Ирина Горюнова - Странная женщина (сборник)
В квартире было тихо. Лида открыла дверь в комнату Виталия и… Да, она не готова была увидеть то, что предстало её глазам. Виталий с искажённым от боли лицом сидел в инвалидной коляске, обнаженные культи его ног пузырились кровавыми мозолями. Он не сразу увидел Лиду, а когда поднял голову и встретился с её взглядом, судорога болезненного отчаяния пробежала по его лицу.
– Подожди, я сейчас, – едва слышно проговорила она и бросилась на кухню. Подавив рвущийся из груди всхлип и вытерев глаза тыльной стороной ладони, она торопливо принялась одну за другой открывать дверцы шкафчиков. К счастью, то, что она искала, нашлось быстро: перекись водорода, вата, бинт. Подхватив всё это и наполнив водой маленький тазик, Лида снова вернулась в комнату.
Виталий сидел, откинувшись на спинку кресла, и выражение отрешённости на его лице испугало Лиду больше, чем всё остальное. Она не знала, что сказать, и промолчала, опустившись рядом с ним на колени и поставив таз на пол.
– Не смей. Лида, не смей! Ты не должна делать этого, – глухим сдавленным голосом произнёс Виталий, чуть наклонившись к ней.
Лида мягко толкнула его рукой в грудь и почти шёпотом сказала:
– Сиди спокойно.
Виталий даже не вздрогнул, когда смоченный в перекиси бинт коснулся пораненной кожи, но Лида всё равно несколько раз с силой подула на это место, как когда-то делала мама, обрабатывая ей ссадины. И вот тогда Виталий вдруг зажмурил глаза и закусил губу.
– Очень больно? – испугалась Лида. – Я быстро, мой родной, потерпи ещё чуть-чуть.
Через пару минут она поднялась с колен и улыбнулась, вернее, постаралась улыбнуться:
– Ну вот, всё в порядке.
– Спасибо, – негромко отозвался Виталий. – Послушай, я должен сказать тебе… должен сказать, что не имел права взваливать на тебя груз своей жизни. Это было бы нечестно. И… да, мне не хватило мужества отказаться от тебя, от возможности стать счастливым. То, что было сегодня, – тебе это всё ни к чему. Поэтому давай…
– Ну нет, – перебила его Лида, – я больше даже слушать это не стану. Ты снова всё решил за меня! Да откуда ты знаешь, что мне нужно? И кто? Мужество? Да, порой тебе его очень не хватает. Ты, такой сильный и практически совершенный, боишься показаться слабым, боишься, что тебя пожалеют. Ты со всеми трудностями хочешь справляться в одиночку, но ведь так не бывает. И можешь что угодно думать обо мне, только я всё равно не уйду: ни сейчас, ни потом – никогда. Ты в ответе за меня, я уже приручилась накрепко. Поэтому… пойду варить новый кофе, тот-то уже давно остыл.
Когда Лида вернулась из кухни, Виталий сидел у раскрытого окна и курил. Она подошла ближе и, робко заглянув в его лицо, проговорила:
– Я, может быть, что-то обидное сказала. Сгоряча. Ты ведь не сердишься? Нет?
Виталий взял её за руку и, немного помолчав, произнёс:
– Знаешь, я ведь тогда тебе не всю правду сказал. Не проходило и дня, чтобы я не вспоминал службу в Афгане. Это в самом деле очень трудное было время, но и счастливое тоже. Причём, странно, вспоминаются сейчас какие-то, казалось бы, незначительные, бытовые моменты, но теперь я понимаю: это и было настоящей жизнью. Вот мы спускаемся с гор, на этот раз без потерь, а ребята уже ждут нас с праздничным ужином: жареная картошка и торт. Мы торты делали из раскрошенного печенья и сгущёнки. Вкуснота необыкновенная. А однажды Серёга поймал варана около метра длиной. Он жил у нас целый месяц, мы для него жуков и скорпионов ловили, а потом отпустили – загрустил он, есть перестал… Я когда-нибудь всё тебе расскажу. Когда буду готов вспомнить это.
– Да, – благодарно улыбнулась Лида. – Я и не тороплю. А сейчас можешь спеть мне ту, свою любимую? Про дождь и расставанье, которое ради встречи? Ведь эта песня про нас, ты не догадался?
Ганна Шевченко
Зачёт
«Финансовый мониторинг – это комплекс мер, направленных на борьбу с отмыванием грязных денег…» Всё, больше не могу, через три дня зачёт, а у меня в голове каша. Откладываю инструкции, иду на кухню, включаю чайник и прислушиваюсь. У Нинки тихо. Обычно у неё на кухне работает радио.
Нинка – это моя соседка снизу. Она профессиональный журналист, но вот уже четвёртый год сидит без работы и без денег. Как ей удаётся выживать да ещё сохранять аппетитные формы – для меня загадка. Считает себя совестью города, большим поэтом и говорит, что работает над венком сонетов. Обычно, когда я прихожу с работы и сажусь ужинать, приходит Нина и начинает возмущаться новым указом президента или несанкционированными действиями местных властей. И, конечно же, посматривает на стол. Ну а я, конечно же, приглашаю присоединиться. Нина никогда не отказывается. В общем, она мне нравится.
