Дмитрий Силкан - Равноденствия. Новая мистическая волна
9. Как сказано было пророком Ионой: «Смерть вошла в пределы иудейские и распространилась по всей земле», и некуда было от неё укрыться — всякую тварь настигала Кара Небесная, и всё живое неминуемо гибло.
10. Три года горела земля, а на четвёртый небо застлали тёмные тучи, солнце померкло, и сделалась всюду тьма.
11. И тогда снова раздался глас трубный: «Так изречено будет: оставлю после вас лишь бесплодную пустыню, и семя доброе не произрастёт на ней.
12. Нет отныне у меня рода возлюбленного, ибо отверг я вас от очей своих.
13. Кому отныне уподоблю вас? Бесплодному древу, иссыхающему под солнцем, сорной траве, которую выдирают с корнем, ядовитой смоле, рассылающей окрест себя смерть.
14. Возглашаю вам: проклято будет ваше царство и низвергнуто с Небес в геенну огненную. Там пребывать вы будете до скончания века…»
15. Тайна сия открыта была пред лицем моим. И, внемля словам пророческим, на исходе века снова прозреваю реченное Премудростью:
16. «Отверзнутся врата Бездны, и многие войдут в Царство мёртвых. Напрасно уповают праведники, ибо нет более добрых и злых — всякий предстоящий предо мной согрешил прежде жизни, из чрева Ада вышел на свет, в чрево сие и вернётся».
17. Так и вам, лицемерам и лжецам, воздастся за ваше нерадение, и Тьма поглотит ваши души, будто и не было вас вовсе на свете.
18. Вы взываете, уподобляясь неразумным чадам: «Господи, истинно любим Тебя и веруем в Твоё воплощение». Уста ваши источают мёд, который на самом деле горше яда; вы воскуряете благовонные фимиамы, вы праведны и благочестивы — только не будет вам спасения и не обретёте более покоя в Царствии Небесном.
19. Ибо приготовил Господь вам жатву и повелел собрать урожай с поля, но вы уклонились.
20. Даровал вам Господь силою Духа исцелять слепых, но вы пренебрегли сим даром.
21. Взывал Господь к сердцам вашим, но они оставались глухи.
22. И вот, пришло время скорби и мрака, время плача людского: Огонь с Небес низринулся и уничтожил поле, настал глад и мор на земле, и вы взалкали.
23. Но тщетно вы уповаете, ибо дни сбора урожая прошли, а житницы оставались пусты. Амбары, полные зерна, оскудели, так что не осталось у вас прежних запасов.
24. Тогда плачем наполнилась земля, и многие страждущие взывали к вам с укоризной.
25. Веселитесь же, о нечестивые из нечестивых, пиршествуйте на празднествах, опьяняйтесь крепкими винами, но знайте, что дни ваши сочтены, ибо не пройдёт и часа, как Огонь снизойдёт с Небес и истребит навеки маловерные сердца ваши.
26. Но горе и мне, неверному рабу Твоему, оглашающему стенаниями просторы, ибо знаю, что и мне придёт время удалиться в пустыню бесплодную, чтобы оплакивать остаток дней своих, проведённых в страдании и скорби об утраченных надеждах…
Сказочка из бездны
Послушайте, послушайте: ведь это только сказочка, маленькая сказочка — лёгкая эфемерная бабочка, мои лирические песни, ужасающий сон… Одно лишь мгновение, хмурое небо сумраков, мелкий дождь тонким бисером барабанит по стеклу… Затворите двери, тяжёлые засовы, — и капли крови застынут на смеющихся устах. Послушайте, это только сказочка: магический кристалл и опалённые крылья. Горький ветер… Как много их пролетало! Они уже близко, и её смрадное дыхание, как некогда беззаботные летние дни.
Страшные рассказы: вы помните ночные истории про маленьких уродцев, мои послушные куклы. Вечером, тёмным вечером, там, на далёких берегах… Но это только мгновение: я слышу стук ветра в окно, и оживают они. И рабские детские голоса вполголоса шепчут слова заклинания и тайные молитвы… Ночные свидания, пряный аромат гиацинта, — сыплется, сыплется золотой песок сквозь узкое жерло часов. Ты обещала мне подарить блаженство. О непрерывное мгновение и неземное сияние! Смятенные, они — игрушечные, хрустальные — брошены на снегу, последние надежды мои, увядающие розы. Но где ты, где же ты? Это маленькая сказочка о том, как слепые дети играли в прятки. И не найдено, забыто, заброшено. Закружила метель, убаюкала и запела печальные песни — клали в гроб осиновый крест…
Но не видела и не ведала и оставила след свой кровавый на холодном солёном песке. Одно мгновение, и падают осенние листья. Кружатся, кружатся над разверзнутой Бездной, и хохочет глухая сова, птица-оборотень. Там, в прозрачных песках…
Слово, слово отныне утеряно…
Жар, полутени, размытый берег, волны бились о чёрные камни…
Видение — ускользает мир, гаснут мутные огни, кровь и пламя, Небо, заклинание звёзд одиноких..
