Сара Уотерс - Нить, сотканная из тьмы
— Мать увидела, что я собираюсь к тебе, и попросила захватить твое лекарство. Я говорила, что тебе это не понравится, но она стала жаловаться на больные ноги — мол, иначе ей лишний раз взбираться по лестнице, к тому же мне доверия больше, чем служанке.
Уж лучше бы это сделала Вайгерс, подумала я и сказала:
— В следующий раз она станет поить меня с ложечки прямо в гостиной у всех на глазах. И что, мать позволила тебе зайти в ее комнату? Большая честь, мне она не говорит, где держит лекарство.
Я наблюдала, как Хелен старательно размешивает в воде порошок. Она подала мне стакан, но я поставила его на стол.
— Велено не уходить, пока ты не выпьешь, — сказала Хелен.
Не беспокойся, сейчас выпью, ответила я, никто не собирается таким способом тебя задерживать. Хелен покраснела и отвернулась.
Утром пришло письмо от Прис с Артуром, отправленное из Парижа, и мы немного о нем поговорили.
— Ты не представляешь, как душно стало здесь после свадьбы, — сказала я. — Считаешь меня эгоисткой?
Помявшись, Хелен ответила, что с замужеством сестры для меня, конечно, наступило трудное время...
Я покачала головой: о господи, это я уже слышала тысячу раз! Мне было десять, когда Стивен пошел в школу, и все говорили, что для меня наступило трудное время, ибо такая умница, как я, не поймет, отчего должна сидеть с гувернанткой. То же самое трындели, когда он отправился в Кембридж, а потом занялся адвокатурой. Прис выросла красавицей, и все вокруг охали: дескать, мне, простушке, нужно подготовиться к трудным временам. Потом одно за другим: женитьба Стивена, смерть папы, рождение Джорджи, а все вокруг талдычили, мол, вполне естественно и ожидаемо, что меня это столь сильно ранит, — так оно всегда бывает со старшими незамужними сестрами.
— Ох, Хелен, Хелен! Если все знали, что будет тяжко, почему же ничего не сделали, чтоб стало капельку легче? Я чувствую, будь у меня хоть немного свободы...
Свободы для чего? — спросила Хелен.
Я не смогла ответить, и тогда она сказала, что мне нужно чаще приезжать к ним в Гарден-Корт.
— Чтобы смотреть на тебя, Стивена и Джорджи? — уныло поинтересовалась я.
Когда Прис вернется, сказала Хелен, нас непременно пригласят в Маришес, что внесет разнообразие в мою жизнь.
— В Маришес! — вскрикнула я. — Где за ужином меня посадят с сыном викария, а дни я буду проводить с вековухой, кузиной Артура, помогая ей пришпиливать черных жуков на зеленое сукно!
Хелен меня разглядывала. Вот тогда-то она и сказала, что я стала циничной. Я всегда была такой, ответила я, только Хелен называла это иначе. Она предпочитала говорить, что я смелая. Еще называла меня самобытной. И вроде бы ей это во мне нравилось.
Хелен опять покраснела, но теперь еще и вздохнула. Она отошла к кровати, а я тотчас сказала:
— Слишком близко к постели не подходи! Разве не знаешь, что там обитают призраки наших поцелуев? Сейчас выскочат и напугают тебя.
— О боже мой! — воскликнула Хелен, ударив кулаком по стойке балдахина; потом села на кровать и закрыла руками лицо.
Неужели я буду вечно ее терзать? — спросила она. Да, она считала и считает меня смелой. Я тоже говорила, что она храбрая...
— Но у меня никогда не хватало отваги на то, чего хотела ты, Маргарет. И все же мы могли бы остаться добрыми друзьями... о, как бы я хотела быть твоим другом! Но ты все превращаешь в поединок... Я так от этого устала...
Она покачала головой и закрыла глаза. Я ощутила ее усталость, а вместе с ней и собственное изнеможение, которое, накатив темной громадной волной, придавило сильнее любого снадобья, каким меня пичкали, и было грузным, как смерть. Я посмотрела на кровать. Порой казалось, я и впрямь вижу наши поцелуи, которые висят на занавесях, будто летучие мыши, готовые сорваться вниз. Но сейчас подумалось, что стоит тряхнуть балдахин — и они просто упадут, рассыпавшись в труху.
— Прости. Я рада, что из всех мужчин ты досталась Стивену, — сказала я, хотя никогда не чувствовала и не почувствую никакой радости. — По-моему, он добрый.
Он самый добрый из всех, кого она знает, ответила Хелен и, помявшись, добавила: если б я не сторонилась общества... там встречаются и другие добрые мужчины...
Может, они и добрые, подумала я. Чуткие и славные. Но не такие, как ты.
Подумала, но промолчала. Я знала, что Хелен не поймет. И отделалась заурядно вежливой репликой, даже не помню, что сказала. Чуть погодя Хелен чмокнула меня в щеку и ушла.
Склянку с хлоралом она унесла, но все же забыла проследить, чтобы я выпила микстуру. Стакан остался на столе: вода в нем чистая и прозрачная, как слеза, а порошок сгустился на дне. Только что я выплеснула воду и собрала его ложкой; оставшиеся крупинки я подцепила рукой и облизала палец. Теперь во рту ужасная горечь, все занемело. Пожалуй, если до крови прикусить язык, я этого не почувствую.
14 ноября 1874 года
Что ж, мы с матерью одолели двадцать глав «Крошки Доррит», и всю неделю я была удивительно покладистой и терпеливой. Мы ходили на чай к чете Уоллес и ужинали в Гарден-Корт с мисс Палмер и ее кавалером, мы вместе посетили магазины одежды на Хановер-стрит. Ох, до чего же противно смотреть на толстошеих девиц со срезанными подбородками, которые, сложив рот гузкой, жеманятся перед тобой, а хозяйка заворачивает юбку, чтобы показать отделку фаем, фуляром или кружевами торшон. На мой вопрос, нет ли чего-нибудь в серых тонах, она ответила непонимающим взглядом. На просьбу чего-нибудь прямого, простого и строгого мне показали девицу в глухом платье. Маленькая и ладная, она выглядела в нем как нога в хорошо пригнанном башмаке. Но в том же платье я бы казалась саблей в ножнах.
Я купила пару темно-желтых лайковых перчаток, пожалев, что нельзя купить еще и еще, чтобы отнести в холодную камеру Селины.
Очевидно, мать решила, что мы уже далеко продвинулись. Утром за завтраком она презентовала мне серебряный футляр с комплектом визитных карточек, которые сама заказала. В обрамлении черной извилистой каймы первым стоит ее имя, а ниже менее вычурным шрифтом оттиснуто мое.
От этих карточек желудок мой сжался, точно кулак.
Ради поездок с матерью я почти две недели воздерживалась от посещений тюрьмы и даже не упоминала о ней. Я надеялась, мать это заметит и оценит. Но после акта дарения она сообщила о своем намерении поехать с визитами и спросила, буду ли я сопровождать ее или с книгой останусь дома. Я тотчас ответила, что, пожалуй, съезжу в Миллбанк, и мать с неподдельным изумлением уставилась на меня.
— В Миллбанк? — переспросила она. — Я полагала, со всем этим покончено.
![Жюль Верн - Миссис Брэникен [Миссис Бреникен]](/uploads/posts/books/28259/28259.jpg)
![Жюль Верн - Миссис Брэникен [Миссис Бреникен]](/uploads/posts/books/28288/28288.jpg)
