Дженди Нельсон - Небо повсюду
Тем же вечером я сижу на крыльце, играя мелодию Джо, и пытаюсь вспомнить книги, где любовь побеждает. Есть Лиззи Беннет и мистер Дарси. Джейн Эйр в конце выходит замуж за мистера Рочестера, что неплохо, но у него была эта безумная жена, от которой мне как-то не по себе. Есть Флорентино Ариса из «Любви во время холеры», но он дожидался Фермину целых пятьдесят лет, чтобы потом вместе уплыть на корабле в неизвестность. М-да уж… Выбрать почти не из чего, и я приунываю; почему же истинная любовь так часто терпит поражение в литературе? И, что гораздо важнее, как сделать так, чтобы она одержала верх для нас с Джо? Если бы я только могла обратить его в бардакизм… Если бы у меня были на заднице колеса, я бы стала трамваем. После всего, что он наговорил сегодня, мое превращение в трамвай кажется мне вероятнее нашего примирения.
Я играю его песню раз, наверное, в пятидесятый, когда осознаю, что бабушка стоит в дверях и слушает. Я думала, что она заперлась в мастерской, отходит от эмоциональных потрясений сегодняшнего дня. Я останавливаюсь, не доиграв ноту. Мне внезапно становится неловко. Она открывает дверь и вышагивает на крыльцо с ящиком красного дерева в руках:
– Какая очаровательная мелодия. Уверена, что теперь я и сама смогу ее сыграть. – Она закатывает глаза, ставит ящик на стол и падает на диван. – Хотя я рада, что ты опять играешь.
Я решаю рассказать ей:
– Собираюсь попробоваться на первый кларнет в этом году.
– Ох, Горошинка! – поет она. В буквальном смысле поет. – Мне медведь на ухо наступил, но слова эти – все равно музыка для моего уха.
Я улыбаюсь, но внутри у меня все переворачивается. На следующей репетиции я собираюсь сказать об этом Рейчел. Было бы гораздо проще, если бы я могла облить ее ведром воды, как Бастинду.
– Присядь со мной. – Бабуля хлопает ладонью по подушке рядом с собой.
Я присоединяюсь к ней и кладу кларнет на колени.
Она опускает руку на ящик:
– Это все твое. Читай. Открывай все конверты. Изучай записки и письма. Только знай, что там есть не только слова любви. Особенно в ранних посланиях.
Я киваю:
– Спасибо тебе.
– Ну ладно. – Она убирает руку с крышки. – Пойду прогуляюсь в город, навещу Бига в салуне. Мне нужно выпить чего-нибудь покрепче.
Она ерошит мне волосы и оставляет нас с ящиком наедине.
Я откладываю кларнет в сторону, ставлю коробку на колени и рисую пальцем круги поверх кольца с лошадями. Еще и еще. Мне и хочется открыть ящик, и не хочется. Возможно, это мой единственный шанс узнать маму поближе, кем бы она там ни была. Искательница приключений или сумасшедшая, героиня или злодейка, а может, просто запутавшаяся, сложная натура. Я смотрю на дубы по ту сторону дороги. Мох свисает с их ветвей оборванными шалями, и они стоят, как кучка серых заскорузлых мудрецов, обдумывающих вердикт…
Скрипит дверь. Я оборачиваюсь и вижу бабушку. Она нацепила ярко-розовое… нечто. Кофту? Мантию? Шторку для душа? Поверх еще более яркого сиреневого платья в цветочек. Волосы ее распущены; их дикие волны словно заряжены электричеством. Она накрасила губы баклажанного цвета помадой. На громадных ногах – ковбойские сапоги. Она выглядит прекрасно и безумно. Впервые со смерти Бейли она идет куда-то на ночь глядя. Бабушка машет мне, подмигивает и спускается по ступенькам. Я вижу, как она удаляется через сад. Выходя на дорогу, она оборачивается, придерживая волосы рукой, чтобы их не сдуло ветром.
– Слушай! Я считаю, что Биг продержится месяц. А ты?
