Сергей Кузнецов - Серенький Волчок
– Везет тебе, - говорила Наташа, - ты обратно сваливаешь! А здесь - вообще кирдык, не веришь? Я вчера даже прокладок купить не смогла, ну, у меня началось, а я не купила раньше, дура, всегда легко было купить - и не нашла. Пришлось искать где-то дома вату, представляешь? Вату, как в школе! Ты ватой когда-нибудь подтыкалась?
– Я довольно взрослой уехала, - сказала Маша, - так что вполне успела.
– Ой, не говори, что ли, - запричитала Наташа. - А какая у нас жизнь была! Я себе специально последний номер "Вечерней Москвы" оставила - чтобы вспоминать и плакать.
Таня, впрочем, плакала на самом деле. Выслушав Машину историю, она сказала, вытирая глаза бумажным платком:
– Вот как странно получилось. Он прямо от этой Даши, а я сидела, ждала на лестнице. Мне почему-то так захотелось его увидеть, словно чувствовала, что в последний раз.
Что-то щелкнуло у Маши в голове, и она спросила:
– Постой, когда ты к нему приехала?
– Часам к восьми, сразу после работы. А он появился только в девять, но я все равно ждала.
– Да нет же, - сказал подошедший Иван, - ты что-то путаешь. Абросимов говорил, ты приехала около двенадцати.
– Нет, я хорошо помню. В одиннадцать я уже была дома, ждала, когда Паша с дачи приедет.
– Это правда, - вдруг сказала Света, до того молча стоявшая к ним спиной. - Сережа звонил мне в одиннадцать, говорил, ты только что от него ушла. Я тогда еще перезвонила тебе, и ты сняла трубку, а потом бросила…
– Да, правда, - тихо сказала Таня. - Я забыла уже. А зачем ты звонила?
– Сказать, о чем мы говорили с Сережей. Он звонил мне спросить, правду ли ты рассказала, про то, как оно было той ночью.
– И что ты сказала? - Все тот же тихий, выключенный голос.
– Сказала, что ты права. Что ничего более унизительного, чем та ночь, в нашей жизни не было. Что мы знали это всегда и поняли, когда посмотрели друг на друга утром. А он, если тебе интересно, ответил что-то вроде: "А мне казалось, это была ночь настоящей любви, без границ и ревности". Я рассмеялась и сказала, что он все-таки ничего не понимает в женщинах. Ведь правда, Таня, он совершенно не понимал.
И тут Таня подошла к Свете почти вплотную. Несколько секунд они стояли, глядя друг другу в глаза, в точности как Билибинов и Безуглов несколько дней назад, на том же самом месте - а потом обнялись.
Маша отвернулась: все вокруг занимались своими делами - читали новости на РБК, звонили знакомым, обсуждали, можно ли еще снять деньги с банкомата в здании Думы. Никто не обращал внимания на двух девушек, замерших посреди офиса.
– Постойте, - сказал Иван, - но ведь Абросимов точно видел, как ты приехала на машине в самом начале двенадцатого. Не могла же ты успеть из дома…
– Я никуда не уезжала ночью, - сказала Таня, и тут голос ее пресекся, она вырвалась из Светиных объятий и побежала по проходу.
Маша нашла ее в туалете. Прислонившись лбом к зеркалу над раковиной, Таня плакала. Маша обняла ее за плечи:
– Ну что ты?
– Я не была на машине в тот день, - сквозь слезы сказала Таня. - Машину Паша брал, он ездил на дачу, к Светочке.
Маша все поняла. Вадим не видел, кто приехал к Сереже, но узнал машину и потому был уверен, что приехала Таня. Все эти дни никому не приходило в голову сравнить время и понять, что Таня, в самом деле побывавшая у Волкова в тот вечер, давно уже сидела дома, а на машине по пути с дачи приехал ее муж Паша Безуглов. Это он был у Волкова с половины двенадцатого до половины первого, в то самое время, когда Сережа был убит.
– Я никому не скажу, - прошептала Маша. - Я все понимаю.
– Я знаю, - сказала Таня. - Спасибо тебе.
Секунду поколебавшись, Маша сняла с пальца кольцо с хамсой и протянула Тане:
– Возьми. Говорят, оно приносит счастье.
32
Какая мне разница, думала Маша, в конце концов, это их дела. Но все равно, страшно подумать, что Таня до конца жизни будет жить с убийцей человека, которого любила больше всего на свете. Утром готовить завтрак, пить кофе в "Кофе Бине" и есть ланч в "Джонке", просыпаться вместе и вместе засыпать.
Они вышли из туалета и увидели Ивана и Пашу. У Паши было такое лицо, что Маша сразу все поняла.
– Маша, пойдем, - сказал Иван. - Надо поговорить. Втроем. Продолжить старую беседу.
Таня чуть сжала Машины пальцы, а потом выпустила и пошла к своему столу. Иван, Безуглов и Маша направились в переговорную.
– Понимаешь, Маша, - сказал Иван, - той ночью Паша был на машине, он ездил на дачу. И, значит, он приехал…
– Я знаю, - сказала Маша.
– Ну да, - сказал Безуглов. - Наверное, глупо отпираться. Это был я.
– Зачем ты ездил к Сереже? - спросил Иван.
– Ты думаешь, я ездил, чтобы его убить? - спросил Паша. - Ничего подобного, у меня и в мыслях не было. Просто несчастный случай, вот и все. Я приехал с ним поговорить, собственно, попросить у него денег, ну, не навсегда, взаймы, чтобы мы быстро купили хорошую квартиру в центре. А он рассмеялся мне в лицо.
– Сережа никогда не стал бы смеяться в лицо человеку, который просит у него денег, - сказал Иван. - Ты недоговариваешь.
Паша замолчал, глядя на полированную поверхность стола.
– Ну да, недоговариваю, - сказал он. - А так ли это важно?
– Важно, - сказал Иван.
Паша вздохнул, посмотрел на Машу и пожал плечами.
– Ну хорошо. Я приехал его шантажировать. Я сказал: "Вот смотри, у меня на руках распечатки твоих бесед по ICQ с Таней, Светой и Лизой. Ты спал с ними всеми, а завтра приезжает твоя невеста, я покажу ей эти бумаги, и твоя свадьба развеется как дым". И вот тогда он рассмеялся и сказал: "Да она даже не знает еще, что она моя невеста. Я с ней не спал ни разу. Как я мог хранить ей верность, когда у нас еще все только впереди". Он смеялся надо мной, а я сидел в кресле, у него в комнате, и мне что-то мешало. Ну, физически, сидеть неудобно. И вот, когда он засмеялся, я встал, собрался уходить, обернулся и понял, что все это время сидел на пистолете. Я его взял, и Волков тут же перестал смеяться. Мне понравилось, и я направил пистолет на него. "Да ты с ума сошел, - сказал Волков. - Не шути так". Я был уверен, что это газовый пистолет, кто же разбрасывает настоящее оружие по квартире? Да и что бы я ни думал о Волкове, он же не бандит, чтобы у него дома валялся настоящий пистолет? И тогда я сказал "пуф" и нажал курок.
Все трое помолчали. Наконец Иван спросил:
– Он что-нибудь сказал перед смертью?
Безуглов улыбнулся, криво, как в кино:
– Я был бы рад сказать, что его последние слова были "Машенька" или что-нибудь в этом духе, но не хочу врать. Он прошептал только: "Как больно".
– Когда Сережу убили, - начал Иван, - я долго думал, что сделаю с убийцей, когда его найду. Почему-то я был уверен, что это будет кто-то незнакомый, какой-нибудь грабитель, бандит, не знаю. Я представлял себе, как убью его, и мне становилось легче. Когда я понял, что это ты, я подумал, что никому ничего не скажу - просто ради Тани. Но пока я слушал тебя, я понял, что хочу жить по законам. Не по бандитскому принципу "нашел - убей" и не по христианскому "нашел - прости", а просто по закону. Извини, Паша, я сдам тебя ментам. Я готов дать денег на адвоката, пусть он докажет, что это был несчастный случай, состояние аффекта, преступление на почве страсти - неважно.
Пока Иван говорил, Маша смотрела на Безуглова. Она впервые видела убийцу, мужчину, который застрелил человека. Что сейчас происходит у него в голове? Что он думал эти три недели после убийства? Маша не сводила с него глаз и увидела, как при словах "на почве страсти" что-то дернулось у Паши в лице, словно рябь по воде, словно что-то вдруг выглянуло наружу - и поняла, что это ненависть, застарелая, испепеляющая душу ненависть, которую не излечит даже смерть мужчины, которого он ненавидел.
– Ты знаешь, - сказал Иван, - Я тебе не прощу не того, что ты убил, а того, что ты наговорил тут два дня назад, уже после Сережиной смерти. Ты его убил, а потом сказал, что он прожил свою жизнь как последнее говно. Вот этого я тебе никогда не прощу.
– Но это же все равно правда, - тихо ответил Паша.
Маша застегнула чемодан. Вещи почти собраны, осталась только сумка, но это утром. Она посмотрела на руку - без кольца пальцы словно незнакомые. Вспомнила, как Таня днем, целуя на прощание, шепнула: "Я знаю, ты ничего не сказала". Потом Иван подошел к Маше и спросил:
– Что будем делать вечером? - и Маша ответила:
– То, что мы не сделали до сих пор.
Иван молчал, и она продолжила:
– Я никогда не была Сережиной невестой, теперь ты знаешь. Надо было сказать об этом в первый же день, но было неудобно, как будто я предаю его прямо над свежей могилой. Я даже не знала его толком, как ты этого не понял в Праге? Вот теперь Безуглов сказал правду: между нами никогда ничего не было. Я абсолютно свободная женщина.
