Макар Троичанин - Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 1
- Агронома привезла на поезд, в Минск он поехал. – Жалобно добавила: - За день ухайдакалась в поле, вот и прикемарила немного. А вы разбудили.
- И откуда ты? – продолжал допрос Марлен.
- Из Сосняков, в колхозе работаю.
Марлен от радости даже присел, хлопнув себя по коленям.
- Ну, ты даёшь, девка! Нам туда и надо. Давай, заводи, поехали! – заторопил он женщину.
Вблизи Владимир разглядел, что женщина ещё совсем молода, лет 25-ти, хотя одежда её и не сошедшая с лица тревога, вызванная неожиданной встречей, старили, да и лицо уже было посечено ранними тонкими морщинками у глаз и на лбу, отметками нелёгкой, видимо, жизни.
- А зачем к нам? – Ей совсем не хотелось привозить в деревню непознанных людей, да ещё в форме, может, на горе кому-нибудь, может, и всей деревне. Так не раз уже было от наездов разных начальников, усиленно проверяющих, как они жили под немцем, да настырно поучающих, как должны жить теперь, что сеять и выхаживать, и заранее отрезающих по крупному ломтю каждый от ещё не выращенного и не испечённого хлеба. Да и женское любопытство не давало покоя, больше, конечно, оно. Как это, привезла военных в деревню и не может рассказать подружкам кто они и зачем явились-нарисовались в офицерской форме. Ещё раз внимательно, по-женски тщательно, оглядела приятелей, задержавшись взглядом на вещах.
- Может, в гости к кому?
- Угадала, подруга, - ответил не отдававший инициативы разговора Марлен. – Да ты не боись! Не начальники мы, - догадался о её тревоге, - к сестре еду. К Любови Александровне, учительшей она у вас, за председателем вашим живёт. Знаешь?
Лицо женщины разом просветлело, глаза ещё расширились, подняв кустики бровей. Она радостно переспросила:
- Так ты – её брательник?
- Ну да! – ответил, радуясь родству не меньше, Марлен.
Тревога и насторожённость, сдерживавшие их, рассеялись.
- Вот будет радость-то! – ещё раз воскликнула женщина.
- Так давай, торопись довезти её! Шевелись, Венера! – стал по-хозяйски подгонять Марлен.
- Чем материться, лучше помоги, - не обижаясь, ответила та.
Она полезла в кузов через заднее колесо и борт, тяжело задирая свою толстую, как обрубленную, ногу и наваливаясь на борт всем телом.
Марлен заорал вслед:
- Эй-ей! Не помни! – Спросил: - Что делать-то?
Женщина сбросила топор.
- Нате, нарубите сушняка покороче, а я пока вздую самовары да заведу свою «Варвару».
- Ты чего это мужика бабьим именем окрестила? – тут же поинтересовался Марлен.
- Это машина-то мужик? – ответила та и добавила убеждённо: - Она у меня работница, значит, баба.
- 2 –
Как ни торопились, прошло не менее получаса, пока чудо русской автотехники стало готово к движению. Мотор у ЗИСа работал ровно, с редкими лишними выхлопами, да и весь он выглядел аккуратным, даже недавно был выкрашен, с целыми дощатыми бортами и кабиной, даже с целыми стёклами и только с сильно изношенными шинами.
- Хорошо живёте в своём колхозе, даже машина есть. Чо не отобрали на фронт или ещё куда? – поинтересовался Марлен, первым усаживаясь в тесную кабину посередине, рядом с водителем так, что рычаг переключения скоростей оказался у него между ног. Угадывалось, что ему не часто приходилось ездить в машине, а уж в кабине – наверняка.
- Смотри, прищемлю, - засмеялась шофериха, и Марлен убрал больную ногу, переставив её с помощью обеих рук за рычаг. – Председатель наш, дядька-хозяин, всем бы такого, подобрал «Варвару» в поле, - удовлетворила любопытство младшего офицера, - видать, кто-то по целине пытался на ней удрать, да в грязи зарюхался. Вытащили мы её всем бабским тяглом с помощью коров, бычка да трёх коней-доходяг, что приблудились после наших солдат, вымыли, вычистили не хуже, как своих бурёнок, когда были, а там уж председатель один старался. За самогон да картошку наменял, что надо, у военных, что долго ещё шли мимо, сам лежал и под ней и на ней вместе с солдатиками, заманенными опять-таки за самогон, - сделали машину. Когда она завелась и поехала, председатель аж заплакал, тоже напился с пригульными ремонтниками и спал сутки, - неторопливо рассказывала она, прогревая мотор. – Документов-то нет! Так, верно, и армейские, что в тылу, и районные начальники всякие, завидя, пытались отобрать, да, видно, откупался от них наш Иван Иванович. Живет пока с нами «Варвара», ой, как помогает! Долго ли? Тоже не верится, что не отберут. Пока работаем, - она протёрла чистой тряпкой окна, навалившись на Марлена так, что тот сопел и елозил задавленно. – Я и испугалась-то со сна не за себя, а за неё. Она ж у меня самая дорогая подруга, с ней – по-хорошему, и она хорошо бегает. Подумалось, что и вы на неё нацелились. – Уселась поудобнее. – Председатель мне строго-настрого запретил оставаться на станции, а я вот заснула, сморилась, дура.
