«Сглотнула рыба их…» Беседы о счастье - Кучерская Майя Александровна

М. К. Что бывает? Война.

Т. Б. Тем не менее, мать или свекровь нарушают границы почти регулярно.

М. К. Да, что-то в духе «Так, где у вас тряпки (иголки, пакеты) хранятся? Да кто сюда кладет, кто так хранит?» В чужом доме свекровь или теща чувствуют себя как в своем – и в холодильник заглянет, и в буфет, и в шкаф в коридоре, да и еще и переделает всё на свой вкус.

Т. Б. Потому что рассматривает невестку или зятя как приобретение в свою семью. Хорошее или плохое, неважно. Важно, что в свою. Это же моя дочь, а значит, и ее муж – он как бы тоже мой. И жить, следовательно, они должны так, как я считаю правильным.

Но проблема эта двусторонняя. Делать в ней что-то надо не только невесткам. И я начала бы с тещ и свекровей. Чтобы их жизнь с молодыми была для них самих менее травматичной, им нужно внутри себя перестроиться.

М. К. Неужели вы сейчас скажете, что суть этой перестройки в том, что они должны признать автономию другой семьи?

Т. Б. Должны.

М. К. Это так, прямо скажем, очевидно, и так редко исполняется, что…

Т. Б. …говорить такую банальность почти неприлично. Но – им действительно нужно отказаться от права собственности на своих детей.

Вообще-то, задача родителей состоит в том, чтобы воспитать детей так, чтобы они стали самостоятельными, то есть в родителях не нуждались. Но ненужность переживается обычно болезненно и может восприниматься не только как отверженность. «Меня как бы нет, если я не нужна» – часто именно так ощущает женщина изменение своей роли в жизни ребенка. Мать, боящаяся своей ненужности, не заинтересована в самостоятельности своих взрослых детей.

Но отношения, которые держатся только на нужде, – корыстны по своей сути, причем с обеих сторон. И вредны – также обеим, потому что нужда порождает зависимость и дает власть.

В идеальном варианте нужда и потребность быть нужной должны уступать место в отношениях желанию общения. Причем задолго до того, как центробежные силы, благодаря которым происходит отпочкование от семьи, перевесят силы центростремительные. Но если этого не произойдет, то результат предсказуем. И называется он – война. Между взрослой дочерью и матерью. Между матерью и сыном.

Но если два человека дерутся, больно обоим. И хотя наше сочувствие практически всегда на стороне молодых, тещам-свекровям тоже не сладко. Вот почему им самим нужно меняться.

М. К. Меняться? Вы предлагаете измениться людям, которым шестьдесят, семьдесят лет? Людям старшего поколения перестроиться гораздо сложнее, чем их детям.

Т. Б. Возможно. Но может быть, такая задача ими даже не ставится? А если и ставится, то обычно в таком залоге – чего делать не надо. Не вмешиваться, например. А вот что делать, мало кто знает. Не знала и я, когда стала тещей.

У меня были очень хорошие отношения с дочерью – тесные, теплые, доверительные, но в первые три недели после свадьбы она ни разу мне не позвонила. Мне было обидно – вот, теперь я ей уже не нужна! И, сжав зубы, не звонила тоже – чтобы «не навязываться». Не выдержав образовавшейся в моей жизни пустоты, я пошла «жаловаться» на дочку священнику. И он мне сказал – ну, во-первых, не беспокойся, у них все в порядке, потому что если было бы плохо, она бы пришла. А во-вторых, и это очень важно, – когда она придет и начнет ругать своего мужа, единственное, что ты должна сделать, – это восстановить их добрые отношения и его образ в ее глазах.

Знаете, мне это очень помогло. Я поняла, что мне делать. И с тех пор делаю это неуклонно. Но может быть, этим женщинам никто не сказал, как именно им нужно перестроиться?

М. К. Со свекровями, мне кажется, дело обстоит иначе. Потому что и сыновей матери любят по-другому – страстно, слепо. А уж единственных – просто страшно смотреть. Заласкивают их до полного паралича воли. Маменькин сыночек – вот предсказуемый результат такой материнской любви. Но что делать жене такого человека, который чуть что тянется к маме? Звонит, советуется, страдает напоказ… Понятно, от мамы и в самом деле тяжело оторваться. Она ведь любит своего сына сильнее, чем жена.

