Михаил Веллер - Легенды Невского проспекта (сборник рассказов)
Хороший был полковник. Больше таких уже нет. Полк за ним – в огонь и в воду. И у командования на прекрасном счету, в пример всем ставили. Но – не продвигали... Не то он когда-то где-то сказал не то, или по возрасту попал в неперспективные, или замполит про сто граммов стучал в политотдел дивизии... В общем, вся его жизнь была – родной полк, и как апофеоз службы – эти парады.
Значит, старшина выбрасывает окурок, ставит с сожалением пустую кружку, и протягивает руку за знаменем, которое, свернув, прислонил к ларьку сбоку...
Не стоит там что-то знамя. Это он перепутал – он его с другого бока прислонил.
Смотрит он с другого бока: нету. Нету там знамени.
Странно. Ставил же. Сзади, значит, поставил...
Но только сзади ларька знамени тоже нету.
Старшина спрашивает лейтенантов-ассистентов:
– Ребята, у кого знамя?
Они на него смотрят непонимающе:
– Как у кого? Ты ж его из рук не выпускал.
– Да вот, – говорит, – поставил здесь...
Они вместе смотрят ларек со всех сторон – нет, у ларька знамя не стоит.
Начинают вертеть головами по сторонам. Взять никто не мог. Кругом в пулеметном темпе полк пиво пьет повзводно и поротно, и вольным шагом марширует в расположение.
– А кто сегодня дежурный по посту № 1? Во балда! Не иначе разводящий распорядился сдуру знамя сразу после парада доставить на место – и отрядил караульных прямо к концу церемониального марша. Так спрашивать же надо! салаги...
Старшина с ассистентами, спрятавшими шашки в ножны, идет в штаб полка, к знаменной витрине, где на посту № 1 стоит с автоматом «на грудь» часовой.
Пуста витрина.
– Знамя где? – спрашивает старшина у часового.
Тот от удивления начинает говорить, что ему на этом почетном посту категорически запрещено:
– Как это? Так вы же знаменосец...
– Тебе его что – не приносили?
– Кто?
– Ну... внешний караул...
– Никак нет. А что – должны были?
Идут к начальнику караула:
– Знамя ты брал?
Тот смеется – оценил шутку.
– Ага, – говорит. – Пусть, думаю, повисит немного над КПП, чтоб сразу было всем видно, что они входят не куда-нибудь, а в гвардейский орденоносный полк.
– Ну же ты мудак!! Где оно?!
– Да вы чего?.. Я ж так, ребята... шучу... а что?
– Шутишь?! ничего. Молчи... понял?!
У старшины делается все более бледноватый вид, и пышные усы постепенно обвисают книзу. Лейтенанты-ассистенты – те откровенно мандражируют. И они начинают перерывать полк: какой идиот взял знамя и где его теперь держит.
Возвращаются к ларьку. Там уже свернуто все пивное хозяйство.
– Не, – говорит ларечник, – вы что. Ничо не видел. Да ты ж его из рук не выпускал.
– Не выпускал, – мрачно басит сержант, сделавшийся ниже ростом.
Может, в кабинет командира полка занесли? Или к начштаба?
Идут обратно в штаб. Нет – пусто. Во все окна заглянули. Только часовой у пустой витрины смотрит выжидательно, болван.
Они проходят по всем ротам. Идут в автопарк: может, знамя у ларька упало, соскользнуло по стенке, и кто-то в толчее его поднял и положил, например, на броню, и так на танке оно в парк уехало.
Нет; нету.
Дежурный по парку сильно удивляется вопросу и, конечно, тоже ничего не видел.
Тем временем полк окончил праздничный обед. Половина солдат валит в увольнение: сбрасываться на самогон, драться в очередь вокруг четырех деревенских девок и склонять к любви средний школьный возраст. Офицеры компаниями шествуют по домам – за столы с выпивкой и закуской. Тихо в расположении. И нет нигде знамени.
Человек, не служивший в Советской Армии первого послевоенного десятилетия, а тем паче вообще штатский, ужаса и масштаба происшедшей трагедии оценить не может. В лучшем случае он слыхал, что высший знак солдатской доблести – это трахнуть бабу под знаменем части. Сейчас, когда лейтенант в автобусе не уступает место полковнику, когда и солдат не солдат, и офицер не офицер, и присяга не присяга, и армия развалилась на части, и не то что знамена – крейсера крадут и танковые колонны продают контрабандой за границу, – сейчас старая сталинского закала армия может восприниматься только как седая легенда. Потому что колхозный парень в армию шел как за счастьем: сытная еда! теплая красивая одежда! простыни, одеяло, койка! а через три года – паспорт в руки – и свободен, езжай куда хочешь! А посреди службы – десятидневный отпуск домой! Это ж был солдат. Не то, что ноне, когда призванный в воздушный десант не может раз подтянуться на турнике. А офицер был – белая каста! Диагоналевая форма, паек, оплаченная дорога в отпуск, две тысячи зарплаты у взводного – офицер был богатый и уважаемый человек, и ездил исключительно в купейном, а от майора – полагалось в мягком вагоне.
И отсутствие Знамени части – это кощунственнее, чем попасть в плен. Это граничит с изменой Родине. Это трибунал и вечный несмываемый позор. Это... это невообразимо, невозможно! За знамя можно умереть, спасти его ценой своей жизни, вынести простреленным на собственном теле, встать на колено и поцеловать; в самом крайнем случае его можно склонить над телом павшего героя. Но лишиться его принципиально невозможно ни в коем случае. Провались белый свет! – но знамя должно быть сохранено.
И вот кругом весеннее солнце и пролетарский веселый праздник, а знамени нет. Законы чести рекомендуют выход единственный – застрелиться. Потому что второй выход, по законам чести, – это сначала с тебя перед строем сорвут погоны, а уже после этого ты можешь, опять же, застрелиться.
Но старшина – все-таки не офицер, и вообще он чудом уцелел, пройдя насквозь такую войну, и стреляться он не хочет. Тем более что у него семья и дети. И вообще знамя еще не пропало, оно явно ведь где-то здесь есть, должно найтись.
Лейтенанты-ассистенты, которые по статуту церемонии призваны охранять со своими шашками вышеуказанное знамя, стреляться также не хотят. Они его в руках не держали, у них его не отбирали, чего ж им стреляться. Им еще жить да жить...
Они втроем еще раз и еще перерывают полк со всем его хозяйством вдоль и поперек – и нигде знамени нет. Его нет в Ленинской комнате, нет у полкового художника, нет в оркестре среди их тромбонов и геликонов, и нет даже на свинарнике в подсобном хозяйстве. На кухне нет, на стрельбище нет, и в санчасти тоже его нет.
А все уже обращают внимание, что они рыщут где ни попадя троицей, и вид у них прибабахнутый. И на вопросы они не отвечают. А что тут ответишь? Что святыня части как-то ненароком потерялась?
Вечером один лейтенант говорит:
– Ну что... Надо докладывать.
Старшина – с мертвой безжизненностью:
– Кому?..
– Кому... По команде... дежурному по полку.
