Анатолий Тоболяк - Во все тяжкие…
— Я ТЕБЕ?!
— Ну да. Не тревожь меня некоторое время, ладно? А то ты меня совсем замордовал. Не настырничай, ладно?
— Ладно, мать твою так. А ты избавь меня от себя на неопределенный срок, ладно?
С тем и расстались.
Зато я вновь встретился со своей рукописью, которую уже давно ждали в издательстве.
Я оставил героя в безнадежной ситуации. Он денно и нощно на больничной постели помышлял о суициде. Я ничего не мог поделать с этим страдальцем. Я жалел его, я хотел дать ему шанс, я желал его выздоровления и обновления, но я чувствовал, что подними я его с кровати, и сразу же пахнет со страниц духом шарлатанства, черной магии… я подменю подлинность событий инсценированным вмешательством. Герой мой был, следовательно, так или иначе обречен.
К. П. Автономов, как я полагал, мог выкарабкаться. Но его длительное молчание тревожило меня. Не однажды я порывался ему позвонить, но вспоминал нашу договоренность… Ладно! Я ждал его звонка. И, конечно, дождался.
— Анатоль, дорогой, неужели это ты говоришь? — неожиданно бодро прозвучал в трубке его голос.
— Ну, положим, — сухо отвечал я. — Никак Автономова слышу? И чего ему надо от меня? Опять потребовалась «неотложка» в моем лице?
— Анатоль, брось… дело важное.
— Я так спокойно жил все это время. Так чего ему надо?
— ЕМУ НАДО ТЕБЯ ВИДЕТЬ, — отчетливо произнес Автономов, хохотнув.
— А на кой ему надо меня видеть? Мне вот, например, абсолютно не надо его видеть. Чем дольше я его не вижу, тем сильней радуюсь жизни. А когда я его вижу…
— Заткнись, писака, а то рассержусь! Слушай. ОН УЕЗЖАЕТ.
— Кто?
— «Кто-кто»? Автономов, конечно. Я.
— Отличная новость. Вдохновляет. И надолго?
— Очень надолго, Анатоль. Можно сказать, навсегда, — посуровел голос в трубке. Мое сердце неожиданно дало сильный сбой, но тут же вновь застрекотало: — Хочу тебя видеть. Надеюсь, придешь попрощаться?
— Где ты находишься? Дома?
— Нет, какой дом! На службе я. То есть на бывшей службе. В офисе, в том самом, где ты бывал… помнишь?
— А ты не блефуешь, Костя, чтобы заманить меня на рюмку?
— Нет, он не блефует, — тонко засмеялся Автономов. — Когда ждать?
Я отвечал, что отправляюсь пешком и прибуду, стало быть, минут через сорок. Почему-то я сразу поверил, что предстоит нешуточная разлука с Автономовым, почувствовал, что этот звонок в некотором роде знамение, и знамение крайне неблагоприятное, может быть, зловещее.
Через пять минут я уже быстро шагал по солнечной улице, а потом дворами — наискосок, наискосок, чтобы сократить путь. И судьба распорядилась так, что около Дома торговли я буквально налетел с разгона на Милену Самсоновну.
— Ой! — ойкнула она.
— Ох! — сказал я. — Прошу прощения. Здравствуйте.
— Здравствуйте.
— Здравствуйте, Милена, — повторил я, вспомнив давний завет Автономова быть с ней вежливым.
— Здравствуйте, — послушно повторила она.
Одета была уже по-летнему: в легком коротком платье на каких-то лямочках, открывающем ноги и плечи. Крупная фигура, молодая плоть. Белозубая улыбка. Бугристая кожа миловидного лица. Милена Никитина, бывшая Автономова.
Оба мы были в замешательстве.
— Как поживаете, Милена? («Зачем спросил?») Покупки делали? — поправился я.
— Да, по мелочи для дочки. Она страшно быстро, знаете, растет.
— Да, дети очень быстро растут.
— Очень быстро.
— А взрослые очень быстро стареют.
— Да, пожалуй, — скованно улыбнулась она.
Что еще сказать? Все. Выдохся.
— Ну, я побегу, Милена. Спешу. Всего доброго.
— Вам тоже всего доброго. Подождите минутку…
— Да? — притормозил я.
Ее замешательство усилилось. На щеках, как всегда в минуты волнения, вспыхнули красные пятна. Она повела плечами, как в ознобе, и трудно спросила:
— Скажите, вы Константина Павловича встречаете?
— Да, случается, а что? — чуть помедлив, ответил я.
— Ну, видите ли… он запретил мне заходить к нему на службу и звонить тоже, и сам не появляется. Он, вероятно, вернулся к своей жене? — осмелилась она взглянуть мне в глаза.
— Вот не знаю! Да и вообще такие справки не даю, Милена.
— Понимаю. Но, может быть, вы при встрече скажете ему, чтобы он мне позвонил. Я не знаю, как мне быть… что он намерен делать с квартирой, со своими вещами, книгами. Нужна какая-то определенность, правда? Может быть, вы передадите ему.
— Хорошо, передам.
