Черникова Елена Вячеславовна - ЗОЛОТАЯ ОСЛИЦА
- В чем дело? - развязно спросил он, грубо хлопнув ее по груди.
- Я не могу стоять на ногах. Сегодня меня чуть не уволили с работы...
- Ну - не уволили? - уточнил муж.
- Нет. Люди добрые спасли.
- Ну и иди тогда на кухню, а то мне неудобно перед гостем... - И закрыл за собой дверь.
Женщина поняла вдруг, что самое правильное - одеться
и любой ценой выползти на улицу. Голова мужа целее будет,
право.
На крючке в ванной висели её старые джинсы и огромная рубашка в клеточку, много лет назад случайно перешедшая к ней с плеча ее отца: были в лесу на пикнике, поднялся ветер, и рубашку надели просто так, чтоб плечи не мерзли, а рубашка возьми да и освойся. Рубашка обычно висела в ванной вместо халата. Ей это легко удавалось - быть халатом, поскольку разница в размере была пунктов двадцать.
Женщина нацепила на голое влажное тело рубашку и джинсы, взяла с полочки свою зубную щетку и посмотрела в зеркало: вид был ужасный. Что там синяки под глазами и бледно-зеленый фон в целом! Затравленный взгляд, красные заплаканные глаза, взъерошенные лохмы по плечам, только что вымытые и еще не расчесанные. Рубашка висела на плечах мешком на швабре. Было страшно.
Как выбраться из квартиры? Женщина тихо приоткрыла дверь, высунула нос: с кухни доносился звон граненых стаканов. Понятно, портвешок. Понятно, подумала она и юркнула в большую комнату, схватила свою сумочку и поискала щетку для волос. Нету нигде. А, ладно, пойду так. И двинулась на цыпочках в прихожую. Когда замок уже почти открылся, муж с кухни вдруг уловил подозрительное движение в квартире и кинулся в прихожую. Обнаружив описанное выше зрелище, он быстро понял, что жена от него уходит - и загородил дверь спиной. Вслед за ним в прихожую вышел друг и сказал "ребята-ну-что-вы..."
Жена принялась отскребать мужа от двери, муж с силой удерживал ее запястья. Жена вспомнила, что у нее есть ноги и пару раз махнула правой. Попала. Муж взвыл и на секунду ослабил хватку. Жена юркнула ему подмышку, дабы вцепиться в дверной замок. Не вышло. Быстро очухавшись, муж мертво схватил ее за плечи и потащил в комнату. По инерции они очутились у раскрытого окна. Этаж тринадцатый. Жене, конечно, очень хотелось покинуть квартиру, но через дверь. Поэтому, ощутив спиной ветер из распахнутого окна, она обрела второе дыхание. Последним яростным броском она отцепила от своих плеч клешни мужа и оттолкнула его в угол, где стояла их супружеская кровать. Пока он летел, она кинулась в коридор и, наконец, справилась с замком. Выбежав на лестничную площадку, она полсекунды размышляла - лифт или лестница, - и выбрала лестницу. Тринадцать этажей! Можно спрятаться от погони, можно переждать, можно сесть в другой лифт! Куча вариантов! И она пулей понеслась по лестнице вниз, не оборачиваясь.
Район, в котором жили молодые, был хорош своей бездарной планировкой. При огромных расстояниях между корпусами - никакой внятной логики их расстановки. Район был похож на самостоятельный макет ученика метранпажа, впервые размещающего на газетной полосе негнущиеся металлические столбцы гранок. Казалось, ученику велели вместить в раму всё набранное - без "хвостов", но железо не лезет в железо, а деваться некуда, и начинающий в горести берется за кувалду. Вот примерно такая славная архитектура жила вокруг того исторического дома.
На улице женщина почувствовала себя легче; ее ноги, уже научившиеся драться и бегать, теперь уже могли ходить, тошнота почти прошла, вечерний ветер трепал её мокрые волосы и раздувал парусом огромную рубашку в клеточку.
Обернувшись на родимый дом, женщина поняла, что больше сюда не вернется. Идти, правда, тоже некуда, поскольку эту квартиру они получали с мужем на двоих, а родилась женщина в другом городе. В другой город её не тянуло, поскольку любимая работа находилась в Москве, но возвращаться в оставленную мужу квартиру не тянуло тем более.
Женщина пошла к реке, протекавшей в ста метрах от подъезда. До настоящей темноты оставалось не больше часа, надо было что-то придумать, но голова работала плохо. Постояв над водой, женщина подумала, что жизнь без чудес не бывает. Она вспомнила телефон знакомца из автобуса - П!
Ближайшая телефонная будка содержала внутри и с п р а в н ы й телефон! Единственная монетка, обнаруженная в кармане джинсов, сработала: длинные гудки, П взял трубку, телефон не отключился, объяснять - кто это звонит - не пришлось, П сразу узнал ее голос.
- У меня проблема, - проскулила женщина.
