Вадим Ярмолинец - Свинцовый дирижабль «Иерихон 86-89»
– А что за блузки?
– О-о, ты себе не представляешь, как это красиво, – Марик закатил глаза. – Спереди такой ягуар, а вместо глаз – бусинки. В Тюмени за такой товар бабы душат. Уже были сообщения о жертвах.
Толик появился внезапно, осунувшийся, злой. Когда я спросил, не хочет ли он вернуть Витю и Валерика, он ответил:
– Скажи им, что они опоздали. Сейчас все шьют. Вся страна. Как опомнились. В самой глухой деревне ставят в амбаре десять машин и строчат все что хочешь в три смены. И работают за копейки, потому что у них там бабки чуть дороже, чем у нас. И знаешь, какой вывод следует сделать из этого факта? Если все бросились в швейку, значит, самое время искать что-то другое.
– Что же?
– Я думаю.
Мне стало не по себе. Я не просто быстро привык к новой жизни, у меня возникла уверенность, что эта жизнь будет такой всегда. У меня появились деньги и, по моим расчетам, через два-три года я мог купить дом, зажить нормальной семейной жизнью. И вдруг над всеми моими планами встал знак вопроса.
– Что если оставить группу лучших и поставить только на качество?
– Возможно, мы так и сделаем, потому что с валом сейчас страшная проблема. Все рынки крышуют такие уголовники, что ты себе просто не можешь представить. И они требуют столько, что нам уже ничего не остается. Еще год-два назад я такого представить себе не мог. Допускал, но такого размаха не представлял.
Глава 34
В апреле мои заработки ненамного превышали старые газетные. Блузки приносили вдвое меньше, чем джинсы. К лету мы перешли на совершенно новую продукцию: юбки и рубашки – из легкого, пестрого материала. Работа была, но мы не были ей завалены. Июль был убийственно жарким, и это притупило недовольство мастеров – работать было тяжело, никто не жаловался на то, что заказов стало меньше. Иногда я заканчивал сбор готовых изделий к обеду, подбирал Наташу у редакции, и мы ехали на пляж. Весь сентябрь заказов не было. На смену планам на будущее пришло тревожное ожидание вестей о работе.
– Я так мечтал купить дом, – сказал я как-то Наташе. – А сейчас мечтаю, чтобы было чем заплатить за квартиру.
Мы лежали на Плитах. Устроив подбородок на кулачке, она смотрела вдаль.
– Не жалуйся, дорогой. Все так хорошо. Мы вместе. Что еще надо?
Это была ее любимая песня. Но я, действительно, не мог жаловаться на то, что женщина, с которой я был, не требовала от меня ничего. Просто ничего не ждала. С пляжа мы возвращались домой, делали салат из помидоров, огурцов и лука, отваривали картошку. Мелко нарезав укроп, она посыпала им рыхлые, желтые овалы, над которыми покачивался пар, говорила, улыбаясь:
– Смотри, какая красота!
Каждый день звонил кто-то из мастеров и спрашивал, что слышно. Я отвечал, что ничего. В первых числах октября Марик привез машину ткани на куртки, заявив, что теперь работы хватит до Нового года. Но произошло непредвиденное – материал оказался непригодным для шитья. Ломались иглы, рвались нитки, лапка не прижимала ткань. Кройка обычными ножницами превращалась в пытку. Мастера, вчера чуть не дравшиеся за работу, один за другим отказывались от нее. Кончилось тем, что Марик вызвал меня на базу.
– Надо что-то решать. Я не могу выбросить машину ткани, какой бы хреновой она ни была.
Я приехал первым и спросил, кого он еще собирает.
– Ты, Лариса и Вадик, больше звать некого.
– Это все, что осталось от кооператива? – спросил я.
Он поднял удивленно брови.
– Уже давно твоя бригада у нас единственная.
– Да? Как же это мне удалось уцелеть?
– Благодаря творческому подходу к работе. С тобой не было никаких проблем.
– Слушай, выходит, Толик свернул довольно большой кооператив. А что он будет делать теперь? На чем сейчас можно заработать?
– На удобрениях.
– На чем? – не понял я.
– Могу тебе сказать только одно, старина, – в этом слове “старина” прозвучало непривычно много доверительности. – Мы с тобой для работы в этой области явно не обладаем нужной квалификацией. Он мне прямо сказал: протянете сколько протянете. Для него тут действительно денег больше нет. Для его аппетита. Знаешь, что мы больше не торгуем? Даже не возим ничего никуда. У нас все подбирают прямо со склада другие люди. Мы стали чистым производством.
– Дела-а.
– Ты столько заносишь всевозможным крышам, что тебе ничего не остается. Или остается столько, что за это просто не имеет смысла подставлять одно место.
