Дина Рубина - О любви (сборник)
– Какой это год? – спросила я.
– Двадцать седьмой... А вскоре мы переехали в Харбин, меня записали в Первое коммерческое училище... Там давали прекрасное образование...
– Русские офицеры?
– Напрасно иронизируете, это все были высокообразованные люди... Русские мальчики учили закон Божий. Евреи изучали Ветхий Завет, иврит... Вообще, очень активная была еврейская жизнь... Знаете, много было кантонистов, они с волной беженцев прибыли из Сибири. Люди бывалые, грубые, с зычными голосами. Помню, на Симхас-Тойре, – это когда Тойру должны обносить вокруг «бима» – поручили нести свиток одному старому кантонисту – большая честь, между прочим. И кто-то спрашивает его – не тяжело, мол, будет? Так он обиделся, кричит: «Я на своей спине пушки таскал! – что я – это говно не подниму?» Грубый народ, грубый народ... Ругаться все умели незаурядно, восхитительно!.. Помнится, уже здесь, во время Синайской кампании, сидим как-то мы с Морисом в палатке и – не помню о чем ведем беседу... Вдруг, на полуслове, заглядывает незнакомое лицо, спрашивает: – Ребята, вы, случайно не из Китая? – Да – кричим, – из Китая, откуда ты узнал? – Как, – говорит, – откуда: такую ругань только на углу Китайской и Биржевой можно слышать! – Яков Моисеевич улыбнулся сконфуженно: – И, знаете, да: на углу Китайской и Биржевой была стоянка извозчиков.
– Я смотрю – вы наш человек, Яков Моисеевич. А я-то боялась, что Витя смутил ЦЕНТР своей несдержанностью...
– Ваш Витя – сморчок и тля противу нашей крепости! – сказал он высокомерно.
Я поднялась из-за стола и поцеловала его в румяный мешочек щеки. Впрочем, в желтом свете фонаря лицо старика тоже приобрело желтоватый оттенок. Хотя бы этим он напоминал сейчас китайца.
– Мне пора, Яков Моисеевич. Спасибо за штрудл, за булочки... Я нисколько не жалею о том, что встретилась с вами, хотя, по логике событий, мы ведь сейчас расстаемся навеки с вашими китайскими гульденами?
– Не говорите так! – взволнованно воскликнул старик. – Мы все взвесим, Морис изучит проект и смету.
– К чертям вашего Мориса.
– Я уверен, что мы найдем выход из создавшейся ситуации! Мы ведь искренне хотим поставить дело на новые рельсы!
– И пустить по этим рельсам конно-железку.
Он понурил голову.
– Придумайте что-нибудь! – умоляюще проговорил он. – Алик должен клеить газету. Он болен, он инвалид детства. Он добрый, хороший мальчик... Придумайте что-нибудь! Человек в таком победительном красном плаще должен знать выход из всех тупиков...
* * *Прошла еще неделя, китайцы отмалчивались. Я советовала Вите забыть этот незначительный эпизод нашего цветущего бизнеса. Он же уверял, что все впереди, что китайцы раскрутятся, что на базе «Бюллетеня» мы еще создадим международный журнал и даже распределил рубрики.
Я рассказываю все это только для того, чтобы вы поняли – с кем я имею дело.
Основным нашим заказом оставалась газетка муниципалитета.
* * *...Сейчас уже можно написать: светлой памяти газетка.
* * *Витя, тут ничего не скажешь – страшный идиот. Как упомянуто мною выше – он очень образованный человек, просто – ходячий справочник. Но двигательный аппарат с мыслительным у Вити связаны опосредованно. Отсюда – вечная путанница во всем, за что бы он ни взялся. Кажется, это называется «дислексия», вещь вполне объяснимая с точки зрения медицины, но мне-то от этого не легче. А поскольку живем мы в разных городах и общаемся, в основном, по телефону и через компьютер, мне следить за каждым Витиным шагом накладно.
Передавая газетный материал и посылая к нему фотографии, мне приходилось писать прямо в тексте – в скобках, конечно, – пояснительные приписочки с шеренгой восклицательных знаков. В выражениях я не стеснялась, тем более, что только так можно было привлечь внимание рассеянного Вити. Предполагалось, что приписочки Витя в своем компьютере сотрет, чтобы, не дай Бог, они не попали на газетную полосу. Он и стирал. Всегда. Ведь он не был клиническим идиотом. Хотя, конечно, мне следовало понимать, что сколько веревочке не виться...
Ей-богу, дешевле было бы каждую неделю мотаться в Яффо и самолично надзирать за работами.
Вы догадываетесь, куда дело клонится?
* * *Раз в месяц Витя на своей колымаге привозил готовый тираж газеты в город и сразу развозил по точкам: мы забрасывали экземпляры в Дом культуры, в поликлиники, в магазины – чего там скромничать! – среди русской публики газетенка имела оглушительный успех... А «Уголовная хроника» – та вообще шла на ура...
Помню, как в последний раз явилась я к Саси Сасону за очередной порцией безобразий.
– А! – сказал он, обрадовавшись при виде меня. – Ты вовремя. Есть горячий материал для вашей газеты.
Я сразу поняла, что отличился опять кто-нибудь из наших, и опять – с неожиданной стороны. Это Саси и называл горячим материалом: когда ему удавалось порадоваться за «русских».
Я включила диктофон.
– Такой вот, один ваш идьет... из города Ди-не-пер-тер...
– Днепропетровска, – подсказала я, – дальше!
...Идиот и прохвост, неспособный к какой бы то ни было работе, – рассказывал Саси... Единственное и первое, в чем преуспел – развозил на машине блядей по клиентам. Сидел внизу, в машине, ждал окончания сеанса. Решал кроссворды.
Однажды заехал к приятелю на день рождения, говорит:
– Слушай, я на работе, мне некогда. Хотел вот, подарок купить, да с деньгами туго. Там у меня внизу в машине блядь сидит... спустись, трахни ее, считай, что от меня – подарок. Вроде как я пятьдесят шекелей тебе подарил.
Приятель обиделся, говорит:
– Да кто сейчас на день рождения пятьдесят шекелей дарит?
Тот подумал, прикинул:
– Ну, два раза трахни.
– Так вот, этот приятель и стукнул нам, видно сильно разозлился, – продолжал Саси... – Потому что, если у человека день рождения, так дари ему подарок, как человеку, я так считаю, а? А мы положили глаз на этого типа из Дер-пи-дет...
– Днепропетровска...
– И что же выяснилось? За двадцать тысяч шекелей он купил проститутку, какую-то мулатку из Гвинеи. Поселил ее в отдельной квартире, платил тыщу долларов в месяц и водил к ней клиентов.
Тут мы его взяли... И, представь, он охотно дает показания, уверяет что одумался, и когда освободится, будет вести только законную жизнь. Наверное, станет торговать надувными резиновыми женщинами. За них хоть не сажают... Интересно, чем он занимался в своем Пер-ди-пен...
– Саси, – сказала я. – К черту подробности!
Поздно вечером я отослала Вите по модему все файлы с моими деловыми комментариями, которые в процессе верстки он должен был стереть за ненадобностью.
Смешно вспоминать, что именно этот номер казался мне наиболее удачным.
