Наталья Нестерова - Неподходящий жених (сборник)
Заведующая соседней лабораторией не поленилась притащить на работу свою новую песцовую шубу, подсунуть ее Олегу с просьбой определить, были песцы в весеннюю или осеннюю охоту пристрелены, и как скоро эта шуба облезет, не лучше ли сдать обратно в магазин. Олег от такой бесцеремонности вначале опешил, а потом сказал с умным видом, что песцы искусственно выращенные, программа линьки у них сдвинута, на ваш век хватит. Словом, наговорил сорок бочек арестантов.
Лера как-то призналась Олегу:
— Я теперь живу как летаю на волшебных качелях счастья. Утром я радостно убегаю из дома, потому что вечером встречусь с тобой. А когда мы расстаемся, то я лечу домой в предвкушении новых веселых открытий к Стеше и щенкам.
Стеша благополучно родила пять щенков. Слепые и беспомощные, либо сосущие маму, либо спящие, они до четырнадцати дней напоминали головастых крысят бежевого цвета. Но через две недели у них открылись глаза, окрепли ножки и появился интерес к окружающему миру. Щенки росли стремительно, Лера поражалась: с утра до вечера, за десять часов которые их не видела, возмужали на двести грамм и несколько сантиметров. Загородка с бортиком из фанеры, сооруженная папой Леры — место обитания Стеши и приплода, в котором менялись подстилки из старых газет, перестала выполнять функции тюремной стены. Щенки становились на задние лапы, клали мордашки на бортик и смотрели душераздирающе: выпустите, дайте волю! Загородку убрали, щенки получили свободу и начался, как говорил папа Леры, «беспредел архаровцев». Щенки носились по квартире и, естественно, справляли нужду когда и где захочется, по младенчеству — часто. Они грызли мебель, обои, штукатурку под обоями, неосторожно оставленную обувь в прихожей, в горшках с комнатными растениями разрывали землю, стопку маминых журналов по кулинарии превратили в груду бумажного мусора. За ними невозможно было уследить, приструнить одного-двух получалось, но пятерых сразу — не удавалось. Наозорничав, щенки неслись к маме, устраивали под животом у Стеши борьбу за самый молоконосный сосок.
— Такие маленькие, — говорила мама Леры, — а уже знают, что в первой слева сисе больше всего молока. Вот опять эта сися досталась Первашу.
— Этот не упустит! — с гордостью подтверждал Лерин папа, у которого Перваш — первый из родившихся щенков — ходил в любимчиках.
Дождавшись пока щенки насытятся, отпадут — теплой кучкой, переплетясь головками, лапками, хвостиками уснут — родители делили обязанности.
— Подотрешь, что нагадили? — спрашивала мама.
— Нет, ты убирай. Я Стешку выгуляю, а потом нам для архаровцев еще фарш в мясорубке прокрутить и творог сделать. Чтоб меня так в детстве кормили, как Лерка в своих Интернетах вычитала.
Вместо одного месяца Лера решила подрастить щенков до двух месяцев. Так лучше для их здоровья — приучить к заменяющему материнское молоко прикорму, чтобы будущие хозяева не испытывали трудностей, точнее — щенки не страдали от смены еды. Но это была отговорка — расставаться с архаровцами не хотелось. Нанося материальный ущерб квартире, они создавали в доме атмосферу постоянной безотчетной радости и умиления.
Лица родителей в те два щенячьих месяца поражали Леру. Ее папа и мама были людьми неулыбчивыми и несклонными к пустому веселью. А тут вдруг преобразились, помолодели. С другой стороны, все, что поражало, как лица родителей, в том Лерином состоянии любви-качелей было нормой. Потому что на вершине взлета качелей окружающее смотрится по-иному. И далекие-далекие картинки ползункового детства вдруг всплыли в Лериной памяти: молодая смеющаяся мама и папа, смешно изображающий медведя, нападающего на маму. И сама она, Лера… Ее забыли на горшке, сами в другой комнате скрылись. На горшке сидеть холодно, одиноко и скучно, металлическая окружность горшка уже больно впивается в тело. Лера плачет, а мама не идет… Потом уже никогда так не было. Потом родители всегда были рядом. Они бились за место под солнцем, за однокомнатную квартиру в панельной пятиэтажке. Эта борьба хуже кислоты — вытравит и смех, и мечты, закалит волю, но убьет радость бытия. Как оказалось — не навсегда убьет. Пять беспородных щенков-хулиганов через двадцать с лишним лет вдруг пробудят давно забытые чувства.
Им дали клички, потому что надо ведь как-то называть архаровцев, хозяйничающих в квартире. Это были временные имена, ведь настоящие только будущие хозяева вправе выбирать. Перваш, ясно, первым родившийся, самый сильный и крепкий. Он еще в утробе, как считал Лерин папа, всех братьев и сестер растолкал. Всего было три мальчика и две девочки. Получилось, что парней нарекал Лерин папа, а девочек — мама. От папы: Перваш, Лапоть и Дюдя. Лапоть получил прозвище за страсть грызть обувь, а Дюдей и в человеческом обиходе Лерин папа именовал тех, кто вечно стоит последним в очереди, пропуская тех, «кого якобы здесь стояло». Интеллигент Дюдя к миске с едой подходил последним. Девочку с белым пятнышком на лбу мама Леры назвала Звездуней, а самую последнюю и слабенькую — Куколкой. Она родилась едва дышащей, с малым весом, чуть больше воробушка, сил не хватало молоко сосать, братья и сестра лягались, отталкивая малышку от заветных сосцов. Поэтому Лера и ее мама следили, чтобы кроху не обижали. Отодрав от главного молочного крана Перваша (этот всегда найдет, куда присосаться), подносили слабосильную девочку.
Приговаривали:
— Кушай, Куколка. Вот умничка. Еще, еще. Устала? Кто тут лезет? Перваш, Лапоть, у вас свои источники, не претендуйте!
Обнаружив, что Куколку выталкивают на периферию из комка согревающих друг друга щенков, а Стеша, не смотря на упреки, в ус не дует, мама Леры стала брать Куколку к себе в постель, греть на груди и каждый час вскакивать, чтобы поднести малышку к Стешиным соскам. И через месяц Куколка выправилась, почти догнала Звездуню по весу, научилась огрызаться на хищных братьев. Особая забота о Куколке привела к тому, что ее решили оставить, не отдавать. Где одна собака, там и две. Расстаться с маленькой шалуньей было выше их сил.
Двух щенков, Лаптя и Звездуню, развернув широкую агитацию на работе, пристроила Лера. Подходил срок забирать алиментных Соколовских — интеллигента Дюдю и бандита Перваша. Олег не находил времени и мужества, чтобы открыться Соколовым. Большого воображения не требовалось, чтобы предугадать их реакцию.
Олег решил жениться. «Решил» — не правильная формулировка, потому что глагол предполагает выполнение последовательных логичных действий по решению задачи. А у Олега никакой логики не было.
Утром завязывал галстук. Узел не получался. Олег редко надевал костюм с галстуком, но сегодня официальный вид обязателен, предстояло выступить на ученом совете. Узел выходил комковатым, а язык галстука то слишком длинен, то короток. Терзая кусок шелковой ткани, Олег посмотрел в зеркало и сказал вслух:
