Александр Кабаков - Дом моделей
– Не могу, – сказал Володя. – Как бараны... Горите вы синим огнем – не могу.
В то же мгновение все недострелянные поблекли и распались так же, как и казненные. Только дымки поплыли к потолку в разных местах вагона... Один лишь бородач не сдался.
– Не верю! – грохнул он густым почвенным баритоном. – Не верю. Не желаю верить во всю эту мистику, во все эти интеллигентские столичные штучки. Насквозь прогнили, масоны, инородцы, кибернетики хреновы! Совесть растеряли, под джаз трясетесь... групповухи устраиваете, и ведь кого тянете в них? Бабу мою среднерусскую, мать-героиню батрацкую! И ее-то, светлокосую – в группу?! В биде ваши проклятые – синеокую?! Не дам! Лес спасу, реку спасу, болото спасу, гумно и околицу сохраню... А ты, малый, – дурак ты, Ваня, хоть и Владимир. Они ж обманули тебя, мудрецы московские. Верь мне, Вовка. Чему хорошему автор-то твой тебя научит? Ишь, на что замахнулся... Великий-то, он ведь нашего, русского корня был. Дворянская хоть, а все родная кость. Ну нафантазировал малость, ну черта немецкого подпустил... А они и рады! А они и давай изгиляться, подражать давай, демонов и покойников в словесность понатащили... Признаться-то, и оригинал был... того... преувеличен сильно... А присмотреться-то – фельетон злобный, больше ничего, да из житий понадергал. Зато модный, арку-то всю хулиганы исписали, вот тебе и рукописи негорючие. А где же боль истинная, страдание неутешное? Где народное слово крепкое? Где земля?! Продали землицу родную, вот вайнштейн с бронштейном в литературу и полез... Нет, ты мне скажи, где земля?! Я тебя спрашиваю, сержант! Автора твоего, эпигона бездарного, спрашиваю – где, мать вашу, земля?!
И орал он, и слюной из бороды брызгал, и уже наступал на одуревшего от темных словес Володю...
Но тут что-то прорезалось в милиционере. Ну генная память, как сказали бы проклятые истовым землестрадателем горожане! Или народный дух, как сказал бы он сам. Что уж там прорезалось – неизвестно, хотя догадаться можно.
Просто взял человек – и перекрестился. Осенил себя знамением крестным, как Богом положено православному от нечисти защищаться. Хоть и ни единого разу прежде того не совершал и, пожалуй, только в кино и видел – а все по правилу сделал, помилуй его, Господи, и сохрани.
Ну и рассыпалась дрянь.
А солдат сел спокойно и вздохнул глубоко.
Но поспешил.
Мягкие, едва слышные шаги приблизились. Глухой, чуть треснутый, но сильный голос прозвучал:
– Что ж, товарищ Бойко, докладывайте.
И Хозяин Салона сел на свое место. Маскарад он, видимо, счел законченным, теперь был в обычном своем виде: черной рубашке-косоворотке, подпоясанной узким кожаным ремешком, в серых бриджах, заправленных в толстые носки из крестьянской шерсти, в сванской шапочке. Усы скрывали рот. На стол перед собой он положил кустарную светлую трубку и темно-зеленую коробку знаменитых папирос, рядом поставил странный костяной шар – весь в ажурной резьбе, сквозь которую видна была еще и еще резьба... Перехватив взгляд сержанта, улыбнулся:
– Красивая вещь, так я считаю... Полезная вещь. Из музея подарков взял на время: шестьсот шестьдесят шесть шаров, один в другом, а? Безрукий китайский товарищ вырезал. Гоминьдановцы ему руки отрубили – он ногами вырезал... Вот что может сделать простой человек, когда у него есть великая цель... Сидите, товарищ Бойко, сидите. В ногах правды нет. А я хочу знать правду...
Владимир откашлялся, поправил фуражку.
– Товарищ... – тут же запнулся он, не зная, как обратиться, воинским званием, должностью или еще как. Но Хозяин махнул рукой, показывая, что обращаться надо как можно проще, и Владимир догадался: – Товарищ Семенов, докладываю. За время вашего отсутствия...
Но Хозяин тут же его перебил:
– А я не отсутствовал, товарищ Бойко. Вы докладывайте, главное докладывайте. С задачей справились?
– Так точно, товарищ Семенов, – ответил Владимир. – На территории всего салон-вагона восстановлена социалистическая законность. Вступив в бой с превосходящими силами мертвых, вероломно, без реанимации проникших в полосу отвода, разгромил и полностью их уничтожил всеми видами оружия...
– Ну мы не будем считать плевок оружием, товарищ Бойко, – вновь перебил Хозяин. – Отвечайте: почему прекратили огонь? Почему перед лицом противника идейно разоружились и допустили поповщину и мракобесие? – Тут он изо всех сил хлопнул ладонью по столу и крикнул: – Так я считаю, товарищ Бойко?
