Дия Гарина - Пойти туда...
– Не смей, Асмир. Я прошу тебя выполнить мою последнюю волю: забудь меня и живи. Живи долго и счастливо с тем, кто сумеет утешить тебя, или, коротая одинокий вдовий век, хоть ты и не была мне женой. Только живи. Ты должна…
– Я ничего никому не должна. Ты позабыл, что я более не рабыня, и не тебе указывать, что мне делать! Я поступлю так, как подсказывает мое сердце…
– Я тоже поступлю так, как подсказывает мое сердце. Слушай же, Асмир. Перед всеми богами великими и малыми; перед Перуном и Велесом, варяжским Одином и Огнем небесным и земным, которому ты поклоняешься, клянусь: коли ты последуешь за мной по своему собственному желанию, то, даже возродившись к жизни, мы никогда не будем вместе. А коли наши пути, при попустительстве богов, пересекутся, я сам оттолкну тебя. Клянусь в этом!
Едва я закончил произносить последние слова клятвы, огромный ворон опустился на одиноко торчащую ветку векового дуба и трижды прокричал свое извечное "Ка-а-а-р". Комментарии, как говориться излишни. Мое заявление об уходе с приложением-клятвой скрепили начальственной печатью.
Тишина опустилась на поляну пуховой подушкой. Асмир молчала, только жалобно глядела на меня широко открытыми глазами. Я отнимал у нее мечту. Или, точнее, требовал от нее, ради исполнения мечты, слишком многого. Решится ли она заплатить такую, на ее взгляд, непомерную цену?
Моя рука бессильно соскользнула с запястья Асмир. Наступил момент истины: сейчас она или ударит или… Время шло, я со страхом смотрел на нее, игнорируя все вокруг… Даже собственную смерть прозевал. Вот только что лежал дурак дураком со стрелой в животе, и уже медленно поднимаюсь над землей, оставляя любимую женщину одну на распутье и утешая себя извечной отговоркой неудачников "Я сделал все что мог".
А потом проснулся.
Я снова был в палатке один. Как будто меня специально оставили, чтобы постарался переварить все происшедшее. Н-да-а. Таких насыщенных суток в моей жизни еще не было, и, оборони царица небесная, уже не будет. Воспоминания о собственной смерти не слишком грели мое озябшее тело. Быр-р. Или в районе Шум-горы наблюдалось неожиданное похолодание или, скорее всего, сказывалась большая потеря крови. Не отказался бы сейчас даже от Витькиного чифира, лишь бы погорячее и побольше.
Снаружи до меня донеслись возбужденные голоса археологов и Витькин протестующий рык. Ругаются они там, что ли? Прислушавшись, я сообразил, что Курицын настаивает на том, чтобы все изъятое из склепа вернуть обратно, заложить заново вход, и делать ноги, пока проклятье не принялось за нас. Кирилла и Валентина такая перспектива явно не устраивала. Меня же, честно говоря, этот вопрос пока не интересовал. Перед глазами все еще маячила удаляющаяся фигурка Асмир, с окровавленным кинжалом в руках. Я могу только догадываться, как она поступила… Если предположить, что здесь я встретился с ней под именем Милы, то… Выходит, я так и не сумел удержать ее от воспетой Шекспиром глупости. А может быть это не Мила? Может быть, Асмир все же послушалась Велеслава, и у меня остается шанс на встречу? Только куда, позвольте спросить, девать Ольгу? Нет, уж лучше нам вообще не встречаться, потому что… Потому что… Черт, ну признайся же, наконец, что ты вопреки всему влюбился заново в свою собственную жену!
Чтобы отвлечься от таких крамольных мыслей я хотел позвать кого-нибудь, но из горла вырывалось только нечленораздельное сипение. Кажется я в довершение всего еще и простыл… Так мне и надо, нечего почти голым по ночам ножом махать. Я тщетно попытался выползти из спальника, чтобы потребовать положенную кружку чая, но тут в палатку протиснулась Ольга и, отругав за самодеятельность, прижалась ко мне всем телом. И меня, клацающего зубами от озноба, сразу бросило в жар.
Противоречивые эмоции, в которых причудливым коктейлем смешались жизнь и смерть, день и ночь, реальность и … реальность, настолько захлестнули меня, что я не в силах был дольше удерживать это в себе. И путано выложил опешившей Ольге все свои ночные заморочки. А потом сам опешил, наблюдая за реакцией жены. Она смеялась и плакала одновременно, и все порывалась мне что-то сказать, в перерывах между приступами не то хохота, не то рыданий. Я, конечно, предполагал, что ее реакция будет бурной, но чтобы так…
Немного успокоившись, Ольга стиснула кулаки и начала допрос.
– Игорь, ты помнишь, когда впервые увидел этот сон?
