Владимир Сорокин - Тридцатая любовь Марины
– Вот и красавицы наши, – поднял голову от тарелки тот самый полный лысоватый рабочий, – Руки мыли?
– Мыли. Сергеич, мыли! – весело хлопнула в ладоши Лена. – А ты мыл?
– А как же! Чистота – залог здоровья. Садитесь. Зин, ну-ка посмотри
– мы борщ не весь съели?
– Ой. весь! – притворно испугалась Зина, заглядывая в бачок.
– Я вам покажу – весь! – засмеялась Лена, садясь и подавая Зине две пустые тарелки. Вскоре они с аппетитом ели густой, ароматный, переливающийся блестками борщ.
Володя, тем временем, придвинул к Зине бачки с котлетами и пюре:
– Раскладывай, Зинуль.
Зина принялась наполнять тарелки.
Рядом с Мариной сидел пожилой рабочий с большими белыми усами. Он ел не торопясь, ложка аккуратно черпала борщ, белые усы равномерно двигались.
Марине понравились его крепкие рабочие руки, спокойные умные глаза и такое же спокойное лицо с правильными чертами лица. Он чем-то походил на одного актера, который играл кадровых рабочих во многих советских фильмах.
Заметив изучающий взгляд Марины, он улыбнулся и спросил:
– Ну как, дочка, нравится у нас?
– Нравится.
Он уверенным движением отправил в рот ложку, пожевал усами, кивнул:
– У нас хорошо. Вот столовая – любо-дорого… Вкусный борщ?
– Очень.
– Вот. А вчера рассольник еще вкуснее был. Ешь…
Марина склонилась над тарелкой.
Ей показалось, что она ест очень быстро, но бригада обогнала ее, – переговариваясь, они уже пили густой компот, в то время как Марина клала себе в тарелку пюре с двумя толстыми котлетами.
– Догоняй, Марин! – улыбнулась Лена, вылавливая ложечкой крупную ягоду.
– Я так быстро не умею.
– А ты привыкай, – откликнулся с другого конца стола Володя.
– Дайте человеку спокойно поесть, – перебил их Сергеич.
– И то верно, Миш, – поднял голову усатый рабочий, – Кто спешит – тот поперхнется. Правда?
– Правда, Петрович.
Марина разломила котлету вилкой. Она показалась необычайно вкусной.
– У нас, дочка, люди хорошие, – сказал седоусый Петрович, отодвигая пустую тарелку и осторожно прихлебывая компот, – Позубоскалить любят, на то и молодежь. А в остальном – ребята что надо.
– Я уже заметила.
– В таком коллективе работать – одно удовольствие. Я вон четвертый десяток на заводах, так что, верь…
– Петрович, а чего ты котлеты не ешь? – спросил Володя, вытирая губы салфеткой.
– А мне, Володенька, пора вегетарьянцем становиться.
– Как Лев Толстой, что ль?
– Почти. Но он-то – от ума им стал, а мне – доктора прописывают. Лучше кефир с компотом, говорят, чем кура с гусем. Все засмеялись.
– Не смейтесь, – улыбнулся Петрович, – Придет время и вам пропишут. Вспомните тогда Ивана Петровича.
– Вспомним, Петрович, вспомним, – проговорил Сергеич, вставая, – Приятного аппетита.
– Спасибочко.
Постепенно из-за стола ушла вся бригада, остались Марина с Иваном Петровичем.