– Шутишь? Две недели максимум.
– Твоя очередь быть шафером.
– Хорошо, – улыбаюсь я.
Она улыбается в ответ, и все ее царственное лицо лучится юмором. Сколько бы мы ни притворялись, но все равно для Уокеров нет ничего веселее, чем мысль об очередном браке дяди Бига.
– Будь умницей, Горошинка. Если что, ты знаешь, где нас искать.
– Все будет хорошо, – отвечаю я, ощущая на ногах тяжесть коробки.
Как только она уходит, я поднимаю крышку. Я готова. Вот они, все эти письма и записки, скопившиеся за шестнадцать лет. Я думаю о том, как бабуля быстро записывала рецепт, или мысль, или вообще какую-нибудь ерунду, которой хотела поделиться с дочерью или которую хотела запомнить сама. Может, клала в карман и держала там весь день, а потом, перед сном, кралась на чердак и опускала записку в ящик, в этот почтовый ящик, откуда никто не забирал письма, год за годом, не зная даже, прочтет ли дочь ее послания, не зная, прочтет ли хоть кто-нибудь…
Я тихо охаю, потому что ведь это абсолютно то же, что делала и я: писала стихи и разбрасывала по ветру в той же надежде, что кто-нибудь, когда-нибудь, где-нибудь сможет понять, кто я такая, кем была моя сестра и что с нами случилось.
Я достаю конверты, пересчитываю их: пятнадцать. На всех стоит имя Пейдж, а рядом – год. Я нахожу первое письмо, которое бабуля написала дочери шестнадцать лет назад. Вскрывая конверт, я представляю себе, что рядом со мной сидит Бейли. Ну что ж, говорю я ей, давай познакомимся с мамой.
Ну что ж, говорю я сегодня всему миру. Как истинный бардакист, я говорю «ну что ж».
Глава 34
Ферма семьи Шоу возвышается над Кловером. Огромная территория перекатывается волнами золотистой зелени с самого холма до границ города. Я вхожу в железные ворота и направляюсь к конюшням. Тоби там: разговаривает с прекрасной черной кобылкой, снимая с нее седло.
– Не хотела тебя отвлекать, – говорю я и подхожу к нему.
Он оборачивается:
– Ленни! Ого!
Мы улыбаемся друг другу как полоумные. Я думала, что странно будет встретиться с ним теперь, но похоже, что мы оба в восторге. Я смущаюсь и начинаю гладить теплую влажную шерстку лошади. От ее крупа поднимается пар.
Тоби слегка хлопает меня поводьями по запястью:
– Я скучал по тебе.
– И я по тебе.
Я с облегчением замечаю, что внутренности у меня не сжимаются, даже сейчас, когда мы пристально смотрим друг другу в глаза. Ни единого спазма. Что, заклятие спало? Лошадь фыркает. Отличный комментарий, Черная красавица.
– Хочешь покататься? – спрашивает он. – Можем поехать на холм, я только оттуда. Видел целое стадо лосей.
– Слушай, Тоби… Честно говоря, я хотела сходить с тобой к Бейли.
– Хорошо, – отвечает он, не задумываясь, словно я предложила купить мороженого. Странно.
Я обещала себе, что больше не пойду на кладбище. Никто не говорит о разлагающейся плоти, червях и скелетах, но разве можно об этом всем не думать? Я делала все, что в моих силах, чтобы не задумываться о таких вещах. Разумеется, держаться подальше от кладбища было в моих интересах. Но прошлой ночью я, как обычно, перебирала вещи в шкафу Бейли и вдруг поняла: ей бы не хотелось, чтобы я всю оставшуюся жизнь цеплялась за волосы на ее расческе или за груды грязного белья, которые я отказываюсь стирать. Наверное, она бы подумала, что это ничем не лучше свадебного платья леди Хэвишем. Я представила, как она сидит на холме Кловерского кладбища, окруженная, словно свитой, старыми дубами, елями и соснами. И я подумала, что время пришло.
