Франсуаза Малле-Жорис - Дикки-Король
— О, прекрасно понимаю!
— Суперкласс. Действуй, но потихоньку, намеками. Я тебе позвоню, как только мы примем решение.
— Клянусь тебе, ты будешь доволен.
— Я тебе доверяю. Но прекрати свои свинские штучки! Знаешь, ты ведь вправду немного подлец. Ты чуть было не провалил наше турне. Я это знаю! Не ори! Мне известно, что это сделал Фийу! Но ведь когда девушка позвонила, чтобы растрезвонить о своем приключении перед тем, как разбиться, ты все-таки мог бы догадаться, что она чокнутая!
— Но мне девушка не звонила! — возразил Рене. — Звонил какой-то парень из вашей труппы, так, по крайней мере, он мне сказал, — и чокнутым его никак не назовешь.
На другом конце провода ответа не последовало.
— Так это опять вы? Удивительно! — сказала она. Голос ее был каким-то неискренним.
Клод переживал по-настоящему, хотя его горе не имело отношения к Фанни. Он издевался над тем, что составляло радость Полины, высмеивал этих людей, которые были так добры к нему, всех, без исключения… Клоду никогда не следовало бы высказывать Полине то, что он думает о концерте.
Больше никогда она не будет вести себя с ним как прежде. Никогда больше не вернется ребенок, который вкладывал свою доверчивую ручку в его ладонь, отправляясь с ним в зоопарк. Они оба знают это. Именно эту неловкость Полина пыталась скрыть под притворным гневом.
— После всего, что вы мне наговорили об этом нелепом спектакле, я не поверила бы, что вы посмеете снова здесь показаться!
Фанаты, толпящиеся перед театром, у служебного входа, ждали, чтобы Дикки, Алекс и Вери, вышедшие на улицу, произвели свой отбор — указали нескольких счастливцев, которых допустят на ночной ужин и дискуссию. Была полночь.
— Я просто пришел попрощаться, — смущенно пробормотал он. — Пойми, я не хотел тебя огорчать. Я был совсем не в себе.
— Огорчать? Меня? Да мне все это просто смешно. Меня подвезли какие-то торговцы обувью, и мы в дороге не скучали! И, посмотрите, они отвалили мне пару клевых мокасин!
Толпа зашевелилась. Сейчас выйдет Дикки. Все-таки Клоду надо было объясниться с Полиной.
— Послушай, дорогая моя…
Он замолчал. Клод больше не смел обращаться к ней «дорогая моя», как он совершенно естественно делал это несколько дней назад. Перед ним стоял уже не ребенок, а девушка, уязвленная в своей гордости, в своей молодой доверчивости. И раньше чем он нашел слова и подходящий тон, появился Дикки со свитой незнакомых Клоду людей, в толпе все засуетились, слышались умоляющие просьбы, фразы вроде: «Да, ты едешь, и вы, разумеется, едете, дорогой друг, а вас двое, но все равно приезжайте, встречаемся в „Атриуме“ через полчаса или через минут сорок, Дикки заедет в отель переодеться…» — и тут мимо него прошел Алекс, сердечно хлопнув его по плечу:
— Это ты, старик! Здорово! Скажи-ка, что ты здесь делаешь? Значит, ты последний из романтиков? Бедный мой старик! Ладно, доезжай с нами перекусить, это тебя развеселит. И девчушку бери. Все-таки она держалась молодцом, разве нет?
Алекс и на этот раз обо всем слышал, но ничего не знал. Он прошел, расточая свои милости, отвергая слишком назойливые просьбы. Начали расходиться: отверженные медленно и понуро, остальные быстро и оживленно.
«Кто поедет в моей машине?» «Возьмем такси на пятерых?»
Полина в каком-то внезапном умоисступлении забыла обо всем.
— Мы приглашены!
— Куда? Как я могу ехать? Я собрался уезжать, заказал в…
— Вы не понимаете. Вас приглашает Дикки.
Было заметно, что она вообще не надеялась на такое счастье. А приглашение Алекс адресовал ему. Клод почувствовал, что если сможет в слабой степени смягчить боль, которую причинил Полине, то лишь приняв это приглашение.
— Да, ты права. Мы едем туда. Если хочешь… если хочешь, можем поехать в моей машине.
Легкая усмешка промелькнула на лице Полины, но она тут же с удивительным достоинством сдержалась; она явно не чувствовала себя вправе отказать ему в лишней возможности загладить свою вину:
— Конечно, Клод.
Первые машины подъехали к «Атриуму» около часа ночи.
Отец Поль приехал в «мерседесе» вместе со своим другом, подсадив по дороге Розу, Никола, Франсуа. Весело прикатили музыканты с двумя девицами — музыканты утверждали, будто они фанатки, — что сразу бы подвергла сомнению Жанина, если бы не была в полной прострации. Дейва, разумеется, не выгнали — за него вступился Дикки, — но не простили. Дейв ей тоже никогда не простит.
