Михаил Климов - Другая дверь
Слава, ожидая продолжения, встал, как учил его Василий, зажёг свет, сел только уже не на постель, а на диван напротив…
Чего от него нужно было бандиту, он пока представить себе не мог, но ничего хорошего от этой встречи не ждал.
«С Новым годом тебя, Славик, с новым счастьем…»
Однако долго ждать объяснений не пришлось.
– Сдай, чтоб мне не возиться, – мирно предложил Леший, – деньги, документы, одежду…
– А меня, соответственно за борт?
– А куда же ещё?
Бандит похудел, щеки впали, шуба на нем была явно женская, снятая с какой-то крестьянки или бомжихи, если таковые существовали в это время. Безжизненная рука его, перебитая десять дней назад камнем Ванятки, так и висела на перевязи, а глаза горели нехорошим огнем.
– Что, не получается самому устроиться? – с сарказмом спросил Прохоров. – Надо на чьём-то горбу в рай въехать?
Не могу сказать, что ему было не страшно, скорей от ужаса сводило скулы, но именно этот страх и заставлял Славу хамить бандиту – когда тащишь на себе шестьдесят лет слабостей, глупостей, мелких предательств и позорных поражений, хочется в последние пять минут побыть человеком.
Тем более что было совершенно ясно – ни о какой пощаде или снисхождении речь не пойдет.
– Хорошо держишься, – сказал Леший, – молодец… Уже который раз повторяю… Только не утомляй меня, надо всё делать параллельно: сдавать имущество и хорохориться…
– А как ты будешь, – Прохоров остался сидеть, как сидел, – предъявлять мои документы и вообще выдавать себя за меня? Проводник этого вагона хорошо запомнил мои лицо и голос, тебе будет трудно его провести…
– Начитался детективов? – почти ласково спросил Леший. – Есть ещё фильм такой старый, «Два билета на дневной сеанс», помнишь? Там один из деловых решил зарезать главного героя-мента, а тот, Збруев его играл, спрашивает: «А куда ты денешь мой труп?» И тот вдруг перестаёт злиться, потому что понимает всю безысходность своего положения… Оттуда реплика?
– Фильм такой помню… – телеграфно, чтобы не стучали зубы, ответил Слава, – Реплика не оттуда… Действительно интересуюсь…
– Отвечаю по вопросам… – подхватил его интонацию Леший. – Я просто сойду на первой же станции. Там меня никто не знает. А чтобы проводник меня не хватился, оставлю ему записку: «Надоело ехать, пока…» Он, конечно, удивится, но после бухалова, ему даже лучше будет, что тебя-меня нет…
– Логично…
– Ну, теперь давай, приступай… – скомандовал бандит. – Тебе что велели делать? Думаешь, новогодняя ночь и Дед Мороз тебе подарок принесет в виде ещё пяти лет жизни? Не дождешься, нынче даже сказочные персонажи считать умеют, а ты мне не выгоден живой… Так что шансов у тебя нет…
Говорилось всё это уверенным тоном, но наш герой вдруг понял, что шанс у него как раз есть.
То ли от общего истощения организма, то ли из-за перебитой руки, то ли Леший не ожидал встретить вообще никакого сопротивления и был несколько озадачен, только то, что он позволил Славе сидеть, разговаривать и не выполнять его приказы, свидетельствовало о многом.
– А зачем тебе именно я? – придумал новую тему Прохоров. – Почему ты не мог всё это проделать с любым другим буржуем?
– Ну, тут же одним выстрелом убить двух зайцев получается… – вальяжно откинувшись на Славиной постели, ответил Леший. – Я же не могу допустить, чтобы на свете жил и благодетельствовал человек, дважды у меня выигравший… А тут иду по вокзалу, смотрю, рожа знакомая из окна торчит.
– А я дважды? – изумился наш герой, отметив, что подцепил этого, как дурную болезнь, ещё в Дрездене.
– К тому же я с тобой поговорить хотел… – продолжал бандит. – Ты не надейся, – он словно уловил мысли Прохорова, – что я тебя пока не гоняю, даю поболтать, просто не тороплюсь никуда…
– И о чём же ты хотел говорить?
Славе не хотелось думать, что вся его свобода и отчаянное сопротивление – всего лишь прихоть Лешего.
– А вот об этом самом… – тот кивнул на стол, словно именно на нем располагалось нечто, что и будет служить темой разговора. – Водки плесни мне, да и себе налей – Новый Год всё же…
Будет наливание водки жестом, показывающим, что бандит его сломал? Или просто данью гостеприимства?
Прохоров протянул руку, взял бутылку, плеснул в один из стаканов. Потом глянул на своего визави и долил до краев.
– А себе?
