Евгений Будинас - Давайте, девочки
Последняя Любовница, как и Сашенька, «шоколад и пирожные» любила и вкушала их со здоровым аппетитом, но в отличие от Сашеньки (да и вообще исключительный случай), с собой на сей счет не конфликтовала. Ее сознательное начало ни к каким терзаниям не побуждало, зато отлично справлялось с задачей успокоить себя сразу после: «Кушай, девочка, этот шоколад. И помни, что насытилась ты им совсем не надолго. Поэтому шоколадку далеко не откладывай, а попридержи при себе».
С нею Рыжюкас и совершил, можно сказать, заключительное открытие для своей Системы. В пору, когда азарт первооткрывателя его уже давно отпустил, и казалось, что в сексе не может быть ничего нового.
5Началось с сеансов массажа, который Рыжюкасу делала приходящая массажистка Катя.
К сексу эти сеансы не имели никакого отношения, и не имели бы никогда, если бы ревнивый Катин муж, который развозил ее по вызовам, не поджидал супругу в машине. Его незримое присутствие и подстегнуло развитие сюжета.
У Кати никогда ничего ни с кем, кроме мужа, не было, массаж она делала строго профессионально, не допуская вольностей. И как девушка краснела, когда Рыжюкас нарочно раздевался догола, и уж совсем смущалась, когда он стал требовать, чтобы, массируя, она не обходила запретные места, что будто бы мешает ей снимать у него напряжение и нервирует его, как, впрочем, и этот ревнивый козел в машине у подъезда.
На третий сеанс она приехала без мужа, и они продвинулись к запретному настолько, что в следующий раз Катя смущенно позвонила ему сама. Они играли, забираясь в вольностях все дальше, но при этом она оставалась лишь тонкой и очень умелой массажисткой. И даже однажды, застав Рыжюкаса (это он подстроил) кувыркающимся с подружками, она, хоть и не ушла, но к их оргии не присоединилась. Зато подружки к ней пристроились и стали старательно учиться делать массаж.
Они занялись Рыжюкасом вчетвером… Восемь любовно массирующих рук – такое и истукана может вознести, но это вовсе никакой не секс: все было пусть и вполне фривольно, но возвышенно и поэтично. «На перламутровый челнок нанизывая шелка нити, о, пальцы тонкие, начните очаровательный урок…».
Их руки встречаются в запретных местах, крыша у него плывет и едет, розовый туман застит свет. Одна пара рук начнет, другая мастерски подхватит, третья ведет к финалу, а есть ведь еще и груди, и змеиные языки, и губы, влажные и прохладные, как георгины в росе, и самые запретные, сладостные места… Полный массаж, как возвышенная молитва – за час и двадцать минут остановившегося времени.
6Неожиданно его Последняя Любовница – тогда она была просто младшей в команде – превзошла и своих подружек, и даже профессионалку Катю, проявив и необходимую силу пальцев, и талант, и чуткость, и тонкое умение, неожиданное у новичка. Как и всякая отличница, она уже назавтра перевернула ворох книжек, вроде «Тайной энциклопедии массажа», а у Кати выпытала все ее профессиональные секреты – про каждую мышцу и нервный узелок.
Легко усвоила она и все режиссерские придумки Рыжюкаса, «просекла» их драматургию. И вскоре сумела окунуться в процесс целиком, кайфуя в нем, как в невесомости.
Прилетала с занятий в университете на такси, которое он, как и всем любовницам, всегда оплачивал в оба конца (здесь непреложное правило Системы: «Любишь трахаться, люби и ездить на такси»), врывалась в его студию и сразу, с порога, даже не перекусив:
– Давайте начнем с массажа!
Рыжюкас откладывал работу. Стол застилался одеялом, они раздевались. Начав неспешно и плавно, вскоре совсем распалялись, но стоп! – тут драматургия: завязка, кульминация, откат… Она затихала, разворачивая его и успокаивая:
– Это не сразу, как вы сами меня учили… Давайте мы с вами немножечко отвлечемся и пройдем эту дорожку сначала.
Когда отважилась, поддавшись на его уговоры, выступить с пробным сеансом на стороне, тут уж и вовсе взлетела, тут полный отпад.
Приятель Рыжюкаса, снявший ту первую пробу, тут же примчался к нему, захлебываясь от восторга. И даже назвал гениальными – и его режиссуру, и ее мастерство, И второй клиент (то, что это работа и только за гонорар, было непременным условием!) это же подтвердил.
То, что она с ними вытворяла, всегда балансируя между эротикой и массажем, и впрямь ни с каким сексом в сравнение не шло, хотя бы из-за полной расслабленности, из-за блажества в волнах приливов-отливов – с ее умением вдруг лукаво затихнуть, отодвинуть, казалось бы, неминуемый финал к тому мигу – вот дьявольщина! – когда, как бы слетая с катушек, она «отваживалась» вдруг совсем все себе позволить, да так виновато смущалась потом, что каждый воображал, что так отвязалась она только с ним…
Увлекли эти игры ее настолько, что теперь она уже и сама просила отпустить ее «встряхнуться», разумеется, только со знакомцами Рыжюкаса и только по его рекомендации. Что тоже стало их совместным кайфом.
С каким же трепетом он ожидал минуту, когда щелкнет дверной замок, и она появится – разгоряченная, по-детски счастливая от только что полученных похвал и «премий». А дальше – «исповедь блудницы». Когда до мельчайших подробностей они вдвоем смакуют и уточняют все нюансы Порочного Священнодейства… Это было его главной придумкой и ни с чем доселе не сравнимой игрушкой. Короче, подарок судьбы на самом закате. Когда безудержность уже уступает место лености, и хочется уже не физкультурных упражнений со сменой поз, а расслабленной неги… Он все и давно испробовал – и сверху, и снизу, и спереди, и сзади, и вдвоем, и втроем, и хрензнаетвсколькером, и так, и разэдак – и был уверен, что ничто неизведанное его впереди уже не ждет… А тут вдруг совсем новое, иное – без всяких любовных слюней, но и без опостылевшей жеребятины, без всякой напруги, да так увлекательно и аристократично…
8Погружение в новые игры было настолько глубоким, что вскоре Рыжюкас окончательно размяк.
Он взял ее на работу в свое издательство, она неплохо справлялась, сразу заполнив собой эту нишу и стремясь стать незаменимой. Он и оглянуться не успел, как она с поразительной легкостью сумела оттеснить всех его подружек. Проявив при этом столько решимости и женского лукавства, что он покорно смирился. Вытолкала, разогнала их всех и приучила его к заполненности только ею. Так что, затевая бизнес в Вильнюсе, он, не задумываясь, взял ее с собой – помощницей она была и правда первоклассной.
Последняя Жена и преданный друг подробностей не знала, но сразу почувствовала, что он попался. До его постельных забав ей уже дела не было, но она безошибочно учуяла опасность:
– Смотри, привыкнешь. Попадешь в зависимость – погибнешь…
Ему понадобилось совсем немного времени, чтобы в этом убедиться.
9Как только он попробовал учить Последнюю Любовницу не для кого-то, а для себя, чтобы в полной мере воспользоваться плодами своих уроков, его Система пошатнулась.
«Вольная натаска», поводок – они оказались вовсе не такими надежными, как ему представлялось. И вместо покорности преданной «собачки» вдруг проявились ее норовистость, вздорность и, конечно же, требовательность, которая стремительно возрастала.
Даже им самим придуманная игра в оплату ее массажных услуг, на чем он настаивал, обернулась для него нервотрепкой и унижением. За эксклюзивный массаж на стороне ей охотно платили, причем все больше (речь о тысячах), и уже гораздо больше, чем мог себе позволить он.
Рыжюкас напрягся. Он начал выкладываться, опустошая все свои запасы и понимая, что надолго его не хватит. А она заглатывала корм и требовала все больше, все меньше давая взамен.
Сеансы массажа у них происходили все реже и реже, а рабочие обязанности в его бизнесе ей все сложнее стало выполнять – из-за занятости на стороне. В ссорах она легко одерживала верх, стоило ей только в ответ на его претензии «сгоряча» или «в сердцах» заикнуться о готовности все прекратить.
Это еще не было прямым шантажом, но ее капризы и стремительно возрастающие притязания напомнили ему сказку о золотой рыбке.
10Всю жизнь он всем им себя предлагал, зачастую буквально навязывая свою заботливость и придумывая услуги, оказывать которые он считал нужным. Но только до тех пор, пока от него не начинали чего-нибудь требовать.
Тут он сразу выходил из себя. Он не желал зависеть от чьих-то прихотей. Всегда завидуя тому, как гениально и просто Пушкин вскрыл природу их возрастающих притязаний – всех этих старух-молодух. «Не хочу быть столбовою дворянкой, а хочу быть…»
Лет пятнадцать назад он был готов навсегда поссориться со своей вздорной старшей дочерью, когда та, что-то от него потребовав, бросила: «Не забывай, что ты мой отец, ты передо мною виноват, и ты должен…»
