Кэтрин Борн - Обрести надежду
— На Бермуды в следующий раз. А сегодня, я думаю, мы просто прокатимся вокруг острова.
— A-а, как прогулочный катер. Ну что ж, здорово! — Джоанна села на сиденье вдоль правого борта и скрестила ноги. — Только одна просьба: если нам встретится отставший от стаи кит, чур, не цепляться к нему и плыть дальше.
Хоуг рассмеялся и завел мотор.
— Вы сядьте нормально, — сказал он, когда яхта отошла от причала.
Джоанна пересела на пассажирское сиденье — слева от руля, как в английской машине. Яхта легко понеслась по почти пустынной глади залива — был всего лишь октябрь, но многие уже убрали свои лодки на зиму.
— Ну, а как там у вас дела? — поинтересовался Хоуг, и вопрос этот, как поняла Джоанна, касался Донни.
— Нормально, — ответила Джоанна. — Мы с девчонками по такому поводу даже весь дом вылизали. Я даже к адвокату ходила.
Хоуг кивнул:
— Что ж, иногда и до этого доходит.
— Только не в моей семье! Я уже и с моим личным другом Тони поделилась, и он одобрил мои действия. Тони вообще-то немножко диссидент.
— Личный друг?
— Святой Антоний. А вы, кстати, должны знать его, поскольку он оберегает от кораблекрушений.
— Да, но только некоторые он почему-то проворонил.
— Потому что он очень занят, — словно оправдываясь, сказала Джоанна. — Он ведь еще оберегает от всяких пропаж — как вещей, так и людей.
— Ну, я смотрю, он почти что адвокат.
— Да. Такое вот забавное совпадение.
На Джоанну нахлынула волна грусти. Столько лет потрачено впустую! Ее доверие обмануто, вера растоптана. Но чего ж тут удивляться? Ведь никто не одобрял ее выбора. Никому, кроме нее, не нравился Донни. Никто не разделял с нею этой любви — как и теперь этой грусти.
Она судорожно вздохнула, когда яхта прошла под мостом, соединяющим остров с материком. Хоуг направил «Сьюзан» вдоль западного побережья, где одна к одной безмятежно теснились вылинявшие на солнце желтые и синие деревянные хибары.
— У вас все в порядке? — спросил Хоуг.
Джоанна горько усмехнулась и, коснувшись козырька фуражки, попыталась улыбнуться:
— Да. Теперь, когда мы стали почти друзьями, признаюсь: мне всегда было интересно, кто такая Сьюзан.
— Моя девочка, — сказал Хоуг, глядя куда-то в сторону и с какой-то нежностью, какой Джоанна никогда не слышала в его голосе раньше.
Джоанну этот ответ чуточку покоробил. Ясно было, что Хоуг любил эту Сьюзан, кем бы там она ни была. Конечно, у Джоанны не было причин ревновать или разочаровываться — ведь Хоуг был просто ее друг. И даже если он ее интересовал, то причин для беспокойства не было. Хоуг не был женат — по крайней мере обручального кольца не носил, — и женщины рядом с ним Джоанна еще никогда не видела.
— А где она сейчас? — зачем-то спросила Джоанна.
— Хороший вопрос, — сказал Хоуг. — Ответ зависит от того, во что вы верите.
Джоанна не поняла.
— А вы во что верите?
— Да в общем-то ни во что. Но если, как утверждают, существует рай, то она там. Уж это точно.
— Ой, простите, — сказала Джоанна, чьи предчувствия оправдались.
— Скарлатина, — объяснил Хоуг, как всегда ровным и бесстрастным голосом. — За три дня сгорела. И было ей шесть лет. Шесть лет, два месяца, одиннадцать дней.
— Ой, Хоуг! — Джоанна прикрыла рот ладошкой. — Так это ваша дочка?
Хоуг кивнул.
— Моя жена так и не смогла этого пережить, что, конечно, понятно, — с чувством в голосе сказал он. — Из-за этого у нас начались проблемы. Она ушла от меня, подалась в какую-то коммуну хиппи в Орегоне. И там, судя по всему, завязла навсегда. Так я потерял семью. — Он задумчиво почесал переносицу. — А Сьюзан сейчас было бы лет, как Грейс. Тридцать семь.
— Ой, Хоуг, как это ужасно! — сказала Джоанна. Ей хотелось дотронуться до его плеча, но она боялась, что это будет выглядеть не утешительно, а жалостливо.
А Хоуг продолжал:
— В детстве, когда мне было тяжело, я брал снасти и шел на озеро рыбачить. Так я уходил от этого мира и закрывался в уединении и спокойствии. Поэтому, когда жена ушла от меня, я записался на судно в Новой Шотландии и проторчал в море двадцать два года.
— Мне даже трудно представить, сколько всего вы пережили, — сказала Джоанна. — Война, потеря семьи… Я просто не понимаю, как вы могли все это пережить!..
— У меня была тысяча возможностей выбрать другой путь, — сказал Хоуг. — Но я также усвоил и урок своего детства — урок умиротворения на озере. Все может идти хуже некуда — ни одной поклевки за день, — и уже кончаются силы и терпение, и ты готов сдаться. Но все равно терпеливо сидишь, вцепившись в удочку, и вдруг чувствуешь, как леска дернулась, и ты вдруг и сам оживаешь. — И, повернувшись к Джоанне, он послал ей многозначительный взгляд. Хотя за его черными очками трудно было сказать, был ли он многозначительным.
Они долго молчали, а яхта легко скользила по воде. Впереди виднелась белая башня Черепашьего маяка. В туманные дни из нее каждые пятнадцать минут разносились пронзительные воющие звуки сирены.
— Красавица, правда? — сказал Хоуг, обрадовавшись возможности сменить тему. — Она была построена в 1793 году, через сто лет после прихода на остров первых поселенцев. Вы Эдди из бара знаете? Так вот его отец был смотрителем этого маяка. А потом, лет уже тридцать как, его автоматизировали. Я как-нибудь отведу вас туда.
— Ой, как интересно! — обрадовалась Джоанна. — Я еще никогда не была внутри маяка.
— Нам повезло, что он еще стоит здесь. В 1922 году пароход «Клементина» врезался здесь в прибрежные скалы во время шторма и чуть не снес его начисто. Два человека погибли в море, и вместе с ними полдюжины лошадей. Видать, у вашего святого Антония в тот день был выходной.
— Эй, оставьте в покое Тони! Он же не может везде поспеть!
— Да я вообще-то не жалуюсь, — сказал Хоуг. — Если б время от времени не случались кораблекрушения, мне было бы сложнее ловить черную гринду.
— Почему?
— А она любит разные нагромождения. Ходит косяками вокруг рифов, причалов, затонувших обломков. Самое лучшее — найти обломки затонувшего корабля, о котором еще никто не знает. Мне пару раз посчастливилось.
Маяк удалялся от них по мере того, как они приближались к восточной оконечности острова с ее покосившимися от времени и штормов рыболовными причалами и узенькой полоской гальки на берегу, кое-где покрытой облезлыми пучками прибрежной травы.
Хоуг выключил мотор.
— Что случилось? — испуганно спросила Джоанна, когда яхта замедлила ход. — Мы ведь не тонем? Нет?
Хоуг улыбнулся:
— Нет, просто остановились ненадолго. Мы же никуда не спешим. — Из лежавшего на полу полиэтиленового пакета он достал бутылку вина и два бокала.
Джоанна рассмеялась:
— Вы это серьезно?
— Я понимаю, с утра пораньше вроде как рановато, но мы же на отдыхе.
— Нет, я имела в виду… Просто думала, что вы не вино пьете, а чего-нибудь покрепче.
— Вино — в особых случаях.
— А-а… — протянула Джоанна, не вполне понимая, почему этот случай получил статус особого.
— Еще у нас есть хлеб с сыром, — сказал Хоуг, доставая из пакета продукты. — Копченая лососина. Яблоки. Вот, пожалуйста, угощайтесь.
— Спасибо. — Джоанну слегка замутило — от качки и палящего солнца.
Хоуг протянул ей бокал и откупорил бутылку — шардоне из урожаев Фингер-Лэйкс. Он налил сначала Джоанне, потом себе и поднял свой бокал.
— За вас, — сказал он.
Джоанна видела свое отражение в его очках. Она чокнулась с его бокалом и сделала малюсенький глоточек. Малюсенький, потому что не любила белое вино.
— Вы очень симпатичная женщина, — проговорил Хоуг абсолютно ровным тоном ученого, констатирующего научный факт. Таким же тоном он мог бы сказать: «Это очень старое дерево» или «Это очень большая рыбина».
— Спасибо, — сказала Джоанна, все больше реагируя на качку.
Хоуг снял очки, посмотрел на нее пристально и внимательно и сказал:
— Вашему мужу должно быть стыдно, что он не оценил вас. Тем самым он показал себя полнейшим дураком.
Джоанна не знала, что ответить, и недоумевала, почему он снял очки.
— Идите сюда, — мягко предложил Хоуг.
«Неужели полезет целоваться?» — запаниковала Джоанна, всеми кишками чувствуя качку.
— Кажется, меня сейчас стошнит, — жалобно проговорила она. — Давайте поедем обратно?
Хоуг посмотрел на нее внимательно и сказал:
— Хорошо. — Он старался не показать своего разочарования, но Джоанна уловила в его голосе напряженные нотки.