– Я не пью… – он покачал головой, – здоровье не позволяет…
– Здоровье? – хохотнул Леший. – Скоро оно тебе всё позволит… Кстати, не надейся меня напоить… Я спиртное держу легко и много, только злей становлюсь… Твое здоровье… – сказал потом, похоже, сообразил, что спорол что-то не то, покачал головой и исправился. – Мое здоровье, так вернее будет…
Он выпил, крякнул, «закусил рукавом».
– Так почему, как считаешь, ты меня уже дважды сделал?
78
Ах, вот оно что…
Бандита потянуло на философствование…
– Ты смотри, – разглагольствовал Леший, – я моложе тебя? Моложе… Сильней? Сильней… К драке и к бою более приспособлен? Гораздо… С физикой всё, дальше по морально-интеллектуальным качествам. Кто умнее? Не знаю, но я тоже не только букварь читал… Аналитические способности? Ты, конечно, не фраер, но и я не обделен… Духа боевого у меня больше, чем у тебя… Злости – хватает… Подлости – на порядок больше… Считать вперёд – умею… Так в чём же дело? Почему ты, тля такая, дважды у меня выиграл?
– Никак в толк не возьму, – Прохоров вдруг совершенно успокоился, – что ты имеешь в виду, когда говоришь «два раза»?
И подвинулся по дивану к окошку…
– Ты в том, старом Берлине, от меня ушёл… – охотно пояснил Леший. – Это раз… А второй уже тут, на фабрике… Уже дважды должен был быть труп, а вот гуляешь, в тепле, в светле, едешь куда-то первым классом, а я вот с перебитой рукой, в дерьмовом прикиде, голодный, едва смылся из участка и теперь бегаю от ментов. Как получается?
– Тебе действительно интересно, – полюбопытствовал Слава и опять придвинулся к окну. – Или просто кривляешься?
А про себя подумал:
«Куда это меня несёт? В окно выглянуть? Помощи попросить?»
– Реально интересно…
Леший видно, согрелся, потому что скинул свой наряд, остался в исподней рубашке, из-под которой виднелся нательный крестик. Татуировок никаких видно не было, хотя наш герой точно знал (откуда, не понимал сам), что пара ходок у его визави за плечами была.
– Попробую ответить… – Прохоров задумался, ему самому стало интересно понять. – Как кажется, тут есть два момента. Во-первых, ты – злой и, значит, в чём-то важном ущербный…
– Стоп… остановил его Леший. – Во-первых, почему злой – всегда ущербный? А во-вторых, ты что сам-то – мать Тереза?
– Начну с конца… – кивнул Слава и опять подвинулся к окну. – Нет, не мать Тереза, и даже не очень добрый человек. Своих грехов и недостатков навалом. Но тут не надо меряться, кто выше на стенку писает, потому что главное – вектор. Это даже не моральное качество – злость или доброта, хотя, в принципе, и с моральной точки зрения можно его оценивать…
– Не понял… – бандит налил себе еще водки, – Растолкуй-ка ещё раз, как это добро и зло – не моральные качества?
– Ты передёргиваешь, – начал объяснять Прохоров, – я не говорил о добре и зле, я говорил о доброте и злости.
– В чём разница?
– Первые – это довольно отвлеченные философские понятия, вторые это наши представления о том, как устроен человек и его жизнь…
– Болтовня… – Леший с удовольствием выпил и закусил. – В чём практически разница… Что мне это даёт?
– Слушай, давай мы философию в сторону, поговорим о жизни…
Славе было самому интересно понять и не менее интересно сформулировать так, чтобы понял этот человек, который сидел напротив.
Пока не получалось…
Кроме того, он вдруг обнаружил, что часть его самого жила какой-то отдельной жизнью, потому что он опять подвинулся к окну.
Зачем он туда переползает?
– Я это и предлагаю… – согласился между тем Леший. – Давай по-человечески, чтобы я тебя понял…
– Смотри, – наш герой никак не мог сообразить, как выразить то, о чём он хотел сказать, – вот если человек живет только для себя – он злой. А если ему нужен кто-то, кому он себя отдает, то уже нет… Я, конечно, примитивно говорю, но красиво и точно не получается…
– Говорят, Гиммлер любил собак, Гитлер – свою Еву Браун, а Ганди вообще никого не любил… – скривился Леший, – Он молодых голых теток любил, и ему их пачками на ночь подкладывали, хотя он их и не трахал, но зато почти миллиард человек облагодетельствовал… Что-то твоя теория не работает…
– Да сам вижу… – согласился Прохоров, – Но хочу сказать вот что: если человек никого не любит, если ему никто не нужен, какая-то часть души и мозга у него отмирает, он ущербным становится…
– То есть я ущербный?.. – с интересом спросил бандит.
– В каком-то смысле – да… Знаешь, есть такие люди – психопаты называются, им для того, чтобы с нормальными людьми общаться, приходится по книгам учить человеческую мимику, разыгрывать чувства, а не переживать. Но это значит, что у них на том месте, где у человека эмоции, – дырка и они чего-то важного лишены… Я об этом толкую…