Владимир кое-как умостился рядом с Марленом в тесной кабине, с трудом захлопнул деревянную дверцу.
- Поехали? – спросила женщина. – По дороге придётся останавливаться на подкормку лошадки моей, - привычно и мягко передвинула рычаг скоростей, плавно отпустила сцепление, и машина сначала выкатилась задом на дорогу, а потом медленно пошла вперёд по дороге, оставляя слева поворот на станцию, покатилась, неторопливо переваливаясь на ямах и ухабах, сплошь усеявших дорогу.
Развиднелось. Туман растаял, ушёл ввысь, в почти чистое небо, где ещё бледнела забытая луна. Вершины дальнего леса из тёмных стали изумрудно-зелёными с оранжевой короной, а ближние деревья заблистали мириадами хрусталинок на листьях. Солнце стремительно поднималось вверх по небосводу, оживляя всё вокруг, но на дороге, закрытой высоким кустарником, берёзами, клёнами и низкорослыми елями, его ещё не было видно. Птичье разноголосье прорывалось сквозь шум работающего мотора и закрытые окна. Заметно сушило и нагревало. Чувствовалось, что день будет жарким.
- Откроем окно? – предложила женщина и, не ожидая согласия, остановила машину, отодвинула задвижки переднего стекла, а потом и само стекло, впуская разом и свежий прохладный воздух, и гомон птиц, и шум деревьев ещё не под ветром, а от лёгкого волнообразного движения воздуха без отчётливого направления, просто движения от пробуждения всего вокруг. Стало легко дышать, проходила сонливость.
- Хорошо-то как! – выразила общее настроение женщина.
Включила мотор, и снова они покатили к неведомой сестре по незнакомой земле в чужом мире с неясной целью. «Зачем-то кому-то это всё надо», - подумалось Владимиру, пока ещё плохо воспринимающему красоты нарождающегося дня.
- Как там сестра-то? – начал обязательный дорожный разговор Марлен.
- Ничего, живут, - философски ответила женщина и широко, не скрываясь, всласть зевнула.
- Сколько пацанов-то у них? – не унимался Марлен.
- Во, брат! Не ведает, сколь у него племяшей, - она повернулась лицом к Марлену, посмотрела заинтересованно. – Сколь себя помню, ты у нас не бывал. Откуда теперь взялся-то? – допытывалась. – А то привезу шпиёна председателю. Говори, как зовут, а то дальше не поеду.
- А тебя как? Да ты на дорогу-то смотри, а то врежешь в дерево, и вправду дальше не поедешь, - забеспокоился новоявленный шпион.
- Меня Варей зовут, - просто ответила шофериха.
- Вот это да! Варвара на «Варваре»! – возрадовался Марлен. – По-другому, что ли, нельзя было назвать для различия?
Женщина засмеялась, объяснила:
- Бабы обозвали. Удобнее так. Как спрашивают «Варвару», так, значит, меня с ней, отдельно и не зовут. А у сестры твоей и Ивана Ивановича девчонка и малец, знай, дядя.
- Да я ж всего раз у них был, на свадьбе, - оправдывался Марлен, - а в войну какие письма? – Тоже присмотрелся к соседке. – Тебя тоже не помню, небось, тоньше была. Марлен я, а он – Володя, - назвался сам и назвал друга.
Она удивлённо посмотрела на него, засмеялась.
- Ну, и имечко тебе придумали, не сразу и запомнишь. По-простому Марля, что ли? – засмеялась снова.
Марлен заёрзал, прикрикнул обиженно:
- Хватит ржать-то. Деревня! Что б ты понимала! Не смыслишь, что назвали так в честь вождей мирового пролетариата – Маркса и Ленина, а туда же, ржёт, - возмутился он, - Вар-р-ва-а-а-ра! Молчала бы уж, трёхтонка.
Помолчали, переваривая неудачное начало разговора. Машина шла медленно, часто проваливаясь в колдобины разбитой донельзя полевой дороги, натужно выкарабкиваясь из ям и соскальзывая юзом в глубокую мокрую колею. Мотало и подбрасывало так, что внутри переворашивало всю желчь и выплёскивало наружу спрессованное раздражение. Сидеть и терпеть молча тоже не хотелось, да и неудобно было перед Варварой.
- Кто ж вас научил шоферскому делу, - спросил Владимир, не умея легко и быстро перейти на «ты» с незнакомой женщиной, - тоже председатель?
- Не-е, - оживилась Варя, тоже тяготясь возникшей вдруг из ничего размолвкой, - шофёр один из военных.
