Луиза Вильморен - Жюльетта. Госпожа де... Причуды любви. Сентиментальное приключение. Письмо в такси
— Ну вот, я же говорила, что вы будете разбивать сердца, — ответила г-жа Даже.
При этом она не одобрила идею так поздно отменять ужин, назначенный в ее честь, и посоветовала превозмочь усталость и все же пойти туда. Г-жа Зарагир несколько раз кашлянула и сказала:
— Нет, я просто не в силах, я умираю.
Такое поведение очень не понравилось г-же Даже, и она заговорила об этом с мужем, когда они ехали в автомобиле.
— Только сумасшедшая может пойти ужинать в ресторан, когда она просто не в силах и умирает, — сказала она.
— Если Луи Дювиль ухаживает за госпожой Зарагир, я предпочел бы, чтобы это происходило не у нас, — ответил г-н Даже.
Увлечение и соблазн часто замутняют ум. Но Луи Дювиль, хотя и был увлечен, вел себя во время ужина достаточно умно. Он говорил о мимолетности времени, осуждал тиранство и путем некоторых сравнений сделал так, что Тижу потерял в глазах г-жи Зарагир всю свою прелесть. У нее даже мелькнула мысль, что в течение пяти лет она жила в заточении. Соблазн представился ей в невинном свете, и она даже подумала, не были ли щедроты Зарагира своего рода маневром, призванным удерживать ее вдали от взглядов и признаний других мужчин.
— Он всегда относился ко мне как к ребенку, как к живой игрушке, как к кукле, — сказала она. — Он действительно старался удовлетворить мои желания, но по существу моя душа никогда его не интересовала.
Она делала такое признание мужчине, который относился к ней не просто как к красивой женщине, но и как к умной женщине, каждое слово которой достойно внимания. Она откровенничала с ним, он слушал ее и отвечал так, что она в конце концов стала думать, что с помощью своего подсознательного нежно-отеческого эгоизма г-н Зарагир держал взаперти ее молодость и подавлял ее личность.
— Ах, как я был прав, полюбив вас, — прошептал он.
— Вы меня смущаете, я уже не знаю, кто я.
— Я покажу вам, кто вы и чего вы заслуживаете. Я восхищаюсь вами и жалею вас.
Женщины больше всего любят, чтобы их жалели. Жалеть их — долг приличия и, если мужчина не жалеет женщину, чье счастья он пытался обеспечить, то он в конце концов лишь дает ей повод жалеть себя.
В том, что говорил Луи, не было заметно стремления убедить, и г-жа Зарагир не могла бы обвинить его в том, что он оказал на нее влияние. Однако он сумел внушить ей, что она оказалась жертвой и что какие-то ее права были нарушены.
— Раз вы меня жалеете, значит, вы понимаете меня, — воскликнула она.
Опьяненная своим новым положением, она приняла томный вид, жесты ее стали замедленными, а улыбки окрасились тонами отчаяния.
После ужина они пошли прогуляться по Булонскому лесу, где у озера еще сохранялись серые отблески дневного освещения. Они прошлись по берегу, обмениваясь дежурными фразами о пейзаже, время от времени останавливаясь и вновь отправляясь в путь. Так они шагали до тех пор, пока подбадриваемые тишиной, одиночеством и наступившей темнотой не оказались непроизвольно в объятиях друг друга.
Любовные отношения, осуждаемые рассудком, превращаются в своего рода героические поступки, поскольку сопровождаются угрызения совести, которые придают поцелуям еще большую остроту. Г-жа Зарагир, охваченная довольно обыденной страстью, не стала ни рассуждать, ни сдерживать себя, а, приняв сторону своей вины, откровенно и не без удовольствия отдалась чувству. Луи повез ее к себе и лишь на рассвете доставил ее к порогу дома Даже. В спальне ее ожидали две телеграммы, которые она, не распечатывая, сунула под подушки шезлонга. Когда ложась в постель, она по привычке бросила взгляд на портрет мужа и увидела на стекле фотографии отпечаток своих губ, то быстро отвела глаза в сторону и спряталась под одеяло. Г-н Зарагир показался ей в эту минуту тем более достойным уважения, что она изменила ему. И впервые подумала о своих обязанностях перед ним. Так, обманутый человек зачастую обретает в глазах обманувшего его особую значимость. Задумавшись над этими вопросами, г-жа Зарагир нашла извинения своему поступку и вскоре уснула.
Наутро ее разбудила г-жа Даже.
— Уже поздно. Я волновалась, потому что не слышала, как вы вернулись. Как вы себя чувствуете? — спросила она.
— Отвратительно.
— Не надо было выходить из дома вчера вечером. То, что вы делаете — просто безумие.
— Безумие? Почему безумие? — отвечала г-жа Зарагир.
— Отвечать вопросом на вопрос — дурной признак. Ведь он очарователен, не правда ли?
— Вы находите?