Появились Лариса с Вадиком. Лариса не сдерживала возмущения:
– Марик, из такой ткани нельзя шить куртки, из нее можно шить чехлы на танки!
– Я подумал, что на зиму будет нормально, – защищался Марик.
– Надо подъехать в артиллерийское училище, – подлил масла Вадик. – Может им чего зачехлить надо.
– Если ты считаешь, что ткань для зимней вещи может не гнуться, то ты ошибаешься! – продолжала возмущаться Лариса. – Допустим, это можно как-то сшить, но как это можно надеть на себя?! Я не понимаю, ты что, не держал эту дерюгу в руках, когда покупал ее?
– Мне дали лоскут, мне дали цену и сказали, что ничего другого до Нового года не будет. Что я должен был сделать?
Помолчали.
– Надо попробовать шить из нее сумки, – предложил Вадик. – Или даже чемоданы. Сейчас на это должен быть повышенный спрос.
– Какая разница, что шить? – возразила Лариса. – Машины же, тебе говорят, не берут этот брезент!
– Но на каких-то машинах брезент шьют, – возразил Вадик.
– Я недавно был в сапожной мастерской, – сказал я. – Там стояла машина, на которой чудак вставлял в кожаные сапоги змейку.
– Ну, вот тебе и ответ, – сказал Вадик.
– Ребята, этот материал надо выработать, – подвел итог Марик. – Так что, Лариса с Вадиком, вы делайте выкройку хорошей дорожной сумки. На змейках, с заклепками, может быть даже с какой-то мелкой кожаной отделкой. С хорошей блямбой. Митя, ты ищи мастеров. Прокатись по городу, найди будки рембыттехники с машинами, договорись с людьми.
– Мне нужна одна готовая сумка, выкройка и цена, – сказал я.
– Дайте нам пару дней, неделю, – сказал Вадик. – Выкройку мы сделаем быстро, но мне надо найти подходящую машину и попробовать собрать такую сумку самому. Когда мы будем знать расход ткани, фурнитуры и время на сборку, мы сможем говорить о цене.
Через неделю у меня снова появилась работа и заработки. Слова, которые я когда-то использовал в своих статьях в качестве обязательного штампа, сейчас наполнились реальным содержанием – я совершенно искренне гордился коллективом, в котором работал. К сожалению, работы у нашего коллектива оставалось немного. Ткань для танковых чехлов и наших сумок обеспечила нас работой на всю осень и на декабрь. Незадолго до Нового года Марик снова собрал нас на базе.
– Значит так, пацаны и девушки, – сказал он. – Ситуация такая. Судя по всему, наш кооператив прекращает свое существование. На ваш вопрос почему, отвечаю: потому что если мастера и вы получаете от выработки, то владельцы нашей артели живут на то, что остается после реализации товара. В связи с чем наш любимый и уважаемый начальник решил, что остается так мало, что все эти хлопоты уже не имеют для него никакого смысла.
– А где он сейчас, наш любимый и уважаемый? – спросила Лариса.
– Это, как говорится, вопрос на засыпку, – ответил Марик. – Последний раз я с ним говорил на прошлой неделе, и он попросил продать наши машины.
– Как говорится, долго хорошо не бывает, – заметил Вадик и поднялся.
– Может быть, можно делать что-то самим? – спросил я.
Вадик и Лариса остановились в ожидании ответа.
– У меня, честно говоря, другой план, – ответил Марик. – Со швейкой я, кажется, завязываю.
Я положил на стол ключи от машины.
На улице Вадик сказал:
– Ну что, Митя, ты теперь безлошадный крестьянин. Подвезти?
Я согласился, хотя ехать им было в другую сторону. Мне хотелось побыть с ними еще немного. Я думал, что в предстоящем разговоре может возникнуть новый план действий. В машине Лариса сказала:
– Марик завязывает со швейкой, у него другой план. Интересно, какой?
– Известно какой, – ответил Вадик.
– Ты думаешь?
– А какой у него еще может быть план?
На этом разговор, из которого я, признаться, ничего не понял, кончился. Они были ближе к начальству, чем я, стало быть, и знали больше. Какое мне было дело до планов Марика или Толика, если мне не было отведено в них никакого места? Пейзаж за окном машины в полной мере отражал перспективу жизни – серые дома, черные тротуары, черные голые деревья, серое небо.
– Даже не верится, что скоро Новый год, – сказал я. – Настроение совсем не праздничное.
– Где ты встречаешь? – повернулась ко мне Лариса.
– Дома, наверное. Представьте, что необъяснимым образом я предполагал, что со дня на день появиться Толик и мы снова соберемся у него.
– А ты еще со своей Наташей? – спросила Лариса.
– Еще с ней, и надеюсь пробыть с ней еще как можно больше. Может быть, даже всю жизнь.
– Хотите прийти 31-го к нам?