Последний раз она приходила несколько дней назад, заняла пятьдесят рублей и попросила лак для ногтей. Потом слышался запах жареной картошки и пьяный смех. И вот пару дней тишина. Не случилось ли чего? Выключаю чайник, иду к Нине.
Лестничная площадка – ступеньки – пролёт – ступеньки. Звонок не работает. Стучу опознавательным стуком: тук-тук, тук-тук-тук, тук. Тихие шаги. Стучу ещё:
– Нина, это я.
Открывает. Осунувшаяся, под глазами тёмные круги. Я, как водолаз, погружаюсь в сумрак квартиры.
– Почему ты без света?
– Обрезали за неплатежи. Счётчик опломбировали. У меня долг – две тысячи.
– Зачем ты им открыла? Ты никогда им не открывала.
– Я думала, это сын. Увидела его в окно и решила, что идёт ко мне извиняться. Открываю, а это они. А Владик так и не зашёл.
Нина поворачивается, идёт в спальню, я за ней. Белые футболка и трусы, больше ничего. Волосы растрёпаны, чёлка накручена на две пластиковые бигуди. Она ложится на двуспальную кровать, я сажусь рядом. На тумбочке блокнот, ручка, жидкость для снятия лака, кусок ваты, мой розовый лак.
– Мой сын обозвал меня и не думает извиняться. Все меня бросили, все! Даже ты не приходила несколько дней!
– У меня зачёт через три дня. Инструкции учу.
Её нижняя губа дрожит, как у ребёнка. Сквозь футболку просвечивают тёмные соски.
– Я хотела занять у него сто рублей, а он сказал, что мне давно пора устроиться на работу, и назвал идиоткой. А сегодня Кириллова звонила. Говорит, что на моём месте пошла бы мыть подъезды. Они ничего не понимают. Я – профессиональный журналист! Я – поэт! Я – прирождённый главный редактор! Почему я должна соглашаться на унизительную работу? Я пять лет не работаю. Всё это время Бог укрывал меня своими крылами. Не давал умереть от голода. Моя жизнь – доказательство того, что Бог есть. Пару недель назад у меня совсем не было денег. Просидела голодная два дня. Пошла в храм на утреннюю службу. Возвращаюсь, вижу, лежат на дороге сто рублей. Я хлеба, картошки купила. Даже на кефир хватило. Есть Бог, есть! Почему ты не ходишь в церковь? Давай сходим сегодня на вечернюю службу?
– Не могу, мне инструкции нужно учить.
Нинка берёт с тумбочки блокнот:
– Я стихотворение написала. Вот, послушай:
Не усложняю жизнь,
Она и так сложна без меры.
Без веры я ничто!
Разрушены химеры.
Я жить иллюзией не стану.
Мир – ад. Но я любить не перестану.
Ну, как тебе?
– Хорошо, – говорю, чтобы не обидеть.
– Хоть кто-то меня понимает. Эти старые бездари из литстудии слушают и молчат. Не хотят признать, что я давно их духовно переросла. Им до меня не дотянуться. Я скоро закончу венок сонетов, и тогда все поймут, что за человек живёт рядом с ними. Ты давно видела Сергея с шестого этажа?
– Алкоголика, что ли?
– Он не алкоголик.
– Давно. А зачем он тебе?
– У меня с ним было. Только он почему-то исчез.
– Расскажи.
– Я зашла неделю назад к Лариске с седьмого попросить подсолнечного масла, а он сидит на кухне. Выпивает с Ларкиным мужем. Троица была. Предложили мне рюмочку. Я выпила, закусила и пошла домой. Через час – стук в дверь. Открываю, стоит Сергей. Взял меня на руки и отнёс в спальню. Такого у меня давно не было. А потом он исчез.
– Он говорил тебе что-нибудь?
– «О, какая женщина, какая женщина!»
– Да он, наверное, пьяный был и все забыл.
– Ну, не знаю, у нас отлично получилось. Он так страстно целовал меня. Неужели он оказался подлецом? Неужели воспользовался мной и выбросил, как ненужную тряпку? Почему я всё ещё отношусь к людям хорошо?! Почему я смотрю на них глазами ребёнка, а потом удивляюсь и страдаю, получая нож в спину?! Почему мир враждебен ко мне?! Что мне делать?
– Поступай как я.
– Как?
– Относись к людям плохо, а потом удивляйся, если они поступают хорошо.
Нина стонет и массирует виски.
– Весь день голова болит и в глазах темнеет. Принеси, пожалуйста, воды.
Иду на кухню. В холодильнике пусто, опять голодная сидит. Налила из крана воды, отнесла.
– Полежи, – говорю. – Я минут через двадцать приду.
Поднялась к себе, открыла кошелёк. Триста рублей осталось. Аванс через пять дней. Ладно, займу у кого-нибудь. Взяла пакет, пошла в магазин. Бодлер писал: «избивайте нищих». Батон, подсолнечное масло, кило картофеля. Упаковка вермишели, кефир, селёдка. Продавщица с хмурым лицом даёт сдачу. Как раз на маршрутку. Возвращаюсь: подъезд – лестница – дверь. Иду на кухню, выкладываю продукты, захожу в спальню.