– Так точно, товарищ Семенов, – через силу пробормотал Владимир, понурившись, не имея сил поднять глаза от загаженной раздавленной икрой и пролитым коньяком скатерти. Страшно стало Володе, ох, до чего же страшно! Впервые за сегодняшний вечер совсем страшно, и страшнее даже, чем бывало в горах под бандитскими минометами... А чего уж было такого страшного в этом пожилом горце? Вроде бы ничего – а ужас...
– Так точно, товарищ Семенов, так вы считаете, – плохо двигающимися губами ответил и, ничего другого не выдумав, сказал-таки правду: – Только противно было очень стрелять, хоть они, конечно, и неживые товарищи. Становятся один за другим, как бараны, сами себе глаза завязывают... Один даже похвалил: молодец, говорит, товарищ сержант, отлично исполняете свой долг, и я доложу о вас лично...
– Сволочи, – удовлетворенно сказал Хозяин. – Мерзавцы и предатели, которые хитрили до последней секунды. И мы, товарищ Бойко, не можем позволить себе эту абстрактную жалость, мелкочеловеческое слюнтяйство. Борьба обостряется по мере нашего продвижения к Киеву. Никакой пощады врагам Салона! Каленым серебром будем выметать, какие бы посты при жизни ни занимали... Так я считаю, товарищ Бойко?
Произнеся программную речь, Хозяин несколько смягчился и последний вопрос задал негромко, задумчиво. И добавил еще тише:
– А Иванова я любил... Умница был, жизнелюб...
И вдруг, вскочив, резко наклонившись вперед, глядя прямо в Володины глаза жуткими своими, безнадежными глазами, почти прошептал хрипло:
– Но интересы Салона, воля товарища Семенова выше моих личных чувств!!! Вы меня поняли? И все эти мерзавцы, рвавшиеся занять место товарища Семенова, должны были быть уничтожены и были уничтожены!
И, мгновенно оказавшись у Володи за спиной, прошептал оттуда совсем едва слышно:
– Зачем крестился, а?
Не оборачиваясь, только пригнувшись от ледяного дыхания, Володя так же прошептал в ответ:
– Писатель он, товарищ Семенов. Испугался я... Инженер душ все-таки... Изобретет что-нибудь не так, потом разбирайся там...
Хозяин уже снова сидел на своем месте, крошил в трубку табак. При последних словах Володи он презрительно усмехнулся:
– Писатель... Какой он писатель? Середняк, объективно вставший на позиции кулака. Плохо, товарищ Бойко, что других писателей у меня для вас нету. Инженер... Техника без кадров мертва, товарищ Бойко, а массы, овладевшие техникой, способны преодолеть технику...
Хозяин снова встал, прошелся по вагону. Сутулый, с усталыми морщинками возле добрых глаз... Носком чувяка отбросил с дороги бриллиант «Заря Востока», оставшийся, видно, от папаши, потом наклонился, поднял, рассмотрел, близко поднося к сощуренным глазам. И, пожав толстоватыми плечами, сунул в трубку – только черный дым пошел.
Владимир сидел не поднимая головы. Холодный пот тек по его спине, и он чувствовал, что рубашка уже промокла от этого пота. Хозяин ходил, курил. Потом подошел к окну, приоткрыл штору и долго смотрел в пустую черноту. Круглая спина казалась еще круглей от крепко сцепленных позади рук. И тут Володя, бесцельно бродя взглядом по ковру у своих ботинок, увидел все еще валявшийся там пистолет. Ствол не выскочил – значит, еще хотя бы один патрон оставался...
Хозяин, не поворачиваясь, сказал:
– Мы хотим предложить вам, товарищ Бойко, возглавить ответственный участок работы. Наши органы. Справитесь?
– Какие органы, товарищ Семенов? – инстинктивно потянул время Владимир.
– Внутренние, товарищ Бойко! – крикнул, все так же стоя спиной, Хозяин. – Не пытайтесь ввести нас в заблуждение. Вы что, не знаете, какие бывают органы у человека? Внутренние органы для внутренних дел, наружные органы – внешних сношений... Ну для внешних – языком надо владеть... Язык, товарищ Бойко, – очень важная вещь. Вот вы – что вы делаете языком?
– Докладываю, товарищ генералиссимус, – ляпнул Владимир.
– Вы языком мыслите, товарищ Бойко. Язык – это классовое понятие. Вот мы и поручим сношения тем, у кого для этого есть классовое чутье...
Тут Хозяин замолчал, что-то обдумывая. И неожиданно закончил:
– Сношение – тоже классовое понятие. Так я считаю... Ну, товарищ Бойко, справитесь с органами?
– Не знаю, товарищ Семенов, – все тянул Владимир. – Нет опыта...
– Попытка – не пытка, – усмехнулся Семенов. – Попытайтесь... А мы вам попытаемся помочь. У вас есть вопросы, товарищ Бойко?
– Есть, – сказал Володя и встал. Пот теперь тек у него и по лбу из-под фуражки, заливая и пощипывая глаза, и ладони взмокли, и даже трусы прилипли... И все холоднее ему становилось от этого пота, трясло уже. – Есть вопрос, товарищ Семенов.
