто язык меж зубов ковыряется. Это Хляст размышлял и взвешивал. Затем старшой объяснил свои сомнения, – Разве не чуешь, он уже однажды укушенный? – Хляст был одет в зашмоняный свитер грубой вязки с чужого плеча. Зато на брюках стрелки, пусть брюки и украшенны засохшим бисером грязи и плебейски заправлены в резиновые сапоги. И еще обновка – в гнилом рту клацала стальная фикса.
– Ну и фигли, что обвампиренный? Приглядись, он еще дышит!
– И то верно, – принял подсказку к сведению Хляст и ступил вперед, – Значит, гришь, ты теперь приказы Богдухана раньше нас узнаешь? – на голове старшого насчитывалось еще меньше волос, чем в последнюю встречу. То ли выпали, то ли коротко постригся. Оставшиеся волосы приобрели цвет перезимовавшего стога сена.
По сторонам от мчащейся цепочки цистерн разбегались рыбьи скелеты высоковольтных линий. Уплывали поля, похожие на изъеденные молью лисьи шубы, к горизонту жались, как дым сиреневые, полоски леса.
