Андрей Рубанов - Хлорофилия
– Зато у них от вас – есть, – веско возразил один из невыразительных – сутулый, в дешевых пластиковых брюках – и спародировал Герца: тоже сунул руки в карманы, причем это получилось у него гораздо более грозно, чем у шеф-редактора.
Валентина из-за спин незваных гостей сделала страшные глаза. Прочие – мальчики, девочки, секретарши, фотографы – смотрели на Савелия как на отца родного.
– Что же, – произнес он, – пойдемте.
В кабинете сутулый с любопытством огляделся и присел на край стула. Второй остался возле двери. При внимательном рассмотрении оказалось, что оба мента едва не валятся с ног от усталости, оба были плохо выбриты, пахли носками, смотрели диковато, в подглазьях залегла синева. Впрочем, это им шло. Усталого борца с преступностью всегда приятно видеть: устал – значит, борется, а не бездельничает.
– У вас все в порядке? – озабоченно спросил сутулый. – Вы неважно выглядите…
– Вы тоже, – буркнул Савелий.
– Мы работали. Всю ночь.
– А я – пил.
– Понятно, – протянул сутулый. – Собственно… Ваша сотрудница несколько погорячилась. Мы не делали обыск. В данном конкретном случае всего лишь проведено изъятие запрещенных субстанций. К сожалению, нам пришлось задержать двоих… Гарри Годунова и Филиппа Миронова. К остальным гражданам претензий нет.
– Хорошо работаете, – на автомате отозвался Герц. Сутулый пожевал губами. Он сидел точно между Савелием и
окном, загораживая все солнце.
—Хорошо или плохо – это не важно. В данном конкретном случае мы получили сигнал и были обязаны отреагировать.
—Ага. – Герц усмехнулся. – Сигнал. Вот оно что. Надеюсь, анонимный?
—Теперь это не имеет значения. В данном конкретном случае налицо факты. Субстанция, известная как мякоть стебля, обнаружена в ящике рабочего стола Филиппа Миронова. Второй ваш сотрудник, Гарри Годунов…
—Он не сотрудник, – перебил Герц. – Он мой товарищ и известный писатель. Он работал в моем журнале временно. На добровольных началах. И кстати, бесплатно.
Сутулый сильно удивился:
—Бесплатно? Добровольно? Но… зачем?
—А вы спросите у него.
—Уже спросили. – Сутулый переглянулся со своим спутником. – Но ваш товарищ… С ним трудно беседовать. Он говорит очень много, но… э-э… в общем, из того, что он сказал, мы мало что поняли.
Герц мрачно усмехнулся:
– Еще бы.
Сутулый опять спародировал Герца: повторил его мрачную усмешку, но добавил мрачности.
– Однако этот… э-э… как вы сказали, писатель… Он заявил, что найденные капсулы так называемой мякоти принадлежат лично ему, а вовсе не Филиппу Миронову.
Разумеется, подумал Савелий, ощущая тоску и головную боль. Иначе и быть не могло.
– Что вы хотите от меня? – морщась, осведомился он. Полицейский сменил позу, борта его пиджака разошлись, и
Савелий увидел торчащую из наплечной кобуры потертую рукоять пистолета.
– Завтра, – объявил он, – вы должны прибыть к нам. Где-нибудь часиков в шесть вечера. Адрес и официальную повестку вам пришлют. В данном конкретном случае мы имеем уголовное преступление. Хранение мякоти стебля. Мы допросим вас как свидетеля.
– Буду рад помочь, – сказал Савелий. – Я, знаете ли, не люблю травоедов. Насколько мне известно, в моем коллективе никто никогда не играл в эти игры. Если вы читали наш журнал, вы знаете, что мы выступаем за здоровый образ жизни.
– Не читал, – спокойно произнес сутулый. – Я вижу, вам совсем плохо. Вам надо похмелиться.
– Закончу с вами – сразу похмелюсь. Сутулый подавил зевок и спросил:
– Кстати, я не загораживаю вам солнце?
– В задницу солнце, – с наслаждением ответил Герц. – Что у вас еще?
– Собственно, пока – все. Только один вопрос… Ваше… э-э… субъективное мнение… Как вы думаете, эти капсулы… чьи они все-таки? В данном конкретном случае?
– Не знаю, – с сожалением ответил Савелий. – Честное слово. Слушайте, травоеда можно вычислить. Следы мякоти остаются в организме. Сделаете анализ крови или что там – и все будет ясно.
Сутулый встал.
– Разумеется. Более того… Боюсь, нам придется взять анализ у всех сотрудников вашего журнала. Включая вас. Конечно, такая проверка – дело сугубо добровольное. Сами понимаете, в нашем государстве никто никому ничего не должен. Но в данном конкретном случае мы возьмем на карандаш каждого, кто откажется…
– Понимаю. – Герц кивнул. – Я готов сдать кровь немедленно. Запишите меня первым в очередь.
Сутулый посмотрел почти с симпатией, однако на прощание руки не подал.
– Подождите, – остановил «гостей» Савелий. – У меня просьба. Услуга за услугу. Скажите, куда увезли моих людей, и я помогу вам. Я сам выясню, кто из двоих – травоед. Мне надо только поговорить с обоими наедине. А вы за это… – шеф-редактор подмигнул, что называется, по-свойски и вдруг стал сам себе противен, – не станете предавать огласке историю с обыском. Иначе коллеги из желтой прессы сотрут нас в порошок… Будет скандал, репутация журнала пострадает…
– Сожалею, – ответил сутулый без малейшего сожаления. – Но у полиции нравов контракт с одиннадцатым кабельным каналом. В данном конкретном случае наша беседа транслируется в прямом эфире. И потом… – Сутулый спародировал Савелия: подмигнул по-свойски. Это выглядело отвратительно. – Поверьте, господин Герц… Не пройдет и недели, как всем будет наплевать на чью-либо репутацию. За последние сутки мы провели семнадцать изъятий. Семнадцать репутаций уже… – Полицейский начертил пальцем в воздухе крест. – Одной больше, одной меньше… Расслабьтесь. Задержанные сотрудники вашего журнала пока сидят в отделении. Вечером мы переведем их в изолятор. Разумеется, вы не сможете с ними пообщаться. Да и зачем? Мальчишку мы отпустим, а ваш товарищ, который писатель… В данном конкретном случае он предстанет перед судом. До скорого свидания. У вас есть претензии, замечания по существу беседы либо к поведению и внешнему виду сотрудников нашей полиции? Жалобы? Пожелания?
– Нет.
Едва полицейские ушли, Герц вызвал Валентину. Она держалась спокойно. Савелий вспомнил жену и вздохнул. Поразительное самообладание. Вот вам и слабый пол.
– Я сейчас исчезну, – объявил он. – Мне надо срочно похмелиться. И кое-кому позвонить. А ты узнай, куда увезли ребят.
Валентина опустила глаза и тихо попросила:
—Савелий, не лезь в это.
—С какой стати?
—Сам пропадешь.
—Пропаду не пропаду – это не главное.
—А что для тебя главное, Савелий?
—Главное? – бодро переспросил Герц. – Ха! Это очень просто, Валентина. Главное – во что бы то ни стало сохранять персональный психологический комфорт.
