Джон Тул - Сговор остолопов
— А вот и мы, — радостно объявила с порога Дарлина. Ее внесло в бар в брючках и морской тужурке, в руках — накрытая птичья клетка.
— Ну, так не планируй здесь задерживаться, — ответила Лана. — У меня для вас с твоим дружочком есть кое-какие новости.
Дарлина водрузила клетку на стойку и открыла миру громадного, золотушного розового какаду: как и подержанный авто, похоже было, что прошел он через множество рук. Хохолок птицы поник, и она вскрикнула ужасным голосом:
— Ауук!
— Ладно, убери его отсюда, Дарлина. С сегодняшнего вечера ты возвращаешься на табуретки.
— О-о, Лана, — застонала Дарлина. — Ну чё такое? У нас хорошо репетировать получалось. Погоди только, мы закорюки выправим. Это ж гвоздь сезона будет.
— Сказать по правде, Дарлина, я боюсь тебя и этой твоей птицы.
— Послушай, Лана. — Дарлина сбросила тужурку и показала управляющей колечки, прицепленные к швам брючек и блузки английскими булавками. — Видишь вот эти штучки? Из-за них весь номер и пойдет гладко. Я с ними дома репетировала. Это новый подход. Птичка цепляется за колечки клювом и срывает с меня одежду. Я в смысле, что колечки тут только на репетицию. Когда я себе костюм сошью, колечки будут на крючочках, чтобы он хватал — и костюм расстегивался. Говорю тебе, Лана. Это ж потрясная сенсация сезона будет.
— Слушай, Дарлина, безопасней было бы, если б эта чертова тварь у тебя вокруг головы летала или что она у тебя там делала.
— Но теперь же у птички настоящая роль будет. Она будет срывать …
— Ага — и сиськи заодно тебе оторвет. Мне тут только несчастных случаев не хватало со скорой помощью, чтобы всех клиентов разогнать и инвестицию испоганить. А если этой птичке твоей взбредет в голову полетать над публикой и кому-нибудь глаза выклевать? Нет уж, если честно, я ни тебе, ни птичке твоей не доверяю, Дарлина. Техника безопасности превыше всего.
— О-о, Лана. — Дарлина была безутешна. — Ну дай же нам опробовать. У нас только-только получаться начало.
— Нет. Вали. И сними эту тварь с моей стойки, пока она на нее не нагадила. — Лана накинула на клетку покрывало. — Эти сама-знаешь-кто уже отъехали, так что можешь вернуться на свою табуретку.
— А я, наверно, все-таки расскажу сама-знаешь-кому сама-знаешь-что, и сама-знаешь-кто испугается и сбежит.
Джоунз поднял очки от рекламы и произнес:
— Если вы, народ, тута около-личности трындеть будете, то я читать не могу. В-во. Это кто это — «сама-знаешь-кто» и «сама-знаешь-что»?
— А ну, слезай с табуретки, каторжанин, да марш мои полы мыть.
— Этот попрыгай аж до самой «Ночью Тех» проехал, старался, репетирывал, — осклабился Джоунз из своей тучки. — Ёбть же ж. Надо дать ему шанец, низзя ж к ему относиться как к цветным народам.
— Вот, правильно, — от всего сердца согласилась Дарлина.
— Уж скока мы сироцкую благодарительнось покончили, а на швицаров ей не полагается, может, тада беньдяшке чутка отслюнить — девчонка все ж старается, на комисии фарцует. Э-эй! — Джоунз уже видел, как птица хлопает крыльями по-над всей сценой, пока Дарлина пытается изобразить какой-то танец. Он никогда не наблюдал зрелища гаже: Дарлина с птичкой могли квалифицироваться как законный саботаж. — Можа, тут и нам отполирывать чучуть нада, можа, тут крутнуться, там качнуться лишний раз, тут скользнуть, там махнуть, но мне кажецца, спиктакыль очень даж ничо. Ууу-иии.
— Вот видишь? — Дарлина повернулась к Лане. — джоунз врать не станет. У черных стока ритма есть.
— В-во!
— Я не хочу пугать кое-кого историями про кое-кого другого.
— Ох, да заткнись же ты, Дарлина! — заорала Лана.
Джоунз окутал их двоих некоторым количеством дыма и изрек:
— Я так думаю, Дарлина и этот ее попрыгай сильно необычные. В-во! Я так думаю, вы себе кучу клеёных напритаскашь сюда. В каком еще клубе лысово орла на истраде найдешь?
— Придурки, вы что думаете — мы в самом деле в птичьи дела влезть сможем?
— Э-эй! Я точно тут птичьи дела. У белых народов же завсегда попрыгаи с кинорейками обжимаюцца. Погоди, дождесси — народы просекут, каково таково птица им «Ночью Тех» втюхивает. Да у вас тута настоящий швицар стоять придецца. Все опчиство с делами своими ломицца будет. В-во! — Джоунз сотворил опасный на вид нимб, казалось, готовый взорваться. — Дарлина с попрыгаем тока вот закорюки повыправют. Ебть, девка тока-тока искуйств, щитай, начинает. Ей шанец нужон.
— Это точно, — встряла Дарлина. — Я пока в искусствах новичок. Мне шанс нужно дать.
— Закрой рот, дурища. Ты что — правда думаешь, что заставишь эту птицу себя раздевать?
— Да, мэм, — с энтузиазмом выпалила Дарлина. — Меня тут вдруг осенило. Сижу это я дома, гляжу, как она по колечкам своим играется, и говорю себе: «Дарлина, а чего ты это в одёжу себе колечек до сих пор не понасовала?»
— Заткни пасть своему уроду, — велела Лана. — Хорошо, давай поглядим, чего она умеет.
— В-во! Вот это базар. Тут всякие мамочки сбегуцца на спиктакыль поглазеть.
* * *— Санта, я должна была тебе позвонить, голуба.
— Что ж стряслось, Ирэна, детка? — с чувством осведомился лягушачий баритон миссис Баттальи.
— Игнациус стрясся.
— Чего он еще натворил, милочка? Расскажи Санте.
— Погоди минуточку. Дай посмотрю, он еще в этой своей ванной или уже нет. — Миссис Райлли опасливо прислушалась к громогласному плеску жидкости, доносившемуся из ванной комнаты. Взрыв китового фырканья вырвался в коридор сквозь облупленную дверь. — Все хорошо. Он еще там. Я не могу тебя обманывать, Санта. У меня сердце кровью обливается.
— Ай.
— Приходит Игнациус домой где-то с час назад — и одет прям как мясник какой.
— Это ж хорошо. Нашел себе другую работу твой здоровый жирный разгильдяй.
— Но не у мясника же ж, голубая моя, — отвечала миссис Райлли, и голос ее был отягощен скорбью. — Он теперь киоскер, «горячими собаками» торгует.
— Ай, брось ты, — каркнула Санта. — «Горячими собаками»? Никак прям на улице?
— Прям на улице, голуба, как побродяжник какой.
— Еще какой побродяжник, девонька. Даже хуже. Ты почитай, чего пролиция в газетах извещает иногда. Они там все — одна банда бомжей.
— Ну ведь ужыс же какой, а?
— Этому мальчику твому уже кто-нить по мордасам бы давно надавал.
— Тока он в дверь, Санта. Как сразу загадку мне: какую работу себе нашел? Я сначала и говорю: мясник, — понимаешь?
— Чего ж не понять?
— А он мне дерзит эдак: «Угадайте еще раз. Вы даже не приблизились к ответу». Я еще битых пять минут гадаю — пока все професии не перебрала, где такую белую форму носить надо. Тут он, наконец, говорит: «Все неправильно, мамаша. Я обрел себе занятие: торгую сосыски». Я чуть в обморок не грохнулась, Санта, прям на пол в кухню. Вот же ж картинка была б: я с раскроенной черепушкой прям на линолеуме, — а?
