Алексей Моторов - Преступление доктора Паровозова
И я тогда подумал: успею еще в институт документы подать, лучше посмотрю, как огонь понесут, а потом еще всем рассказывать буду.
Забегая вперед, должен с удивлением признать, что никто и никогда в дальнейшем не расспрашивал меня об эстафете олимпийского огня на улицах столицы. А когда я сам начинал про это разговор, все демонстративно зевали, перебивали — в общем, давали понять, что есть темы поинтереснее.
Я не без труда протиснулся к бровке у Геологоразведочного института и вместе со всеми принялся в ожидании крутить головой. Через несколько минут со стороны улицы Герцена стал нарастать шум. Все напряглись и приготовились смотреть.
Ну а пронесли этот огонь как-то буднично, ничего такого особенного. Какой-то спортсмен в трусах и майке резво бежал с факелом, высоко и красиво задирая ноги, люди в толпе, пока он проносился мимо них, громко аплодировали, некоторые иностранцы даже свистели. И как только мужик с факелом скрылся из виду, огромная масса народа моментально стала расходиться.
В тот момент, когда стоящий передо мной парень повернулся и стал продираться через толпу, я, мгновенно поняв, кто это, успел схватить его за рукав.
— Леня! Ничего себе встреча!
Он вдруг неожиданно резким движением вырвался, сделав пару шагов вперед, моментально обернулся и так же сразу меня узнал:
— Леха! Ты? А я думаю, кто там меня ручонками цапает, может, хулиган какой?
Я засмеялся, подошел и хлопнул Леню по плечу:
— Ну, здорово! Я ведь тебя часто вспоминаю! А ты даже и не позвонишь. Последний раз говорили я уж и не помню когда!
Леня весь позапрошлый год названивал мне из своего детского дома, где-то раз в неделю, вскрывая вечером дверь директорского кабинета, где стоял телефон. «Мне, Мотор, любой замок открыть — два раза плюнуть! Вот сейчас говорю с тобой, а сам сижу в мягком кресле, как секретарь горкома!»
А потом как отрезало. Ни одного звонка. Да и в лагерь он больше не приехал, а ведь собирался.
Леня здорово изменился, подрос, похудел. Ну, неудивительно, два года не виделись. Еще он стал как-то жестче, что ли.
— Гляди-ка, Мотор, каким ты фраером! Рубашечка, папочка, галстучек! — Он вдруг оглянулся, будто кого-то высматривая. — На опера из детской комнаты похож.
Мне на мгновение показалось, его что-то беспокоит.
— Ты, Лень, торопишься куда? — шутливо поинтересовался я. — Хочешь следующим быть, кому факел доверят? Так ведь не догонишь!
— Леха, прости! Некогда сейчас, падлой буду! — Он еще раз нетерпеливо оглянулся. — Мне еще своих нужно найти. Мы тут на Красную площадь собрались, ну типа в Мавзолей.
— А! Так у вас от детдома экскурсия? — сообразил я наконец. — Ну, тогда понятно. Ладно, Лень. Беги, догоняй своих. Жаль, не поговорили. Только ты звони, не забывай. Телефон-то помнишь? Он легкий. Сто семьдесят, двадцать пять, двадцать пять.
Я пожал ему руку, и в этот момент Леня очень тихо и очень быстро произнес:
— Я, Леха, из детдома подорвал. Еще в прошлом году. Теперь сам по себе.
— Да как же это? — растерялся я, понимая, надо спросить важное, но не мог сообразить, что именно. — А где ты теперь?
— Да в артели одной! Не пропаду, Леха, не боись! — подмигнул он и опять оглянулся. — Хуже, чем есть, уже не будет! Ну, давай!
Леня вырвал руку и стремительно зашагал в сторону метро. Я увидел, как он на углу поравнялся с каким-то парнем, они перебросились парой слов, парень стрельнул в мою сторону недобрым и цепким взглядом и пошел вперед, будто они незнакомы. Прямо как в шпионском фильме.
И не успели они затеряться в толпе, как за моей спиной раздался пронзительный женский визг. Вопила туристка, немолодая тетка в темных очках, на каком-то своем языке, тряся замшевой сумкой, которую она держала обеими руками. Несколько милиционеров и каких-то людей в штатском моментально взяли ее в кольцо, и крик тотчас прекратился.
— Что там такое? — стала спрашивать у всех бабушка с палочкой и с двумя пустыми молочными бутылками в авоське. — Что случилось, граждане?
— Сумку порезали у иностранки! — не скрывая удовольствия, объяснил рыжий мужик с красным обгоревшим лицом. — Не будет в следующий раз рот разевать!
— Ах ты батюшки! — начала сокрушаться бабушка. — Вот ведь воры, паразиты, креста на них нету!
Людское море продолжало растекаться в метро и переулки, уже возобновилось движение машин, а я все стоял, теребил папку с документами и не двигался с места.
Хлеб наш насущный
Приличные люди не должны столько думать о жратве. Наверно, у одного меня такое, что когда иду на свадьбу или день рождения, первым делом в моем воображении возникает стол с угощением: блюда с куриными ногами, вазы с салатами, тарелки с колбасой, банки со шпротами, подносы с пирогами. А лишь потом уже, постепенно, как будто из тумана, проявляются лица моих друзей и родственников.
Причем не сказать, чтоб я в детстве недоедал. Нет, разнообразия у нас не наблюдалось, особенно в дошкольный период, когда мы с сестрой Асей жили с нашей бабушкой Людой на даче. Бабушка разносолами не баловала, зато количество всегда заменяло качество. Сыр — так головками, селедка — банками, картошка — мешками, моченые яблоки — ведрами. А уж когда бабушка сварит суп, так сварит. С вермишелью. В двадцатилитровой кастрюле, чтоб сразу на неделю. А на второе — гречка в чугуне из печки. И ничего другого. Годами. Правда, если кто к нам на выходные добирался, то могли из жалости и котлет накрутить.
С переездом в Москву в рационе стали возникать некоторые изыски, которые потихоньку пробивали бреши в нашей спартанской диете. Но именно тогда по разговорам взрослых стало понятно — еда только и делает, что исчезает, и сейчас днем с огнем не найдешь того, чего еще недавно было везде навалом.
Вскоре и мне самому пришлось убедиться, что буквально с каждым годом целый перечень продуктов питания навсегда выбывает из ассортимента. Ведь буквально вчера кругом стояла кукуруза в банках, а нынче она лишь в воспоминаниях; осенью в «Океане» селедка в укропном, абрикосовом, горчичном и еще в пяти соусах, уже зимой — только в винном, а к весне и вовсе никакой. В кондитерском одних только шоколадок сто сортов. Тут тебе и «Слава», и «Конек-горбунок», и «Золотой ярлык», всего и не перечислить. Но прошло всего ничего, и в наличии осталась лишь вечнорумяная «Аленка» и шоколад с говорящим названием «Финиш».
А магазин «Дары природы»? Туда специально все приходили поглазеть, как в зоологический музей. На прилавке справа — рябчики, куропатки, тетерева. Слева — мясо лося, оленина, даже медвежатина. Рядом — бочонки с медом, брусникой, морошкой. Клюква в сахаре. На улице дядька с сачком. Торгует живой рыбой и раками. Чуть времени прошло, а там одни куры венгерские и очередь часа на два.
