Альберт Лиханов - Слётки
Глеб пришел домой. Поел, поговорил с женщинами, включился в интернет. Нашел Дон-Кихота, рыцаря Печального Образа, прочитал про Росинанта, сказал себе, что завтра пойдет в библиотеку, возьмет роман великого Сервантеса и не встанет с дивана, пока не прочитает.
Какая, оказывается, стыдобушка не знать «Дон Кихота», это даже из скупых строк интернета ясно, хотя в школе о нем не было ни полслова!
10
Стемнело. Глебка ползал по интернету, женщины смотрели телевизор, у каждого свое, по привычке, занятие.
Глебка не сразу услышал звонок мобильника. Звонил он редко, парням-мужикам Глеб номер свой, конечно, не дал, но ведь они живут рядом, и так поговорить можно. Лишь иногда употреблял Глебка свой телефон – в одну сторону, по какому-нибудь неотложному делу. Или мама звонила с работы, чаще всего просила встретить, если несла сумки с покупками, а так и она небольшая была любительница тарабанить по телефону. Старые привычки, они надежнее.
И вдруг мобильник затренькал. Негромко, приглушенно, будто стесняясь беспокоить. И Глебка услышал не сразу.
Не понимая, кто бы это мог быть, заранее не слишком довольный ненужным беспокойством, он нажал кнопку, поднес аппарат к уху. Сказал:
– Слушаю.
– Глебка! – позвал его кто-то издалека хрипловатым голосом, и все в нем оборвалось. – Глебка!
И это был голос Борика. Как тогда! Когда он позвонил последний раз из плена!
– Глебка, – сказал издалека родной голос и спросил: – Ты узнаешь меня?
– Да! – крикнул Глеб, вставая.
– Не клади трубку, – велел Борик издалека.
– Да, – сказал Глеб.
– Иди к двери!
И Глеб пошел. Краем глаза он видел, как бабушка и мама тоже приподнимаются вслед за ним, будто поняв, что должно произойти что-то очень важное. И, конечно, страшное. Потому что только от страха, даже от ужаса, человек без пяти минут семнадцати лет вдруг бледнеет и на лбу у него начинает серебриться потный бисер, шагает медленно, одеревеневшими ногами к двери, в одной руке телефон, прижатый к уху, а вторая протянута вперед – будто он двигается к мине замедленного действия. К взрыву, который неизбежен, к беде, которую не отвести.
– Идешь? – спросил Борис из далеких далей.
– Да, – ответил Глебка. Он только этим кратким словом пользовался. И от этого становилось страшно женщинам. А сам он уже давно заледенел.
– Подошел? – спросил Борик.
– Да.
– Теперь тихонько толкни дверь! Очень тихонько! Потом распахни ее пошире.
Глебка отворил дверь, и перед всеми перед ними в полумраке сеней оказалась Марина.
Она стояла в черном и длинном платье.
На голове ее был по-крестьянски повязанный простой черный же платок. В руках она держала большой белый сверток. И протягивала его вперед, через порог.
Будто из полутьмы неясной жизни, к свету и теплу она протягивала им дитя.
Глебка рванулся вперед, скинув телефон в карман.
Он схватил сверток, будто самую долгожданную братову весть.
Потом отступил назад, внося его на вытянутых руках.
Сразу же, без всяких пояснений, явилась ему картина: он несет на спине маленького человечка, подпрыгивает и даже ржет, подражая коню, как когда-то Борик, и скачет в старый парк, где по весне на землю садятся неумелые слётки.
И вдруг до смешного ясной предстала ему его собственная грядущая жизнь.
Он просто станет защищать таких вот детей. Вот этого малыша, например, которого принял на руки, – есть ли такая профессия? Ведь должен же кто-то надежный и верный спасать и сохранять слабых и малых! Сказала же Ольга: не ловить, а защищать!
11
Эй, жадные вороны, кошки и собаки, глупые мальчишки и пьяная нечисть! Брысь! Отойдите от птенцов.
Они взлетят сами, поднимутся на крыло, только надо подождать немного. Набраться терпения.
Не полениться – охранить их и уберечь, они же беззащитны, точно малые дети.
А вы, малые дети, не бойтесь! Ведь каждый из вас взрослеет за чьей-то спиной.
12Если бы, если бы, если бы…
