Алексей Кирносов - Простое море
… Лавр Семенович проснулся от толчка. По привычке он выскочил на палубу, даже не накинув пальто. «Сахалин» не двигался. «Вавилов» стоял к нему несколько ближе, чем полагалось. Расположение ходовых огней «Вавилова» показывало, что его развернуло влево. Огни одной из барж светились далеко справа. На мостике был только Ефим Васильевич.
— Сели... — тихо сказал Лагунов, еще надеясь, что чувства и зрение обманывают его.
— Мы-то не сели, — спокойно сказал Кунин. — Баржа села и оторвалась. Ловить надо.
— Так отдавайте буксир скорее! Смотрите: «Вавилов» тоже сел.
— Приткнулся к бровке, — поправил Кунин. — Ничего, здесь песок, — добавил он со странным для Лагунова спокойствием.
— Какой к черту песок! — крикнул Лавр Семенович. — Отдавайте буксир. Отойдем и станем на якорь, пока сами не сели. Утром разберемся...
— Зачем утром? Мы и сейчас разберемся.
На мостик влетел Сергей Огурцов.
— Дали питание на лебедку, — сказал он. — Можно подбирать буксир.
Лавр Семенович взял мегафон, поднес его ко рту и крикнул в корму:
— Эй, на «Вавилове»! Веселей отдавайте буксир! Кунин неожиданно и мягко отобрал у него мегафон.
— Не надо отдавать, — сказал он. — Оттянем «Вавилова» подальше от бровки, поставим на якорь. Потом отдадим буксир и приведем баржу.
— Вы что, сесть хотите? — тихо и яростно спросил Лагунов. — А снимать нас кто будет? Александр Пушкин?
— «Пушкин» сейчас в Жатае на ремонте стоит, — сказал поднявшийся на мостик Михаил. — Он хорошо тянет. Пятьсот сил машина.
Лавр Семенович и Кунин посмотрели на Михаила, потом друг на друга и улыбнулись.
— Нам садиться незачем, — сказал Кунин. — Вы только мне не мешайте.
— Аллах с вами, — сказал Лавр Семенович. Тревога и раздражение прошли. Все-таки он внутренне верил этому капитану. — Снимайте, сажайте, ломайте — делайте что хотите. Я умыл руки.
Он встал в стороне, на крыле мостика. Ефим Васильевич приказал отдать якорь. Потом лязгнула и загудела буксирная лебедка. «Вавилов» дрогнул, качнулся и стал медленно приближаться. Вахтенный матрос принес Лагунову пальто. Он накинул его, не сказав ни слова и не взглянув на матроса. Когда «Вавилов» уперся штевнем в корму «Сахалина», Лагунов не выдержал, спустился на шлюпочную палубу к Ефиму Васильевичу.
— Слушай, капитан, побойся ты бога. Не ходи сейчас за этой чертовой баржей. Снимем ее утром, когда хоть что-нибудь видно будет.
— Нельзя, Лавр Семенович, — сказал Кунин. — За ночь ее так засосет, что потом не сдернем. Здесь пески ядовитые. Мы их пьяными зовем...
С кормы донесся крик Михаила:
— Скорее вы, черти мордастые! Отдавайте трос!
Ему ответил густой бас:
— Погоди чуток. Скобу заело!
Наконец на «Вавилове» разъединили скобу, и лебедка вытащила на палубу последние метры троса. Кунин приказал выбрать якорь и осторожно, самым малым ходом повел судно к барже. Лавр Семенович сделал вид, что направляется в каюту. Он стал под козырьком мостика и оттуда наблюдал за ходом событий. «Сахалин» подобрался к барже, принял с нее трос и сильным рывком сдернул баржу с мели. Лавр Семенович утер со лба пот, несколько раз глубоко вдохнул воздух, чтобы успокоить сердце, и пошел на мостик. Ефим Васильевич, увидев его, чуть улыбнулся.
— Ну герой, герой... — сказал Лавр Семенович. — У нас за такое геройство... Теперь-то хоть успокоишься, станешь на якорь?
— А зачем? — удивился Ефим Васильевич. — Сейчас воз соберем и дальше двинемся. Пьяные-то пески — вон они! — он указал рукой назад, туда, где только что сидела баржа.
— Конечно, река... — пробормотал Лагунов. — Тут большой аварии быть не может. На реке можно и очень рискованно поступать.
21Игорь подписал последний акт, потянулся, широко раскинул руки и обнял Михаила. Михаил обнял Игоря — вежливо и не сильно. Потом, выпив по этому случаю половину заготовленного с утра пол-литра, Михаил признавался — торопливо и виновато:
— Я думал, ты меня и за человека считать не станешь... Ты моряк, из Ленинграда, заграницы повидал, образование имеешь... Думаешь, я не понимаю?
— Брось, Миша, — успокаивал его Игорь. —Дело не в образовании. Дело в самом человеке — какова у него суть. Максим Горький прошел четыре класса и пятый коридор, — а какой был человечище! Ведь эти с высшим образованием иногда такие бывают...
Михаил опустил голову.
— Какие б ни бывали, однако мне до них далеко... Хочу тебе спасибо сказать, что такое судно мне подарил. Это ж моя каюта будет! — Он улыбнулся, погладил переборку.
— Ерунда, — великодушничал Игорь. — Не я, другой привел бы тебе это судно.
— Я же не другого вижу... Ты бы посмотрел, на каких судах я раньше плавал. Однако после твоей каюты туда зайти страшновато. Грязно, течет... А взять хотя бы штурвал?
У Михаила загорелись глаза, он стал размахивать руками, показывать, как трудно поворачивать штурвал на старых суднах, на «петушках», на паровых американских буксирах, которые пришли на Лену во время войны.
— А компас мы не сымем, — сказал он. — Я говорил с Ефимом Васильевичем. Будем по румбу учиться ходить... Ты знаешь, — Михаил приник к плечу Игоря, — мы на Яну и на Индигирку ходить будем, через море.
Он еще раз протер глаза, сознался:
— Я ведь на водку слабый. Так — сильный, а на водку слабый. Я не пью ее. Ну ее к черту. Ради тебя только выпил.
— Такая традиция, — сказал Игорь. — Сдаешь судно — надо выпить хоть рюмку. Ешь свинину... Почему она называется «Великая стена»?
— Китайцы так назвали. Есть и вино «Великая стена». У нас его никто не пьет, однако... Нет, ты мне скажи, почему ты меня обнял?
«Потому что через три дня я увижу Ирину», — подумал Игорь и сказал:
— Потому что я привел тебе судно и ты рад. Я думал: в чьи руки придется отдать «Сахалин»? Вижу — в добрые. За то и обнял.
Михаил выпрямился, отложил вилку.
— Один дурак говорил в Двинске, — продолжал Игорь, — что на Лене судно дикарям придется отдать. Я тогда не поверил, но была в душе тревога, не скрою. Прости меня, Миша.
— Хочешь, клятву дам? — спросил Михаил.
— Клятвы никто не исполняет...
— Шутки шутишь. Как же можно не исполнить?
— Ну давай.
— Через пять лет Ефим Васильевич на пенсию пойдет. А я на «Сахалине» капитаном буду. До конца. Никуда с него не уйду. Пока будет плавать «Сахалин» — и я на нем буду. Приедешь когда в Якутию, спросишь: «Где, однако, сейчас «Сахалин» находится?» — и найдешь меня. Понял?
— Добро. Приеду в Якутию.
Без стука зашел Иван Карпов. Он оглядел каюту, понюхал воздух, спросил иронически:
— Заняты, старпомы?
— Ты ко мне? — спросил Игорь.
— Да так...
— Я сейчас, — заторопился Михаил и стал собирать со стола акты. — Мне надо Ефиму Васильевичу доложить, что судно принял...
Он сунул акты в папку и вышел.
Иван сел на койку, положил ноги в кресло, закурил, бросил спичку на ковер. Игорь молча смотрел на него. Иван курил и стряхивал пепел на палубу. Игорь нажал звонок два раза. Почти мгновенно в каюте появилась Маша.
— Что, Игорь Петрович? — спросила Маша. — Убрать вам?
— Прибери, пожалуйста, — сказал Игорь. — Тут насорили.
Иван встал. Лицо его покрылось красными пятнами.
— Выйди, Маша, — сказал Иван. — Приберут без тебя.
Маша вопросительно посмотрела на старпома.
— Иди, — усмехнулся Игорь. — Значит, приберут.
Когда буфетчица ушла, Иван поднял спичку, собрал бумажкой пепел с ковра.
— Легко, наверное, издеваться над человеком, будучи его начальником? — спросил Иван, аккуратно сев в кресло.
— Люди суть люди, — задумчиво сказал Игорь. — Только что вышел из каюты человек, который просидел здесь три часа. Он ни разу не задрал ноги и не стряхнул пепел, куда не следует. Кроме того, ты уже не мой подчиненный. Ты — Иван Карпов. Я — Игорь Соколов. Плавание окончено. Титулы не нужны.
— Видимо, я неправ, — сказал Иван. — Я слишком много терпел от тебя в море. Теперь ты никогда не станешь мне другом, хоть ты и сделал для меня много хорошего.
— Я все думаю о человеке, который вышел... — сказал Игорь. — Кстати, ты выяснил у Сереги, сколько стоит твое золотое руно?
— Скотина, — сказал Иван.
Игорь улыбнулся:
— А все-таки?
— Я получу при расчете шесть шестьсот. Это очень важно для тебя?
— Важно, Ваня, — сказал Игорь. — Ты был плохим матросом. Ты успокоился. Я не вижу, что ты получил кроме шести шестисот? Разве за этим ты шел на Север?
Лицо Ивана окаменело. Игорь ждал. Наконец Иван с трудом, заикаясь, стал говорить:
— Сережкин землесос вчера пришел в Тикси. Я слышал, как об этом говорил капитан. Если бы Сергей остался на нем, он получил бы на тысячу рублей больше денег. Ты знаешь, что для него значит тысяча рублей? Он учится, ему надо прожить зиму до июня. У него старуха мать, которая все время болеет... Ты ничего этого не знаешь и знать не хочешь. Из-за твоей дурной романтики Сергей пошел на «Сахалин». Молчишь... Никаких аргонавтов не было. Ясон нашел баранью шкуру, при помощи которой в древности промывали золотой песок... Целину мы поднимаем для того, чтобы было больше хлеба и он был дешевле, а не для того, чтобы романтическим юношам было где подразвлечься... Я не написал за это плавание ни одного стихотворения. Вернее, я писал, но у меня выходило слишком беспомощно. Зачем ты мне все это показал? Мало тебе того, что ты сам неприкаянный?