— Спасибо. До свиданья. Вы плохо выглядите, Анатолий.
— А вы хорошо, Милена.
— Сомневаюсь, — бегло улыбнулась она напоследок.
Таким образом, в офис к Автономову я пришел с последними, так сказать, известиями.
В кабинете Автономова на рабочем столе стояла в открытую чуть початая бутылка коньяка «Белый аист», целехонькая емкость «Амаретто». Закуской служили яблоки и конфеты. Было крепко накурено. Хозяин, пребывая в одиночестве, разговаривал по телефону. Я остановился на пороге.
— Да, — говорил Автономов. — Нет. Да. — Тут он увидел меня, заулыбался и приглашающе махнул рукой. — Да нет, к сожалению. Всего доброго, — свернул он разговор. Положил трубку и встал. — Ну, чего торчишь на пороге? Входи.
— Я еще подумаю, надо ли входить, — обозревал я его разгульный стол.
— Надо, как не надо! Видишь, даю отходную. Народ уже разбежался. Теперь с тобой продолжим.
— А это не заурядная пьянь, Константин Павлович? А то я Автономова знаю. Он такой.
— Да нет же! — сдержанно улыбнулся хозяин. — Говорю, отходная. — Он вышел из-за стола и направился ко мне — в походной одежде, весь пятнистый и зеленый. Мы обнялись, как после долгой разлуки. А она еще предстояла.
— Давай сюда, — сказал Автономов. Он прикрыл дверь и стал переставлять на журнальный столик бутылки, коробку с конфетами, яблоки, сигареты, пепельницу. УСЕЛИСЬ. Автономов наполнил стопки коньяком. СТРАННЫЙ АВТОНОМОВ: спокойный, сдержанный, слегка вроде бы рассеянный, потусторонний. НЕЗНАКОМЫЙ АВТОНОМОВ.
— Так! — сказал я. — Так. Он, значит, на рыбалку собрался? А меня не может с собой взять? Я буду насаживать ему червей на крючок. Это я умею.
— И ссаживать? — улыбнулся сдержанный Автономов.
— Ну и ссаживать тоже.
— Боюсь, Анатоль, эта рыбалка надолго затянется. Ты не выдержишь. А вообще-то ты в точку попал. Я в тайгу уезжаю, Анатоль. На постоянное жительство, так сказать. С постоянной, можно сказать, пропиской, — выложил он.
Я откинулся в кресле:
— Да ну? Берлогу присмотрел?
— Что-то в этом роде. Выпей. А я чуть-чуть пригублю. Я завязываю с этим делом, Анатоль.
— Правильно. Ты уедешь — я тоже завяжу. Без тебя это легко сделать. Будь здоров. — Я выпил полную стопку в смятении и растерянности. КАКАЯ ТАЙГА? ПОЧЕМУ ТАЙГА? ЗАЧЕМ?
— Что Автономов будет делать в тайге? — спросил я, передохнув.
Он ухмыльнулся:
— А работать, знаешь.
— Кем? — воскликнул я. — Промысловой лайкой?
Он опять ухмыльнулся:
— Бездарно шутишь, Анатоль. Как всегда, впрочем. Работа очень-очень серьезная. На меня возлагаются охранные функции. Я буду сторожем гидрометеостанции, — не без гордости сообщил Автономов. — Каково? — разулыбался он всеми своими белыми, молодыми зубами.
— Дай-ка я еще приму, а то я плохо понял.
— Прими, прими, — радушно разрешил Автономов, закуривая. — Есть, Анатоль, — запиши в блокнотик для памяти — такое глухое местечко под названием Остромысовка. Это километров семьдесят от нас на северо-восток. Я тебе потом начерчу карту, может быть, нагрянешь в гости. Там была гидрометеостанция. До поры до времени она законсервирована. Но оборудование осталось. Опять же три домика, дизельная. Все это богатство доверено мне. Я буду там жить, Анатоль.
— Он будет жить там, — повторил я эхом, зациклившись на третьем лице. — В одиночку?
— Нет, с собаками.
— А живых людей, значит, не имеется там в наличии?
— Нет, почему же, — благодушно, но серьезно отвечал Автономов, дымя. — Летом бывают рыбачки, осенью грибники, ягодники. А зимой, конечно, глухо.
— И сколь долго псих Автономов собирается там прожить? — закурил и я. Жадно, стервозно закурил.
— А это уж по обстоятельствам, Анатоль. Может, станцию расконсервируют. А вполне возможно, что вообще забросят. Но года два, думаю, гарантировано.
— У-у!
— Чего воешь? — склонил он голову набок, любовно глядя на меня своими голубыми.
— Чем же ты там будешь заниматься зимой? Ходить как заправский сторож с колотушкой? Аль на печи возлежать?
— Ну, ты тоже скажешь, Анатоль, — обиделся Автономов. — Там тайга. Там море рядышком. Рыбачить буду. Охотничать. Книжки читать буду. Мемуары писать. Кстати, Анатоль, — вдруг стал он серьезным и озабоченным. — Надо бы мне забрать из дома часть книг. Я возьму машину. Поможешь погрузить?