Т. Б. Главное, она от него ничего не требует. Наоборот, облизывает его, по головке гладит и готова всё для него сделать. И ему не нужно ни о чем заботиться, не нужно соответствовать, брать на себя ответственность… Он сыночек, который позволяет маме себя любить. И конечно, в этом плане жена маме не конкурентка. Потому что жена требует. Вольно или невольно. Словесно или бессловесно.

И ревность играет здесь не последнюю роль. Одна мысль, что невестка отняла у нее сына, очень болезненна. «Кто тебе дороже – я или эта?» – в сердцах спрашивает обойденная вниманием сына, обиженная мать.

Конечно, если свекровь – женщина состоявшаяся, и у нее есть чем жить, кроме сына, есть свои, удовлетворяющие ее отношения, ей легче принять тот факт, что сын любит еще кого-то, кроме нее. Но если она сама – как женщина – не счастлива, то с ревностью ей справиться трудней. Но единственной причиной, по которой мать может перестать так к невестке относиться, – любовь к сыну. Она должна перевесить.

М. К. Пора, по-моему, сочинить назидательный рассказик. Для разнообразия – про тестя и тещу.

В двух шагах от дома

Инга Веретенникова вышла замуж по любви. Сережа работал в той же компании, только двумя этажами выше, был ее на несколько лет старше. Сережа разглядел Ингу на новогоднем корпоративе – тогда они поиграли в боулинг, посмеялись, выпили, выиграли в лотерею белого плюшевого котика, Сережа вызвался Ингу провожать, и пошло-поехало, в мае сыграли свадьбу. И всё бы хорошо, если бы родители Инги не жили буквально в двух шагах от того здания, где Инга с Сережей работали. Честно говоря, так в свое время Инга сюда и устроилась: гуляла с Чарликом, увидела на стене красного кирпичного здания стенд с «Требуется». И через полчаса уже заходила внутрь, попытать счастья.

После того как Инга поселилась с мужем в другой квартире и на другом конце Москвы, она постоянно забегала к родителям во время обеденного перерыва – завезти продуктов, поболтать. Дочкой Инга была поздней, мама с папой уже вышли на пенсию, много времени проводили дома и, конечно, очень радовались ее приходам. И пока Инга души не чаяла в своем Сереженьке, всё шло хорошо. Но примерно через год общей жизни они начали ссориться. В основном на почве будущего ребенка и денег. Инга считала, что с ребенком нужно повременить, укрепить материальное положение семьи, дождаться Сережиного повышения, которое всё откладывалось. Сережа торопился. И злился на Ингу. Он оказался вспыльчивым. То есть он и всегда был вспыльчивым, но прежде он никогда не повышал голос на любимую жену. Те времена были давно позади.

Инга начала жаловаться на него маме и папе. Те горячо ей сочувствовали, а Сережу осуждали. Бедная девочка! Ни погулять толком не успела, ничего, двадцать два года – сама еще дите! Бесчувственный пень. И еще смеет кричать! «Хочешь, я с ним поговорю?» – гневно спрашивал папа. «И поговори!» – поддакивала мама.

Каждый раз после таких бурных обсуждений Инга выходила от родителей растрепанная. Внутри все так и горело. Сережа представлялся и в самом деле каким-то тупоголовым пнем, все разговоры – только о работе, как она себя чувствует – никогда даже не спросит! В такие дни Инга старалась ускользнуть с работы пораньше, чтобы ехать домой не как обычно, а в гордом одиночестве, без Сережи.

А к концу декабря, как раз на двухлетие Сережи-Ингиного знакомства, сроки аренды здания, в котором находилась их компания, закончились. Арендодатель нашел себе кого-то получше, а их компании пришлось переезжать в другое место. Не слишком далеко, пять станций на метро, та же ветка, но к маме с папой в обеденный перерыв уже не забежишь.