– Завод – это дело особенное, – медленно прихлебывая компот, говорил он, – А главное – почетное. Ведь ежели разобраться – вся жизнь человеческая на этих вот железках держится – машины, трактора, самолеты, кастрюли, холодильники. Это все мы делаем – рабочие. Без нас – ни пахать, ни сеять. Даже поесть – и то ложка нужна! Да…
Он помолчал, вытирая усы салфеткой, вздохнул, глядя куда-то вперед, затем добавил:
– Я ведь, Марина, в деревне родился. Было нас у матушки двенадцать душ. А времена-то будь здоров. Голод. Кулачье зерно попрятало, из обреза норовит садануть. Колхозы только-только становятся. Хлеба нет. А батьку на гражданской беляки убили. Зарубили под Царицыным. И поехал я в город, чтоб лишним ртом не быть. На завод устроился. Не получалось сначала. Мы же лаптем щи хлебали, ничего окромя косы не видали. А тут – паровой молот, шестерни, лебедки. Но – освоился. Потом – армия. И снова завод. А после – война. Только мне повоевать мало пришлось – под Москвой ранило в голову, полтора года по госпиталям провалялся. Еле выжил. Списали, что называется, вчистую. И снова на завод. Снаряды точили…
Он помолчал, потом заговорил опять:
– Вот тут недавно в гостях были у одних. Так, люди ничего вроде, но и не шибко знакомые – жены вместе когда-то работали. Выпили, разговорились. Ну и начал он хвалиться – мол нашел себе теплое местечко, работа не пыльная, а деньжата приличные. И знаешь где? В церкви. Паникадила какие-то точит. А раньше на «Борце» работал. Хорошим токарем был… Ушли мы поздно вечером, дома спать легли, а Стеша и говорит: вот, мол, как ловкачи теперь устраиваются. И деньги, говорит, бешеные… А я усмехнулся, да ничего и не сказал. Не ловкач он, а просто дурак. Он работу на халтуру променял, значит не рабочий он, а халтурщик. Его халтура – только народу вредить помогает, глаза залеплять, а моя работа – на помощь, на благо. Я когда за станок утром становлюсь – всегда нашу деревню вспоминаю. Как жили плохо! Гвоздя не было лишнего. Кобылу подковать – полмешка ржи. Потому что сталь – в редкость была. А теперь? У всех машины, телевизоры, магнитофоны. А почему? Да потому что мы с тобой за станком стоим. Вот почему!
Он встал, улыбнулся ей своими добрыми прищуренными глазами и пошел к выходу.
Забыв про компот, Марина проводила его фигуру долгим взглядом.
«Как все просто!» – поразилась она, – «Ведь действительно все держится на этом человеке. На простом рабочем. На его руках…»
– Потому что мы с тобой за станком стоим… – прошептала она и вздрогнула, – Мы? Значит и я! Я тоже?!
Она посмотрела на свои руки. «Значит и эти руки что-то могут? Не только теребить клитор, опрокидывать рюмки и воровать масло?»
Слезы задрожали у нее в глазах, столовая расплылась, но вдруг рядом раздался знакомый бодрый голос:
– А что ж ты в одиночестве обедаешь? Она подняла голову.
На соседний стул опустился Сергей Николаич:
– Постой… постой… это что такое?
Он озабоченно заглянул ей в лицо:
– Ты что? Не понравилось? Обидели?
Улыбаясь и быстро вытирая слезы, Марина замотала головой:
– Нет, нет, ну что ты. Все очень хорошо. Это я просто так…
– Ну, серьезно, ты скажи… – опять начал он, придвигаясь ближе, но Марина успокаивающе положила свою руку на его:
– Это я так, Сережа. Я… сегодня поняла, что еще что-то могу…
– Аааа… – облегченно вздохнул он и, улыбнувшись, налил себе полную тарелку борща, – Тогда понятно. Если так, то я рад за тебя. А можешь ты не что-то, а очень-очень много. Запомни…
Разломив хлеб, он стал быстро есть борщ.
– Бригада замечательная, – продолжала Марина, глядя как ритмично двигаются его рельефные скулы, – Такие хорошие люди.
– Бригада что надо, – пробормотал он, не поднимая головы, – Одна из лучших. Кстати, в отделе кадров я договорился. Ты теперь – расточник. Пропуск у меня. Трудовую принесешь им на днях. В общем ты теперь наша.