Алекс рассаживал за столом главных гостей. Он и Вери — по обе стороны от Дикки. Далее мадам Вери, которая свалилась как снег на голову и будет всех стеснять, но ведь нельзя выкинуть ее, не правда ли? Поэтому он посадил ее слева от себя и пристроил к ней с другого бока друга отца Поля, другу этому также нечего было делать на ужине, хотя, кто знает… Но с комиссаром полиции нельзя обращаться как с простым фанатом… К нему Алекс подсадил Жана-Лу — придется утешить его, что он оказался совсем рядом с сыщиком, — дав ему в соседки Беатрису, хорошенькую корреспондентку Из журнала «Флэш-78». Затем — отец Поль, который тем самым окажется прямо под прицелом Вери, и пусть они выпутываются как знают. И Мажикюс, великий Мажикюс, пародист-иллюзионист, — как-никак вместе с ним Дикки делал свои первые шаги на сцене, — которого встретили случайно, но попробуй-ка его не пригласи… Оставались Жизель, коммерческая директриса «Матадора», рядом с которой никто ни за что не сядет, Патрик, который будет склочничать, если его не посадить за почетный стол, и пресс-атташе Кристина, хорошенькая блондинка, хрупкая на вид, но с железным характером. Нельзя сажать Жизель рядом с Вери. Он весь ужин был бы в плохом настроении. Но и Мажикюс тоже. Придется устроить Жизель на краю стола вместе с Кристиной, хотя они друг друга ненавидят. А куда доктора девать? Опять я о нем забыл! Усажу его между мадам Вери и этим полицейским комиссаром. Собрать всех зануд в один угол, это правильно. Придется свести Жизель с Мажикюсом. Что ни делай, будет лучше, если в плохом настроении окажется эта дорогая старая развалина, нежели Вери. И заодно Патрик будет на краю стола. Ну вот, порядок. Пусть остальные рассаживаются сами.
— Нет, нет! Быть не может! Нас же тринадцать!
Алекс замечает Дейва, в этот вечер удивительно опрятно, почти элегантно одетого. Вот повод для примирения. Ведь на этом настаивает Дикки…
— Садись-ка сюда, старик, скажешь нам свое мнение, ты же так давно знаешь Дикки…
— Боюсь не понравиться госпоже президентше, — ухмыльнулся Дейв.
От Алекса не ускользнуло, что Жанина, опухшая от слез и коктейлей, стоит совсем близко, ожидая, чтобы ей указали место, которое, как она считает, ей бесспорно полагается среди почетных гостей. «Да, через два года инфаркт! — думает Алекс. — Этого всего я не выдержу!»
— Жанина, я считаю, что ты принесешь больше пользы, послушав немножко, о чем говорят фанаты… — все-таки несколько смутившись, процедил Алекс.
— Почему? Почему же? — бормочет Жанина; вид у нее жалкий, но она не отступает ни на шаг.
Дикки с доктором еще не приехали. Фанаты толпятся в глубине зала, рассаживаются, снова встают, производя адский шум. Музыканты и хористки выражают свое недовольство, их плохо посадили, они ничего не услышат, не смогут высказать своего мнения. Презрительная Минна стоит, испепеляюще глядя на это отребье фанатов, за чьим столом ее намереваются усадить. Примчался взбешенный Патрик — его «ягуар» сломался, и он был вынужден взять такси. Он успокаивается, увидев, что устроен на хорошем месте. Дейв отказывается сидеть между Жаном-Лу и комиссаром и самолично усаживается с другой стороны, отодвинув Жана-Лу от прекрасной и полезной Беатрисы. В перспективе новые протестующие вопли.
Месье Вери, уже сидящий за столом, разворачивает салфетку и самым что ни на есть светским тоном обращается к Кристине:
— Вы были в Мексике? Недавно я провел там несколько дней, вы пришли бы от нее в восторг.
И Кристина с очаровательной наглостью, тайной которой она владеет, отвечает:
— На мою зарплату туда не поедешь.
А ведь зарплату ей платит Вери… Именно в такие минуты Алекс думает о своей старушке матери, которая содержит букинистическую лавчонку в Ницце, на старой прохладной и живописной улочке, неторопливо беседуя с тихими занудами-эрудитами, и Алекс спрашивает себя, почему он занимается своим ремеслом.
— Вы должны были бы чуть-чуть уменьшить количество избранных, мой дорогой Алекс, — говорит Мажикюс, вертя в руках бокал. (Уж не собирается ли он показывать свои фокусы?)
В ресторане царит суматоха. Все вскакивают, садятся, опять встают, о чем-то спорят, кричат, меняют столы, окликают друг друга; создается впечатление, что этот кавардак не кончится никогда.
— Нас действительно многовато, — простодушно констатирует мсье Вери.
