Маргарет Этвуд - Беззумный Аддам
Зеб снова надел всю свою одежду и автостопом добрался до «Медвежьего угла», откуда послал Адаму еще одно сообщение — короткое, просто ссылку на новость об аресте. Адам, конечно, обрадуется: раз преподобный вышел в тираж или по крайней мере сильно ограничен в передвижениях, оба — и Адам, и Зеб — смогут вздохнуть чуть свободнее.
Но ему надо было немедленно убираться из Уайтхорса. Правоохранительные органы — или то, что сходило за таковые, — могут попробовать отследить сообщение, которое он послал старейшине ПетрОлеума, и если у них это получится, начнут прочесывать Уайтхорс, очень маленький городок. Они не будут искать человека по имени Зеб — он, как известно, мертв, — но любые поиски ему не с руки, и найдут его быстро. Может, уже нашли; у него было нехорошее предчувствие.
Поэтому он не вернулся в мотель. Вместо этого он добрался до ближайшей остановки грузовиков на шоссе и нашел подвоз. Оказавшись в Калгари, он сел в герметичный скоростной поезд, и не успел бы он сказать «может, я и вправду свалял большого дурака», как уже очутился в Нью-Нью-Йорке.
— Свалял большого дурака? — переспрашивает Тоби.
— Да, заложив преподобного и наложив лапу на его деньги. Он после этого наверняка догадался, что я на самом деле не мертв. Знаешь, как говорят: месть — блюдо, которое лучше подавать холодным. Это значит, что нельзя мстить, когда еще злишься, потому что непременно все испортишь и сам вляпаешься.
— Но ты же не вляпался?
— Но мог бы. Только мне повезло. Смотри, луна. Кое-кто сказал бы, что это очень романтично.
И действительно, вот она — луна, встает из-за деревьев: почти круглая, почти красная.
«Почему это всегда так удивляет? — думает Тоби. — Луна. Даже если мы знаем, что она должна взойти. Каждый раз при виде ее мы замолкаем, и наступает тишина».
Налобный фонарь черного света
Нью-Нью-Йорк располагался на джерсийском берегу — на том, что теперь было джерсийским берегом. В старом Нью-Йорке осталось очень мало жителей, хотя он был официально объявлен запретной зоной, а следовательно, зоной, свободной от квартплаты, и кое-кто этим пользовался, обитая, вопреки всем опасностям, в разрушающихся, полузатопленных старинных зданиях. Зеб решил, что это не для него: у него меж пальцами ног не было перепонок, и ему не надоело жить, и кроме того, Нью-Нью-Йорк, хоть и не рай, был более населенным, а значит, в нем легче было спрятаться. Чем больше толпа, тем проще с ней слиться.
По приезде он сразу нырнул в грязноватое нет-кафе, где подавали неаппетитные мягковатые крендельки, сообщил Адаму о своем прибытии: «План А — ОК, какой план Б?», и стал ждать, пока Адам соизволит оторваться от своих занятий — черт его знает, чем и где он сейчас занимался. Последнее сообщение от него было весьма лаконично: «Скоро увидимся».
Зеб залег на дно в когда-то дорогом кондоминиуме — бассейн, зал для празднеств, все дела. Жилой комплекс назывался «Звездный взрыв» — вероятно, по замыслу это название должно было напоминать о красивой жизни, но сейчас вызывало в памяти исключительно оплавленные обломки метеоритов и прочий околопланетный мусор. «Звездный взрыв» уже прошел период полураспада — когда-то дорогие железные ворота сейчас служили исключительно собакам для оставления меток, а плесневелые, протекающие здания были разделены перегородками, и получившиеся клетушки сдавались внаем. Здания обросли экосистемой не хуже кораллового рифа: здесь жили наркодилеры, наркоманы, прилипалы, алкоголики, шлюхи, организаторы исчезающих в одночасье финансовых пирамид, шакалы, наперсточники, выколачиватели квартплаты, и все они паразитировали друг на друге.
Владельцы «Звездного взрыва» уворачивались от необходимости делать ремонт, тянули время и ждали следующей фазы цикла. Сначала в здания въезжали неимущие художники, переполненные чувством собственной важности и заблуждением, что они могут изменить мир. Потом являлись дизайнерские стартапы — дизайнеры графики, похоже, надеялись, что грязноватый богемный гламур перейдет и на них. Потом на первых этажах возникали сомнительные лавочки, торгующие генами, модно одетые сутенеры и выпендрежные рестораны, работающие в жанре фьюжн и молекулярной кухни: сухой лед, мясо из биореактора, кворн и сверху для завлекательности какая-нибудь деталь организма вымирающего вида. В последнее время, например, в моду вошел паштет из язычков скворца. Владельцы «Звездного взрыва» наверняка заработали на акциях какой-нибудь суперкорпорации и решили побаловаться недвижимостью. Дождавшись фазы скворцовых язычков, владельцы снесут ветшающие доходные дома и возведут новый квартал необоснованно дорогих кондо с ограниченным сроком годности.
Но до этого приятного момента было еще далеко, так что Зебу ничто не грозило — главное, не лезть в чужие дела и косить под тормоза, пускай все думают, что он просто еще один нарик с прокуренными мозгами. Он ни с кем не якшался, не желая привлечь внимание очередного Чака.
Зеб следил за новостями и знал, что в ожидании суда преподобный выпущен под залог и публикует заявления о своей невиновности: он жертва воинствующих атеистов и врагов Церкви ПетрОлеума, левацкой клики, что похитила и убила его первую жену, эту святую женщину, и злобно распустила слухи о ее якобы побеге и последующем моральном падении; а поскольку сам преподобный этому поверил, то каждый последующий миг был для него пыткой. Затем это сборище нечестивцев зарыло Фенеллу в саду у преподобного — исключительно для того, чтобы замарать его имя и запятнать репутацию самой Церкви ПетрОлеума.
Значит, преподобный пока что живет у себя дома, а следовательно, имеет доступ к пастве Церкви ПетрОлеума. Может быть, не к истинным истинно-верующим, которые, скорее всего, отвернулись от него, узнав про обвинения в растрате. Но по крайней мере к более циничной прослойке — тем, кто пришел в ПетрОлеум ради денег. И еще преподобного переполняет до краев холодная, злобная ярость — ибо он питает подозрения, переходящие в уверенность, по поводу того, кто спровоцировал весь этот шум из-за костей Фенеллы, что все это время плавно трансформировались в перегной под альпийской горкой.
Предприимчивая Труди тем временем выпустила автобиографическую книгу о своих страданиях и начала давать многочисленные интервью в Сети. Как жестоко обманул ее преподобный! Выходя за него, она не сомневалась, что он — горюющий вдовец, посвятивший себя трудам на благо ближних. Она так хотела стать помощницей на ниве благочестия преподобному и матерью — сыну Фенеллы, малютке Адаму! Неудивительно, что этот молодой человек пропал, и разыскать его не удается. Он очень чувствителен, и пристальное внимание публики неприятно ему так же, как самой Труди. О, каким потрясением для нее стало открытие истинной натуры мужа-убийцы! С тех самых пор, как Труди об этом узнала, она непрестанно молится за душу Фенеллы и мысленно просит у нее прощения, хотя в то время понятия не имела о происшедшем. Ведь она, Труди, вместе со всеми поверила, что Фенелла сбежала с каким-нибудь бродягой — текс-мексом или что-нибудь вроде этого. Ей, Труди, теперь чудовищно стыдно за это ложное осуждение.