– Не сон, а астральный выход, – подражая интонациями экстрасенсу Андрюше, ответил я, – Прекрасно помню. Когда мы ночевали у заброшенной деревни.
– Вот именно, ты еще тогда свой чертов плейер достал, и вместо того, что бы общаться с женой, всю ночь общался с ним. Причем по-английски. А второй раз?
– Второй раз – после наших блужданий возле святилища.
– Правильно. И ты, кажется, тогда тоже нацепил наушники?
– Кажется, да.
Тут что-то мелькнуло в моей голове, что-то очень нехорошее. Куда же она клонит, хотел бы я знать?
– А третий раз – сегодня ночью. И ты опять слушал плейер. Тебе это ни о чем не говорит? Если эти сны посещали тебя исключительно тогда, когда ты пытался приобщиться к английской речи…
– Погоди, Ольга. Не хочешь ли ты сказать, что в этих кассетах заложена какая-то особая программа, вызывающая у меня видения? И, насколько я понял, для того, чтобы программа действовала нужно засыпать в наушниках. Ведь дома я их слушал, и ничего паранормального не происходило… Бред какой-то! Кому это нужно?
– Игорь, прости меня, пожалуйста! – выпалила Ольга покраснев до корней волос, – мне так стыдно… Но я и не предполагала, что… Как бы тебе это объяснить? Короче: я решила написать роман. Исторический, приключенческий, любовный, – все вместе. Все-таки я у тебя филолог, и это живет во мне. А так, как свободного времени, благодаря твоей милости, у меня практически не бывает, то я решила наговаривать текст на диктофон, чтобы потом отдать напечатать Танюшке. И, как на зло, когда меня посетила муза под рукой не оказалось чистых кассет. Только эти, с английским. Я думала, что ты никогда ими не воспользуешься, ведь лежали они у нас без дела уже три года.
Она схватила плейер и ткнула его мне под нос.
– Так что на одной стороне остались уроки английского, а на другой – мое повествование. Его то ты и видел во сне, когда включалась обратная сторона. Все сходится имена, события, финал… Только я все описывала без всяких прошлых жизней, это ты уже сам придумал, пытаясь найти логическое объяснение. И еще отождествил себя с главным героем. Вот слушай!
И, протянув мне один наушник, оставив второй себе, Ольга нажала на "пуск". Услышав английскую речь, она нетерпеливо включила "реверс" и я, почти оглушенный свалившимся на меня открытием, сквозь шум в ушах услышал, как Ольгин голос красочно описывает бой в разбойничьем лагере. Па-ба-ба-бам!
Наверное, из бури чувств, захлестнувших меня с головой, раньше всех выделилось возмущение. Как у малыша, которому подарили огромный яркий мяч, а через минуту уже безжалостно забрали, не дав наиграться в волю. Я почувствовал себя таким же обиженным малышом, только вместо мяча у меня отбирали огромный мир, куда более яркий, чем окружающая обыденная реальность. Ну, уж нет! Я, как выяснилось совсем недавно, никогда не сдаюсь.
– Тогда Ольга объясни мне вот это, – мой указующий перст ткнул в направлении ее талии, где в наспех сооруженных ножнах (когда только успела) висел кривой кинжал бронзового века. – Объясни, как иначе мой меч мог найтись в гробнице, то есть там, куда я его и положил.
Ольга терпеливо вздохнула.
– О мече я вычитала в одном научно-популярном журнале. Там приводилась одна легенда о существовании меча из "небесного железа". И по легенде его погребли вместе в одним из варяжских вождей… Поэтому и описала его в романе. А то, что он оказался здесь – счастливая случайность. Или скорее божий промысел – должен же был кто-то спасти Шум-гору от разграбления… Вот мы и пришли. И вовсе не потому, что ты когда-то тут был, а потому, что я про это написала. Про меч, то есть.
И она еще выше задрала свой вздернутый нос.
– А кинжал?
– А что, кинжал? Вот тут, скорее всего, совпадение. Ты же нашел его не в святилище?
– Нет, там, где была избушка Мураша. Но ведь он мог и забрать кинжал для каких-то своих нужд…
– Игорь, прости, но я тебя не узнаю. Ты так цепляешься за свою теорию о прошлой жизни… А ведь еще совсем недавно высмеял бы каждого, заикнувшегося об этом. Да так, что мало никому не показалось.
Все верно, но… Как же мне ей объяснить, что благодаря этим снам, выходам, черт знает чему, – я нашел себя. Что вся моя ирония, нигилизм, позерство, все маски, которые я на себя надевал, – всего лишь следствие страха, страха быть самим собой. Мол, покажу миру свое истинное лицо, а вдруг ему не понравится? А теперь весь страх ушел, – попробуй тут не уйди: мои ночные приключения стали прекрасной прививкой против боязни.
