Джеффри Арчер - 36 рассказов
Подготовка к трибуналу заняла несколько месяцев. Все это время Мур контролировал отправку британских войск на родину. Бумажной работе не было ни конца ни края. Некоторые из оказавшихся в его подчинении военнослужащих были столь слабы, что полковник счел необходимым укрепить их эмоциональное и физическое состояние, прежде чем посадить на корабль и отправить в пункт назначения.
До начала трибунала полковник Мур использовал в качестве помощников майора Сакату, сержанта Акиду и капрала Суши, — которым он полностью доверял. Смена власти не сказалась на отношениях двух офицеров, хотя в разговоре с полковником Саката как-то признался, что предпочел бы умереть, защищая родину, нежели стать очевидцем ее унижения. Мур видел, что и в ожидании грядущей участи японцы оставались столь же дисциплинированны. А собственную смерть большинство из них расценивали как естественное следствие поражения своей страны.
Первое заседание военного трибунала состоялось в Токио 19 апреля 1946 года. Генерал Томкинс занял в токийском районе Гинза пятый этаж старого Императорского суда — одного из немногих зданий, уцелевших во время войны. Томкинс, низенький, толстый и чрезвычайно несдержанный по характеру человек, которого один из его собственных офицеров характеризовал как «бумагомараку из Пентагона», прибыл в Токио всего за неделю до начала слушаний. Тот же самый офицер в разговоре с полковником Муром заметил: единственное «тра-та-та-та», которое слышал в своей жизни генерал, издавала пишущая машинка его секретаря. Тем не менее, решая участь подсудимых, генерал, не колеблясь, оценивал меру их вины и определял наказание.
«Вешать всех этих узкоглазых желтолицых ублюдков» было одним из любимых выражений генерала.
Расположившись вокруг стола в старом судебном зале, двенадцать членов трибунала выносили свои решения. С самого начала стало ясно, что генерал не намерен принимать во внимание такие вещи, как «смягчающие обстоятельства», «былые заслуги» или «человеческие мотивы». Уяснив для себя позицию Томкинса, полковник всерьез забеспокоился за судьбу бедных японцев, которых ожидал трибунал.
Очень скоро полковник также выделил в составе трибунала четырех американцев, которые, как и он сам, не всегда поддерживали огульные решения генерала. Двое из них были юристами, двое других — фронтовиками, участвовавшими в недавних сражениях. Вместе эти пятеро человек пытались противостоять наиболее предвзятым решениям генерала. В последующие недели им несколько раз удавалось склонить на свою сторону еще одного-двух членов трибунала и заменить смертную казнь пожизненным заключением — для японцев, представших перед судом за преступления, которые они, возможно, и не совершали.
Всякий раз, когда начиналось обсуждение очередного такого случая, генерал не скрывал своего презрительного отношения к этой пятерке. «Нашли кому сочувствовать, проклятым япошкам», — не раз заявлял он, и не всегда вполголоса. А поскольку генерал сохранял влияние на трибунал, успехи полковника были крайне редки.
Когда пришло время решать судьбу тех, кто служил в лагере для военнопленных в Тончане, генерал, не утруждая себя разбирательствами, предложил повесить всех скопом. И ничуть не удивился тому, что все те же пятеро стали возражать. Полковник Мур в красках описал свое пребывание в Тончане в качестве пленного и вступился за майора Сакату, сержанта Акиду и капрала Суши. Их повешение, пытался внушить присутствующим полковник, было бы такой же дикостью, как зверства, которые творили в войну некоторые японцы. Он настаивал на пожизненном заключении. Генерал откровенно зевал во время выступления Мура, а когда тот закончил, не стал никак обосновывать свою позицию, а просто поставил вопрос на голосование. К удивлению генерала, исход голосования оказался шесть-шесть: один юрист-американец, который до этого всегда был на стороне Томкинса, тут присоединился к пятерке несогласных. Решающее слово оставалось за генералом, и он, не колеблясь, проголосовал за виселицу. Искоса взглянув на полковника, Томкинс сказал:
— Время ланча, джентльмены! Не знаю, как вы, а я лично очень проголодался. И никто на этот раз не может сказать, что мы приговорили всю эту желтую сволочь к смерти без суда и следствия.
Полковник Мур поднялся со своего места и, ни слова не говоря, вышел из зала.
Он сбежал по ступенькам вниз и приказал своему водителю сейчас же отвезти себя в штаб британских войск в центре города — и как можно скорей! Ехать было недалеко, но у них ушло на это какое-то время: люди толпились на улицах днем и ночью. Добравшись до своего кабинета, полковник попросил секретаршу соединить его с Англией. Пока она выполняла распоряжение, Мур прошел к себе в кабинет, где стал перебирать папки и наконец нашел нужную: на ней было написано «Личное». Он открыл папку и достал письмо, чтобы проверить, точно ли он запомнил то самое предложение…
«Если понадобится моя помощь по какому-либо вопросу, без всякого промедления обращайтесь ко мне лично».
— Сейчас он ответит, сэр, — сообщила секретарша с явным волнением в голосе.
Полковник подошел к телефону и замер в ожидании. Тут в трубке раздался мягкий, хорошо поставленный голос: «Слушаю вас, полковник». Ричарду Муру не понадобилось и десяти минут, чтобы изложить суть проблемы, с которой он столкнулся, и получить необходимые полномочия.
Закончив разговор, он сразу же отправился обратно в трибунал. Твердым шагом вошел в зал в тот самый момент, когда генерал Томкинс садился на свое место, чтобы начать дневные слушания.
— Позволите мне для начала сделать одно заявление? — решительно спросил его полковник Мур.
— Пожалуйста, — ответил Томкинс. — Только покороче. А то нам с этими япошками еще разбираться и разбираться.
Полковник Мур обвел взглядом остальных одиннадцать членов трибунала.
— Джентльмены, — начал он. — Сим я слагаю с себя полномочия британского представителя в этой комиссии.
Генерал Томкинс не мог сдержать улыбку.
— Делаю я это, — продолжал полковник, — с неохотой, но при полной поддержке нашего премьер-министра, с которым я беседовал буквально только что.
При этих словах Томкинс нахмурился.
— Мне надо вернуться в Англию, с тем чтобы представить мистеру Эттли и кабинету министров подробный отчет о том, каким образом осуществляется работа трибунала.
— А теперь послушай меня, сынок, — начал генерал. — Ты не можешь…
— Могу, сэр. И обязательно это сделаю. В отличие от вас я не желаю, чтобы на всю оставшуюся жизнь руки мои оказались в крови солдат, не заслуживших смертной казни.
— А теперь послушай меня, сынок, — повторил генерал. — Давай хотя бы обсудим это, прежде чем ты сделаешь что-то такое, о чем потом будешь сожалеть.
Больше в этот день в работе трибунала перерывов не было, а вынесенный раньше приговор майору Сакате, сержанту Акиде и капралу Суши заменили пожизненным заключением.
Не прошло и месяца, как генерала Томкинса отозвали в Пентагон, прислав ему на смену бывалого морского пехотинца, отмеченного боевыми наградами еще в Первую мировую войну.
В следующие несколько недель смертный приговор двумстам двадцати девяти военнопленным японцам был отменен.
Полковник Мур вернулся в Англию 11 ноября 1948 года: он был сыт по горло реализмом военной поры и лицемерием мирных времен.
А через два года Ричард Мур принял сан, стал приходским священником в тихой, неприметной деревушке Эдлбич в графстве Саффолк и с радостью принялся исполнять свои новые обязанности. И хотя Мур редко упоминал о своем военном прошлом в разговоре с прихожанами, про себя он часто думал о днях, проведенных в Японии.
Так прошло лет десять…
— «Блаженны миротворцы…» — стоя за кафедрой, начал викарий заутреню в Вербное воскресенье, но закончить предложение не смог.
Обеспокоенные прихожане подняли головы и увидели на лице священника широкую улыбку: он пристально смотрел на кого-то в третьем ряду.
Мужчина, на которого он глядел, смутился и почтительно кивнул головой. Викарий продолжил службу.
После церемонии Ричард Мур встал у западного входа в собор, чтобы проверить, не подвело ли его зрение. Встретившись лицом к лицу — впервые за последние пятнадцать лет, — двое мужчин поклонились друг другу и обменялись рукопожатием.
За ланчем у него дома священник был рад услышать, что Сакату по прозвищу «Палочки для еды» через пять лет после вынесения приговора выпустили из тюрьмы: по соглашению союзников с новым японским правительством заключенные, не совершавшие тяжких преступлений, подлежали освобождению. Когда полковник поинтересовался, как дела у «Кисло-сладкой свинины», майор признался, что потерял связь с сержантом Акидой (Кислый), а вот капрал Суши (Сладкий) работает вместе с ним в одной электронной компании.
