Андрей Донцов - Комплекс Ромео
Ну, ничего. Я тоже немного изменился за тридцать месяцев нашей разлуки. Клевал пищу, как птица в неволе. Клевал только для того, чтобы не сдохнуть. И еще все время тренировался. Пробежал сотни километров, проехал тысячи, проплыл десятки миль – все потому, что нам нужна сила. Мы должны оставаться сильными, даже если мы и проиграем.
Мы – это Ромео, трахнутые миром FFF.
Когда актеры верят в то, что играют, – получается результат. А моя кинокоманда верила, что начинаются съемки мелодрамы. И, может быть, даже верила, что Оскар будет наш. Поэтому актриса Корчагина и вылетела в Гонконг на пробные съемки. И, слава богу, самолет приземлился без проблем. Ничто не хотело мешать моим планам.
6
Веревочный мост был готов.
На том берегу шла какая—то суета.
Кто—то громко кричал. Кто—то хлопал в ладоши.
Можно подумать – снимают настоящее кино.
Хотя, может, Мэй и вправду решила снять эту сцену. Зря, что ли, она тащила камеру и друзей за тридевять земель?
И вот раздался крик.
– А ю рэди?
Я стоял в свитере, в котором только что был артист—китаец. Он здоровался с ней на том берегу и был отправлен на машине на этот берег, чтобы выйти ей навстречу. Но навстречу ей выйду я.
Столько вот хитрости ради одного дешевого театрального эффекта. Впрочем, не такого уж для меня и дешевого.
Бейсболка натянута пониже. Смотрю вниз, в реку. Бурная вода собирает на своем пути все мои страдания, муки, мытарства и грехи. Наверно, у меня теперь их будет еще больше.
– Рэди! – крикнул я, и голос сорвался. Зато получилось пискляво, как у китайцев.
– Экшн! – крикнула Мэй.
Она двинулась мне навстречу. В майке, наброшенной на голые груди. На майке все те же иероглифы, что у меня на теле. Это я придумал ей такой сценический костюм.
Я шагнул ей навстречу. Веревочный мост зашатался под ногами. Мне стало плохо. Меня потянуло в эту воду. Навер—ное, холодную, понятную и реальную, как мои долгие ожидания. С лежащими в ней мокрыми камнями моих проступков, нелепых надежд, иллюзий и ошибок, среди которых не было главного – предательства.
Куда я иду? Навстречу чему я двигаюсь? Сердце остановилось, затем забилось учащенно, как при беге. Только инфаркта не хватало.
– Стоп! – крикнул я. – Стоп, мотор!
Эта фраза была понятной на всех языках. На берегу началась какая—то суета, и зазвучала торопливая китайская речь. Кажется, мой дебют в кино проходит не очень удачно…
Надо успокоиться. Есть проверенный способ. Я шагнул еще и быстро сочинил стишок, глядя в речку и пытаясь взять себя в руки. Наверное, издалека я выглядел не вовремя закомплексовавшим китайским актером.
Шаг, еще шаг. Она все ближе и ближе. Красиво передвигается, держась сильными руками за натянутые тросы. Сейчас случится то, что я ждал эти годы, – я увижу ее глаза…
Любимая баба
Идет по мосту мне навстречу.
Глаз ей не спрятать…
Сброшу суку с моста,
Если в рот не возьмет.
И я сделал еще один шаг.
7
В какой момент я проиграл?
«Стоп, мотор, стоп!»
«Я заучивал слова совсем не этой пьесы!»
В какой момент мое тренированное сердце устроило такую пляску, что, казалось, мост стал раскачиваться в такт его ударам?
«Стоп, мотор, стоп!»
«Моя роль еще слишком сыра для финала…»
Что позволило слезам, настоящим слезам, впервые с нашего последнего спектакля, так сдавить мое горло, словно тысячи шил вонзились в него и сделали невозможным само дыхание как процесс в принципе?..
Я проиграл, когда опять увидел свою Джульетту. Не Сашку Корчагину, не госпожу Каблукову, а свою любимую Джульетту.
Она шла мне навстречу, и глаза были полны такой радостной растерянности, как будто к ней приближался огромный букет… а не псих с искалеченной душой…
В ее взгляде отражалась моя смерть. Если с ней что—нибудь и случится – я умру первым. Даже если какое—то время буду ходить, есть и тратить деньги. Как я не подумал об этом раньше?
«Стоп! Стоп, мотор!»
«Мне нужна длинная актерская пауза. Когда я пустой на сцене – я имею право на любую паузу! Дайте мне ее!»
Я физически ощутил холодную зону безмолвия, стоявшую за моим намерением. Зону страшной пустоты. В этой пустоте уже не останется ничего. Там не будет тебя. Там не будет Брата—Которого—У—Меня—Нет. Там и меня не будет.