— Не притворяйтесь! Луи Дювиль влюблен в вас, я это вижу и завидую вам: что может быть прекраснее, чем чувствовать себя любимой?
Страдающая от угрызений совести г-жа Зарагир при этих словах расслабилась и, не выдержав гнета одиночества, решила облегчить сердце:
— Ах, если бы вы знали всю правду, вы бы увидели, что я достойна жалости! Двое мужчин по очереди разрывают мне душу и совесть!
— Двое мужчин? Вам разрывают душу?
— Увы, — ответила г-жа Зарагир и тут же рассказала, как она обручилась с Луи Дювилем, как вышла замуж за г-на Зарагира и как этой ночью позволила увлечь себя дальше, чем допускает простое кокетство.
Ее искренность и необычайность этой истории поразили г-жу Даже и конец рассказа стал началом прочной дружбы между ними, не требующей объяснений. Они перешли на «ты».
— Раз ты откровенна, будь откровенной до конца: ты влюблена? — спросила г-жа Даже.
— Мужчины — странный народ, они любят друг друга по-настоящему, — ответила г-жа Зарагир. — Мой муж жалеет, что не может больше дружить с г-ном Дювилем, что не может больше поехать в Вальронс, и это несколько омрачает нашу семейную жизнь. Сперва я уступила Луи, чтобы добиться от него услуги, а потом совсем потеряла голову, забыла о своем первоначальном намерении и поплыла по течению.
— Тем лучше! Такое движение по течению облегчает исполнение долга. Женщины, любящие своих мужей, изменяют, чтобы помочь им реализовать их стремления и амбиции. Да и к тому же, разве это можно назвать изменой?
Неверность становится отвратительной не тогда, когда человек любит или поддается искушению, а тогда, когда он в состоянии трезво анализировать ситуацию. Когда поступки контролируются мыслью, они оказываются лишь итогом расчетов.
— И что ты теперь собираешься делать? — спросила г-жа Даже.
— Если я уеду и во второй раз брошу Луи Дювиля, он навсегда меня возненавидит. А если я останусь…
— Оставайся! Он любит тебя, он захочет сделать тебе приятное, и я готова биться об заклад, что через несколько дней ты сможешь написать г-ну Зарагиру, чтобы он приехал к тебе в Вальронс. Замужество связано со множеством неудобств, но при этом имеет то преимущество, что подсказывает женщинам уважительные причины: жена обманывает мужа, потому что любит его и именно потому, что любит его, разрывает, когда цель достигнута, связь, которая оказалась бы преступной, если бы стала совсем бескорыстной.
— Слава Богу, меня здесь не упрекнешь в бескорыстии, — сказала г-жа Зарагир. — Слушай, дорогая, пусть все это останется между нами и обещай, что не выдашь моей тайны.
— Твоей тайны? Клянусь тебе, я нема как могила, — отвечала г-жа Даже.
На этом они и остановились, когда им доложили, что Луи Дювиль просит принять его. Он сказал г-же Зарагир, что зимний пейзаж и освещение подчеркивают красоту архитектурных памятников, а он накануне обещал повезти ее в Версаль, где они и пообедают.
Они проехали по Булонскому лесу, по берегам Сены и по парку Сен-Клу.
— Помните? — спросила г-жа Зарагир. Лицо ее без косметики было бледным, опущенные веки порозовели больше, чем обычно. Луи Дювиль был невозмутим, и все их поведение свидетельствовало, что их близость в прошедшую ночь не сблизила, а отдалила их друг от друга.
«Некоторые воспоминания не остаются в памяти; их подсказывает уму сердце», — ответил Луи. — Знаете, кто это сказал?
— Ах! Вы причиняете мне боль. Почему вы подсмеиваетесь? Я очень волнуюсь. Посоветуйте мне, что я должна делать: уезжать или оставаться?
Он остановился:
— Я все время думаю о тебе, всюду вижу тебя. Посмотри, — сказал он, показывая на деревья, — эти ветки, эти веточки образуют на фоне сегодняшнего неба черты твоего лица и всего твоего существа. Ты знаешь, что я тебя люблю и все еще сомневаешься? Значит, ты так никогда и не сможешь определиться с тем, кого же ты предпочитаешь?
— Смогу, — отвечала она со вздохом и прошептала: «Люби».
Он улыбнулся. Они поехали дальше, он рассказывал ей о Версальском замке и о той тишине, которую изгнанники после отъезда оставляют в своих домах и садах.
— Это молчание, в котором кроется упрек, молчание безутешных. И из поколения в поколение любопытствующий чувствует себя не по себе в спальне, где смертное ложе еще ждет возвращения отсутствующего.
Слова эти призывали к задумчивости, и г-жа Зарагир, которой хотелось рассказать ему о своей беседе с г-жой Даже, не решилась сделать это и молчала. Они осмотрели замок и, как многие влюбленные до них, обошли Большой и Малый Трианоны.