- Я иду на остановку встречать вас, - отчетливо сказал П.
И они встретились. Он отвел ее в свой дом, посадил на диван, дал в дрожащую руку маленькую рюмку с настоящим коньяком, принес расческу, раскладушку, одноместный спальный мешок, перину и гитару.
- Вы всё завтра мне расскажете, если захотите, а сейчас ложитесь в этот мешок, я вам песню спою.
И спел тихую песню под гитару. Женщина, застегнутая в пуховый спальник, на толстой удобной перине, с крошкой коньяка в крови и тихой песней в душе - уснула через минуту крепчайшим из своих лучших снов. П спал на диване. Всё было тихо-тихо.
... - Ах, какая идиллия. Ах, как стоит жить, когда такие люди в стране родимой есть! - издевался над Ли ночной попутчик.
- Конечно, - кивнула она, не обращая внимания на его интонацию.
- И ему не пришлось потом вздрагивать по ночам, вспоминая вас!..
- Не знаю.
- Ах, вы и от него смотались!
- Что-то я от вас устала...
- Это от неблагодарности. Я вас, можно сказать, почти вылечил, а теперь вы отталкиваете честную руку хирурга.
- Нет, в самом деле, не расстаться ли нам с вами
на полдороге?
- Дорогая Ли, нет ничего невозможного. Кроме невозможного.
- А если я уже все равно выбрала путь? - храбро предположила Ли.
- Я еще поверить в это должен, а со мной такое редко случается. Очень редко.
- Мистер Фер. Я свободный человек. Учтите.
Салон троллейбуса наполнился зловонным зеленоватым дымом. Похолодало. Ли вздрогнула, но вовремя вспомнила, что она все-таки ничего не брала из его рук, ничем не обязана, а разговорчики не имеют необратимой силы.
- А если я дочитаю нашу бордовую книжечку, скажем, не вам, а вашей дочери? - ехидно осведомился ночной попутчик, усердно задымляя троллейбус всё более густыми выбросами.
- А наплевать. У нее свой путь, и не пытайтесь воззвать к моему материнскому сердцу. Не на ту
напали.
- А если я выкуплю вас? Хотите, я навсегда прекращу ваши круги, хотите, вы никогда больше не вернетесь? Ведь вы так устали! С вас достаточно.
- Милосердный вы мой! - рассмеялась Ли в глаза Люциферу.
- Нет, в самом деле! У вас никаких перспектив. С вами всё ясно. Вы ж сами видите: пройдя все свои дороги по сотне раз каждую, вы все равно возвращаетесь
и не можете вырваться. Всё. Хватит. Не ерзайте. - Он уже почти приказывал Ли.
Она весело посмотрела на ночного попутчика, вспомнив народную мудрость про "не зови черта - так он и не придет".
- Тогда чем же я вас накликала на самом-то деле?
- Я всегда навещаю таких упорных, заклиненных
на чем-нибудь. Они самые утомленные, их легко переманить. Они как двоечники, решающие одну и ту же задачу тысячу лет, и всё никак.
- А если я решила уже свою задачу? - Ли старалась не обращать внимания на усиливающийся смрад.
- Я знал бы, - самоуверенно сказал ночной
попутчик.
- Откуда же? Это ведь в душе происходит.
Сначала-то...
- А вы отдайте ее мне, и я проверю - произошло ли там то, что вы говорите.
- А вы опоздали.
- А вдруг нет?
- Да точно же, голубчик. Вы сами посмотрите в свою книжку-то! Там написано. А вы собственным глазам не верите...
- Мало ли что в книжках пишут! - обронил обиженно Люцифер.
- Всё, - сказала Ли, - я решила. Вы уходите,
а я сама теперь разберусь.
- Ага, сейчас. Вы еще можете попробовать перекреститься, чтоб я внезапно сгинул. Начитались агитпропа, сударыня.
- А что - не помогает?
- Попробуйте.
Ли перекрестилась, но исчезли только дым и смрад. Сам ночной попутчик целехонек сидел на диванчике
и ехидно смотрел в глаза Ли.
- Понятно, - сказала Ли. - Просто дьявольское упрямство...
- Я продолжу? Или вы?
- Я. А вы молчите. Врун. Я отказываюсь от вас.
В салоне троллейбуса запели птички.
Ночной попутчик сидел и смотрел в глаза Ли. Не отводя взгляда, она сказала:
- Рассказ про Р.
***
Алфавит: Р
- Рыбки уснули в саду-у-у-у! Птички затихли в пруду-у-у-у! - умильно вытягивал пьяный под сосной. Вечерний лес посвежел, насторожился, приготовился к ночи, и последний посетитель, напрягая свои вокальные и вестибулярные, пытался проникнуться дыханием сумерек и посоответствовать настроению окружающей природы.
Ворота парка уже закрыли, сторожа проверили каждый куст и успокоенно пошли откупоривать заготовленные емкости с истиной.