Хотел ли я приблизить эту пустоту своими руками? Вся злоба, которая копилась во мне все эти годы, не выдержала одного этого ощущения.
Мост раскачивался под моими ногами, отсчитывая секунды, отделявшие меня от этого ужаса…
Я зацепился за то единственное живое, что было сейчас во мне: за слабую веру в то, что идущий мне навстречу человек будет смелым и сильным. Гораздо более сильным, чем я.
«Стоп, мотор, стоп!»
8
Ничего воинственного не было в этих штанах, от которых отказались американцы. Достать нож из них было не то что неудобно – было невозможно в принципе…
Я снова впал в счастливый идиотизм. Уже через полтора часа мы занимались в прибрежном песке тем, о чем я мечтал эти годы: любовью. Занимались тем, чем ни разу не занимался мой Брат. А больше мне ничего и не надо было.
Она стала еще красивее. Она стала настоящей женщиной за эти два с половиной года. Превратилась из красивой девчонки в красивую суку.
Когда она стала раздеваться… Дорогой загар московских соляриев. Плечи и руки по последней женской моде удивляют гуманным рельефом мышц.
Мне начинает становиться плохо. Она стягивает с себя юбку и остается в одних чулках. Манна небесная – я уже не зря все это затеял. Она снимает лифчик. Грудь стала более упругой, развернутой чуть в стороны, как у итальянских моделей.
Но главное – при всем при этом со мною была та самая Джульетта из нашего курсового спектакля. С тем самым взглядом – полным любви, отчаянной, безоглядной и смелой. Она была мне рада. Искренне. Хоть и растерялась порядком, когда меня увидела. Но за испугом было другое чувство. Чувство, с которым тоже ничего не произошло. Просто его запрятали далеко и цинично.
И занималась она со мной сексом безо всякого испуга – так страстно, с таким животным урчанием и криками во время оргазма, что я боялся нарушения сейсмического равновесия в горах.
Счастливый идиот Ромео. До этого я ничего не соображал из—за того, что ее не было рядом. Теперь ничего не соображаю из—за того, что она рядом есть.
Нормально, да?
– Я даже не думала, что ты таким станешь. – Она гладила мои железные плечи, руки, грудь. Она гладила мою железную волю, выдержавшую жесточайшее испытание.
– Каким?
– Это трудно объяснить. В тебе появилось… внутри… сталь… Появился характер, который сразу виден.
– Нет там никакой стали, Сашка.
– Тебе просто не видно со стороны. Я всегда думала, откуда берется в мужиках эта харизма. У тебя взгляд человека, который не задумываясь возьмет пистолет и пристрелит. Это страшно… Но это заводит… – добавила он, подумав.
Она чмокнула меня в щеку, задержав свои губы на три секунды, чтобы я успел вдохнуть ее запах.
– Сейчас тебе можно давать роли в любых боевиках, и ты все сделаешь в кадре, как надо… Помнишь, как нас учили. Воля. Воля и несгибаемый характер – вот что главное в искусстве.
– Да, Михалыч еще приводил в пример какого—то тренера штангистов. Как тот кричал на тренировках своим подопечным, приседающим с бешеным грузом на плечах. С таким грузом, от которого может разорвать коленные чашечки, и поэтому в них была сосредоточена главная боль. Он кричал: «Воля! И терпеть в коленочках!!!»
– Да. Я помню. Воля! И потерпеть в коленочках! – задумчиво повторила она, гоняя в голове какие—то мысли.
– Но большинство же людей ничего не терпит, – сказал я. – Зачем нам это?
– Все терпят.
– Все?
– Оставайся таким сильным, ладно? – сказала она, закуривая сигарету, после того как завалила меня и оседлала сверху. Курить и вдумчиво трахать меня было одной из ее любимых эротических поз.
– И ты оставайся такой… – подобрать эпитет в этой фразе мне не представлялось возможным. – Оставайся… просто оставайся со мной… ладно?
– Ладно.
Я почувствовал, как хорошо стремиться к своей цели два с половиной года и наконец добиться ее.
Как хорошо быть счастливым идиотом. И как трудно ждать.
Я уткнулся в запах ее загорелого плеча и уже был готов заплакать.
– Сильным… – напомнила мне она нежным шепотом.
Говорите, уважаемые господа, что любовь живет три года? Только что к нашим пяти прибавились еще два с половиной. И это был еще не конец.
– Поехали, я покажу тебе свой остров.
9
Еще два дня, пролетевшие как один миг. И все—таки она настояла на отъезде. В принципе, он был для меня неизбежен, потому как в паспорте заканчивались пустые места для постановки визовых отметок, а получить новый я мог только на Родине. Мы сели в отъезжающий с острова автобус молча, держа друг друга за руки.
Мы не знали, о чем говорить, кроме того, что мы не могли сказать.
