Роберто Арльт - Злая игрушка. Колдовская любовь. Рассказы
«То был бесчувственным скотом, а теперь стал человеком отзывчивым. В чьи руки я угодил? Это же шайка мошенников».
Бальдер вперяет взор в трамвай, карабкающийся вверх по асфальтированному склону, вожатый в освещенной кабине, расставив руки, орудует на повороте регулятором и тормозом, звучат три удара бронзового колокола, и Эстанислао, глубоко вдохнув влажный воздух, решается сделать ход в игре:
— Прекрасно, Зулема. Я приеду поговорить с вашим мужем, когда вам будет угодно.
Слышны пронзительные свистки маневрового локомотива, в воздухе разносится запах горелого машинного масла от тянущегося по насыпи товаро-пассажирского поезда, и Зулема, довольно улыбаясь, встает:
— Как обрадуется Ирене! Послушайте… Завтра в три мы ждем вас в кафетерии на вокзале в Тигре.
Внезапно она оборачивается к светящемуся циферблату на красной Английской башне напротив вокзала и восклицает:
— Как я опаздываю! Значит, договорились, Бальдер? В три. А сейчас мне надо в консерваторию. Будьте добры, остановите это такси. Завтра в три!
Он поднимает руку, машина тормозит у тротуара. Бальдер открывает дверцу. Зулема откидывается на спинку сиденья, протягивает ему руку в перчатке, улыбается, словно кокотка, и он остается один.
Брусчатка мостовой по-прежнему отливает бронзой.
Ладно…
«GOOD YEAR». «Мате „Ньяндути“». «ДОВЕРЬТЕ НАМ СТРОИТЕЛЬСТВО ВАШЕЙ ВИЛЛЫ».
Ладно…
«ЛУЧШЕЕ ПЕЧЕНЬЕ». Отель «Эль Эспаньоль».
Понятно…
Гранит мостовой приобретает темно-фиолетовый блеск.
Бальдер снова усаживается на зеленую скамейку. Ирене светом своих глаз облучает нервные центры, управляющие его чувственностью. Остальное делает дьявол. Стало быть, уважаемый человек хочет познакомиться с порядочным человеком! И распутная бабенка читает по звездам его, Бальдера, судьбу. Как здорово! И он, как последний идиот, на все соглашается.
«Good Year». «ЛУЧШИЕ ШИНЫ».
«Good Year». «ЛУЧШИЕ ПРОТЕКТОРЫ».
А почему бы и нет?
Необычайное уныние подтачивает его чувственность. И вместо того чтобы лететь в зияющую пустоту бездны, он прикрывает глаза и глядит на светящиеся концентрические дуги. Два кабальеро во фраках и шляпах ведут под руки сиреневую девицу с пачкой печенья под мышкой в раззолоченный подъезд.
«А единственный виновник все-таки я. Мне предложили игру, и я ее принял. Хуже всего, что я и дальше буду ее принимать. Однако тот поцелуй, что она мне подарила… А вдруг я ошибаюсь? Остальное сделает дьявол. Может, это и есть сумрачный путь?»
Улица кажется вымощенной бронзовой брусчаткой, потом гранит приобретает темно-фиолетовый отблеск, и Бальдер нервно потирает руки.
«Три жизни. Или четыре. Или пять. Подруга — раз. Ее муж — два. Мать Ирене — три. И любовники, но кто их сосчитает?.. Ах да! И я, дурак из дураков. Почему бы и нет? Разве не хотел я пройти сумрачным путем? Три или четыре судьбы тянут ко мне загребущие лапы. И я поддаюсь. Не пробую избежать их. После того как я женюсь, кто из них захочет знаться со мной? Почти наверняка — ее мать. Затем, возможно, подполковник. Ах да… Подполковник в могиле. Его можно не опасаться. Я чем-то напоминаю несчастного, которого тащат за одежду валки прокатного стана. Этот механизм меня поглотит… а может, я его поглощу? Как сказать. Порой борьба с поверхностными натурами бывает трудней, чем борьба с натурами глубокими. Но пусть они поостерегутся! Вот именно, пусть поостерегутся. „Простая душа“ может преподнести им сюрприз. Рассчитать небоскреб — это одно, а сложить его в виде моноблока — другое дело. Я буду инженером в той мере, насколько им хочется, и сумасшедшим настолько, насколько опять же им желательно… Но остальное… Остальное будет запрятано во мне так, что будь они ведьмы, и то не найдут. Во всяком случае ясно одно: после уважаемого друга в дело пойдет достойная мамаша. Даю голову на отсечение. Так они распределили разведывательные функции. Сначала подруга, потом муж подруги… потом… Ну, допустим, я ошибаюсь в моих предположениях. Но что еще можно предполагать? А город все-таки красив. Как он красив!»
Бальдер чуть улыбается. Смотрит на розоватые и серые глыбы небоскребов на фоне такой густой ночной тьмы, что она кажется горой, пронизанной светящимися отверстиями. Гаснет бело-фиолетовый рекламный щит. Вдали слышны свистки локомотивов. Проходят люди в фуражках и рабочих блузах.
Да, город красив. Но и сумрачный путь не хуже. Великий Маг берет за ухо своего недостойного и глупого ученика Эстанислао Бальдера и говорит ему; «Глупый гордец! Разве не хотел ты ступить на долгий и сумрачный путь? Не хотел купить вечную молодость и благотворную страсть? И вот теперь Великий Маг подстегивает чувственность девицы, и девица разворачивает хлеб и видит имя дурака из дураков, напечатанное несколько раз жирными буквами».
Небоскребы из стали и стекла. Желтеет луна в зеленоватом нимбе. Алый хрустальный паук ткет зеленую газовую паутину.
«Все равно жизнь прекрасна, чудесна. И я безумно люблю девочку, которая целуется взасос. Да, она девственница, которая умеет целоваться взасос. Кто ее научил? Дьявол или подруга? Впрочем, одно другого стоит. И я отдамся в их руки, как невинный ягненочек, потому что Великий Маг нашептывает мне: „Разве ты не хотел ступить на сумрачный путь?“».
Улица будто вымощена бронзовой брусчаткой, но затем гранит приобретает темно-фиолетовый блеск. Вдали в сумерках слышны свистки маневровых локомотивов, за которыми надзирают два круглых красных глаза; Бальдер улыбается.
«Чтоб я познакомился с мужем ее подруги! О, наивность юных лет! И с ее мамочкой тоже. И с отцом. Какая мне разница. Я затерян между небом и землей. Усну в ее объятиях, как ребенок на руках у матери.
Почему бы нет?.. Почему бы и нет?.. Мне наплевать на то, что из-за нее я ступлю на гибельный путь. Я хочу быть ее преданным псом; человеком, который сошел с ума из-за девственницы, целовавшейся взасос. История будет гласить: „И Инженер-Сластолюбец продал душу дьяволу не за то, чтобы стать искусней в строительстве, а за то, чтобы насладиться дочерью подполковника. И дочь подполковника превратила Инженера-Сластолюбца в тряпку, и никакая железобетонная компания уже не рискнула бы доверить ему расчеты и чертежи, потому что Инженер-Сластолюбец извел на свои удовольствия последний кубический сантиметр серого вещества. И тогда он превратился в животное“».
«Наше печенье — самое лучшее». «GOOD YEAR». На секунду все гаснет, и в зените видны три звездочки. «ДОВЕРЬТЕ НАМ СТРОИТЕЛЬСТВО ВАШЕЙ ВИЛЛЫ». Деревья на площади будто уснули. Ни один лист не шелохнется.
«Стало быть, механик подвергнет меня экзамену. А распутница потешится, но вдруг я ошибаюсь? Бог ты мой! Да какая разница! Я хочу растаять под ее поцелуями. Провозглашу во всеуслышанье: „Ради этой очаровательной девушки я превратился в самого последнего дурака на всей земле!“ А когда уважаемые люди потребуют у меня отчета в моем поведении, я цинично поясню:
„Я воспеваю свою душу, затерянную между небом и землей. Я люблю свою душу и ее погибель больше всего на свете“. И я насмеюсь над ее погибелью, как насмеялся над дьяволом. А потом пролью горькие слезы раскаяния и скажу: „Нет, девушка была не такой, какой я ее рисовал, — чувствительной и печальной, — она была великолепной, как богиня, которая обернулась школьницей, чтобы слить воедино математические расчеты с мелодиями Баха“. И торговцы, толстые женщины-сплетницы, шарлатаны, читающие проповеди о морали, — все поднимут крик до небес, возопят: „Наступил конец света! Инженер спятил с ума, заключил договор с дьяволом, зло надругался над девственницей, а теперь делает вид, что ее девственность осталась при ней!“ И возможно, явится механик и устроит судилище на площади. А я отвечу: „Дочь подполковника возводит на меня ложное обвинение, и ей в этом помогают потаскуха, обманывающая своего мужа, и механик, который не знает, что такое параллелограмм сил. Какая цена такому обвинению? Знает ли этот механик свое ремесло? К тому же он поднимал руку на свою жену“. А если выйдет из толпы какой-нибудь худой и длинный субъект и, указав на меня пальцем, воскликнет: „Этот человек — сумасшедший?“ Как я тогда защищусь? Ибо ни у кого не останется сомнений в том, что я сумасшедший. И люди скажут: „Инженер был сумасшедший. Математика не спасла его от помешательства“. Может быть, даже пригласят судебных экспертов, и эти дьяволы сочтут, что я сумасшедший, и тогда механик, моя жена, дочь подполковника… Ну и заваруха получится! Но сейчас лучше пойти домой».
И Бальдер встает.
Зов Сумрачного Пути
расный полумрак. Горячий маслянистый блеск теней в зеркалах, отражающихся одно в другом и создающих бесконечную, сходящую на нет перспективу.