Как много их — духота!
Всё кончается, незаметно уходит, ускользает. Остаются незримые тени. Жалкие призраки былого. И шелест страниц. Неоконченная история. Сказочка, маленькая сказочка. Но всего лишь…
«Они шли средь пустынных песков навстречу поблёкшему солнцу. И море шептало им, что не все цветы ещё собраны, и время не пришло ещё зацвести гиацинту. Не вся кровь была пролита, и часть Вечности была сокрыта для них. Многое находилось под таинственным покровом Времени. Тысячи зеркал отражали их, уходящих в Небытие. Сонные воды убаюкивали спящих детей, и в предвечерней тишине раздался долгий протяжный вопль… Так Земля отделилась от Неба. Так Небо простирает над нами свою властную длань, — ибо настал тот час, когда последняя свеча должна погаснуть, и Смерти суждено отныне восседать на Троне Всезнания».
Огня, ты жаждешь ещё Огня…
Но сказочка, такая смешная сказочка. Огня… Ты ещё жаждешь и плачешь, моё бедное дитя. Так послушай же: «Там, на далёких берегах»… Призраки, жалкие призраки, лиры моей звук печальный. Оставьте, ведь это только сказочка…
Голос глухой, заунывный, протяжный. Осенние листья падают в глубокую Бездну; звон колокольчика, музыка дождливого утра, шум ветра — твоя печаль… Тонкие нити дождя прядут Парки судьбы, Парки скорби… Тяжёлые шторы, ниспадающие мягкими складками, нежный бархат, стелющийся по ковру — как облако эфира. Безмолвие белой пустыни, сладостное головокружение, очарованность Бездной. Тишина — иной раз устрашающая; Тишина, поглощающая безответностью; Тишина — печать незримой властительницы лигойских берегов, безмолвие сумерек… Никто не услышит её шагов — время замерло, бесконечно долго тянутся минуты ожидания…
Она войдёт в эту залу, никем не замеченная, и тихая мелодия прервётся… А за окном по-прежнему будет стучать дождь, и с улицы будет доноситься визгливый скрип колёс гробового катафалка.
Безголосая птица бьётся о стекло, но тщетно — сломаны быстрые крылья. Мои воспоминания в туманном полубреду: в полумраке вырисовываются какие-то предметы, размытые очертания снов, неоконченная симфония, хрустальный водопад аккордов, блеск металлических подвесок. Огромная хрустальная люстра покачивается в такт, звучит вальс Шопена. Бледный отсвет Луны, комната, погружённая в полудрёму, строгие лица рембрандтовских старцев, — толстый слой пыли, потемневший от времени холст. Древние забытые времена — лукаво смеются маленькие человечки, хранители Вещих тайн. Тяжёлый маятник настенных часов еле движется, зловеще поблёскивает серебристый циферблат. Время умерло…
Прохладно. Пахнет душистыми азалиями: огненно-алые лепестки пламени жгут неопалимым огнём мою душу. Неуловимые мгновения: полупрозрачная ткань струится серебристыми складками по её плечам, воздушная вуаль, бледно-розовая облачная дымка… Она подходит к окну и тонкими пальцами прикасается к ледяной поверхности стеклянного шара. Смарагды и рубины, ослепительный блеск разноцветных каменьев, россыпи золота, серебряные слитки, огненно-жгучий янтарь; бледно-голубой, с мутной поволокой свет лунного камня, прихотливая игра оттенков граната, — сладостный бред в чахоточном забытьи…
Холодно. Лёгкий ветерок проскальзывает в комнату, наполняя её неземным ароматом — белым, белым… Тяжёлые шторы чуть колышутся, шепчут слова-заклинания, магические формулы заклятия. Загадано — не разгадано…
Она кружится в медленном танце, и ледяной трепет Вечности врывается в раскрытое окно. Стрелки мгновенно замирают, и круглый, как полная Луна, диск маятника застывает в немой неподвижности. Вполоборота повернулась, и кристаллический мрамор заиграл, заискрился алмазными созвездиями. Острая, обжигающая боль; она приближается ко мне, и ничто не может остановить её роковых шагов. Хрупкое стекло покрывается тонкой паутиной мелких трещинок, — её пальцы прикасаются к моему разгорячённому лбу. Я — хрусталь, рассыпающийся мелкими бисерными каплями по стеклу. Я — иней на лепестках Мгновений, сединой посеребрённая пыль… Бледно-голубое сияние…
Чу! Слабый звук плачущей струны, до предела напряжённый, готовый в любую минуту сорваться, замолкнуть навеки.
Звон стекла, зеркальная поверхность Небес мгновенно разрывается, острый луч рассекает каменную твердь; мелкая дробь расколотых камней; разноцветный бисер, водопадом низвергающийся в глубокую пропасть. Разорванные облака, осколки солнца, ужас распадающегося времени: Вселенная превращается в сгусток туго сплетённых нервов, сжимается на миг и тут же… Острые иглы вонзаются в размягчённую плоть.
