Кэтлин Сейдел - Вновь, или Спальня моей госпожи
«Софи — это я…» Шустрая девчонка-сорванец, смышленая и веселая. Софи — ее точная копия. Ее портрет. Дженни внезапно поняла это. «В ней — все лучшее от меня. Такой я себе нравлюсь» .
Она лихорадочно принялась строчить: «…Софи слышит шаги».
Нет, это не Гастингс. Гастингс не может полюбить Софи, а тем более Дженни. Его оттолкнули и испугали бы ее сумасбродные выходки.
Робин…
…Да, конечно это Робин! Он воевал, защищал родную землю, его руки привыкли к оружию, но это не умертвило его душу, не ожесточило сердце, как у Гастингса, в тяжкой борьбе с самим собой. Алек иногда шутил, что не прочь сыграть Робина…
Робин (пока слышен лишь его голос) : Перчатки… Я наверняка оставил здесь перчатки… (Входит, откидывает взглядом комнату, понимает, что они с Софи наедине, приближается к ней и раскрывает объятья) : Ну как, дорогая женушка?
Именно так! Робин и Софи тайно сочетались браком. Два самых живых и прелестных героя женаты!
Зрители придут в восторг. Они любят Робина с самых первых его сцен в сериале, а теперь очарованы и Софи.
«Вот что вышло, Алек. Хочешь быть Робином, а не суровым, верным долгу Гастингсом? Хочешь сохранить теплоту своего сердца? Тогда позволь мне любить тебя. Я — единственная твоя надежда».
Дженни бросила на стол пару монеток, зажала лилии под мышкой и зашагала назад, к дому Алека. Храбро постучала молотком в дверь. Внутри послышались шаги.
— Это я, — объявила она. — Можешь не смотреть в глазок. — К ней вернулась спокойная уверенность. Все было правильно.
Дверь открылась, и она сунула ему цветы.
— Вот, это тебе.
Алек машинально подхватил их — сработала реакция хорошего спортсмена. Но, держа цветы на вытянутых руках, он не глядел на них. Он их не хотел.
— Дженни, я просил тебя не приходить. — Голос звучал устало и очень сдержанно.
— Тем не менее я здесь, — подчеркнула она. Все эти годы она была той же девчонкой, сидевшей в школьном автобусе сама по себе. Если даже ее поначалу отталкивают, не стоит отчаиваться. — И твое воспитание не позволит тебе дать мне от ворот поворот.
— Для нас обоих будет лучше, если…
— Я замерзла.
Это была ложь, но Алеку пришлось впустить ее. Он отступил, и, закрыв дверь, посмотрел на букет. Цветы были удивительно красивы, с восковыми лепестками, по которым бежали розовые прожилки. Правда, час, проведенный в обществе Дженни, несколько повредил им. Один из бутонов обломился и поник, другой был сильно помят, а на бумажной обертке отпечатался кружок от кофейной чашечки.
Но какое это имело значение? Алек был по уши сыт внешним совершенством. Хлоя Спенсер ни за что не смяла бы цветы — но ведь не это сейчас важно. Дженни сгребла охапку лилий и поставила ее в вазу на маленьком столике, как раз под портретом сестренки Алека. «Вот так!» И сразу же сунула ему под нос листки.
Он взял их и озадаченно заморгал:
— Это же бланк счета из кафе…
Но у официантки не было другой бумаги!
— Переверни… Там текст. Читай же! Он повертел листок, но все оказалось не так просто. Листки надо было перевернуть еще раз десять, чтобы найти начало, конец и продолжение…
…В следующий раз перед тем, как сделать мужчине предложение руки и сердца, она зайдет в кафе, не забыв при этом блокнот, и все напишет как следует.
Дженни придвинулась к нему и помогла найти начало сцены.
(Гостиная дома Джеймса Марбла. Изабелла, Софи, Джаспер, Робин, другие…)
Почему я должен читать это? — спросил Алек.
— Потому что я люблю тебя.
…Его тело мгновенно среагировало на ее слова — Дженни почувствовала, как напряглись его мускулы, забилось сердце и участилось дыхание… Но когда он заговорил, в голосе не слышалось ни удивления, ни радости. Так говорил бы Гастингс…
— Я не хочу, чтобы тебя привело сюда чувство вины, Дженни.
Еще совсем недавно это было правдой. Сколько же она изводилась оттого, что не любит его. Но сегодня она пришла совсем не потому, что чувствовала себя виноватой!
— А себя ты виноватым не считаешь? Знаю я твою теорию… — на деле это было гораздо больше, чем просто теория, и здесь он был абсолютно прав, — ну, что я одержима работой. От этого мне никуда не деться. Но получается, что во всем происходящем только моя вина. Не кажется ли тебе, что ты тоже не без греха?
— Конечно. У каждого есть недостатки…
Недостатки? Она подоспела вовремя! Он почти полностью превратился в Гастингса! Еще пара недель — и даже ее блестящие выдумки не вернут его к жизни. Дженни прервала его:
— Я не нужна тебе?
Алек отшатнулся, пораженный:
— Нужна, очень нужна. Я люблю тебя…
— Ну тогда расскажи, как. Скажи, КАК я тебе нужна.
— Просто нужна. Разве этого недостаточно? Или представить список по пунктам?
— Разумеется. Скажи четко и ясно: ты, Дженни, нужна мне, Алеку, потому-то и потому-то…
— Глупости! — запротестовал Алек. — Ну а если я не могу разложить все по полочкам, значит, ты мне не нужна? Как это может быть?
— Ты действительно во мне нуждаешься, но я убила столько времени, чтобы понять это. Держу пари, ты сам ничего не смыслишь в таких вещах.
Алек раскрыл рот, но подумал — и снова закрыл. Ответить было нечего.
…Неожиданно попав впросак, Гастингс наверняка пришел бы в ярость, но он, вероятнее всего, единственный сын у матери. А в семье Алека было шестеро детей. Он с детства знал, что ни у кого на свете не бывает на любой случай готовых ответов. Он понимал, что жизнь — шутка сложная, и учился у нее…
Дженни предполагала, что сейчас события могут развиваться по двум разным сценариям. Алек заупрямится и разозлится на нее. И скажет, что шагу отсюда не сделает, пока Дженни не признает, что он знает себя лучше, чем она.
Или доверится ей. Настолько, что подаст ей руку, и они пойдут по узкой зеленой тропинке, сопровождаемые ароматом лилий… Он на распутье.
По лицу Алека ничего нельзя было понять. Но она почувствовала, что он стоит перед выбором. Исчезла сутулость, сведенные мускулы постепенно расслабились, он будто бы оттаял, раскрылся…
— Здесь я не корифей, — сознался он. — Нужно, чтобы кто-то подбрасывал мне реплики. — Он указал на листки. — Это они? И если я прочту, то сразу все пойму?
— Это я все поняла, когда писала, — ответила Дженни. — Но, возможно, у меня своя, особая логика.
— Ну, тогда вот мой ответ: мне необходимо, чтобы ты объяснила мне, КАК ты мне нужна.
С этого и надо было начинать. Дженни захотелось обнять его крепко-крепко, кинуться ему на шею, чтобы он подхватил ее, поднял в воздух… Хотелось смеяться и визжать. Сорвать с лилий бумажную обертку — и подбросить всю охапку в воздух, чтобы розовые цветы и бутоны дождем сыпались на них…
Вместо этого она втолкнула его в гостиную, и, сдернув с кресла спортивную сумку, силком усадила. А сама устроилась на кофейном столике напротив.
— Женщина может стать для тебя необходимой про двум причинам, Алек Камерон. Во-первых, потому, что слаба и беспомощна, и ты вволю можешь играть при ней роль сильного старшего брата, в то время как она будет слабенькой младшей сестренкой. Это для тебя привычно и кажется совершенно нормальным — словно так ты оправдываешь перед Богом свой Талант. Похоже, ты думаешь, что заслужил его тем, что был великодушен к Мэг, и продолжаешь отрабатывать долг, будучи столь же благородным по отношению ко всем нам…
Алек нахмурился и помрачнел. Это надо было обдумать.
…Нет, подумает он позже. Дженни спешила перейти к причине номер два.
— Но если тебе нужна слабая женщина, то на этот раз ты промахнулся. Меня мутит от одной мысли, что я могу показаться такой. Ты полюбил меня потому, что тебе осточертело быть в ответе за все вокруг. Ты не хочешь быть Гастингсом.
— Гастингсом? — Алек был загнан в тупик. — А он-то тут при чем? Ты очень торопишься, Дженни, я не успеваю за твоей мыслью…
По ее мнению, все было ясно как день! Она рвалась вперед! Ей ведомы были законы жанра и последовательность сцен. Она прекрасно знала, какой будет следующая и, признаться честно, стремилась к ней всей душой.
— Ты смотришь сериал? — она даже не дождалась ответа. Конечно, смотрит, куда он денется! — И как тебе Гастингс?
— Он становится все более ледяным и монументальным, но ты не должна его винить. Он прекрасно исполняет свой долг.
На сто процентов неверный ответ.
— А как ты относишься к тому, что он отвергает Молли?
— Ну, это не очень-то красиво, но что ему остается? Он любит Амелию. И это вполне правдоподобно.
Разумеется. Ведь это сочинил не кто-нибудь, а Дженни Коттон! Но правдоподобное поведение, тем не менее, может быть патологическим, болезненным.
— А кто твой любимый герой? Если бы тебе предложили любую роль, кого бы ты выбрал?
— Джеймса Марбла.
Она больно стукнула его по колену:
— Не ври! Ты назвал его лишь потому, что счел неудобным указать на героя моложе себя! Робин — вот кто тебе больше всех по душе.
