Дейв Эггерс - Зейтун
Он продолжал молиться.
Тебе одному мы поклоняемся и
Тебя одного мы просим о помощи!
Веди нас по дороге прямой,
путем тех, кого Ты облагодетельствовал,
не тех, на кого пал Твой гнев, и не заблудших.
— Зейтун! — заорал надзиратель из-за решетки. — На выход!
Зейтун продолжал молиться. Надзиратель молча пождал, пока он закончит. Когда Зейтун встал, кивнул ему:
— Собирай вещички, ты сегодня выходишь.
— Что? — спросил Зейтун.
— Поторопись.
У Зейтуна подкосились ноги; прислонившись спиной к стене, он съехал на пол.
Кейти и Аднан ждали у ворот тюрьмы.
К воротам подъехал белый автобус. Кто-то прошел по салону слева направо — к двери, спустился на асфальт. Это был ее муж, Абдулрахман. Он потерял фунтов двадцать и мало походил на себя прежнего: как будто стал меньше ростом, поседевшие волосы заметно отрасли. По щекам у Кейти потекли слезы. Какой он маленький, подумала она. На нее накатила волна гнева. Будьте вы прокляты. Все, кто приложил к этому руку.
Зейтун, увидев ее, улыбнулся. Кейти шагнула к нему. Слезы застилали ей глаза. Она побежала. Ей так хотелось его защитить. Обхватить руками и закрыть от всех бед.
— Назад!
На плечо Кейти легла тяжелая рука. Охранник.
— Оставайтесь на месте! — приказал он.
Кейти переступила невидимый барьер. Охрана давно провела черту, за которую родственникам заходить запрещалось.
Она ждала; от мужа ее отделяло несколько ярдов. Пытаясь улыбаться, они не сводили друг с друга глаз. Перед ней стоял печальный старик в джинсах, джинсовой рубашке и оранжевых вьетнамках. Тюремная одежда висела на нем, как на вешалке.
Еще несколько минут, и Зейтун был свободен. Он пошел навстречу бросившейся к нему Кейти. Они обнялись и долго не отпускали друг друга. Кейти как будто обнимала скелет: лопатки торчат, ребра выпирают, тонюсенькая шея того и гляди переломится, руки как палки… Кейти отстранилась и заглянула мужу в глаза — зеленые, с золотым отливом, в длинных ресницах; все те же, но без привычного огонька. Глаза проигравшего. Тюрьма его сломила.
Зейтун обнял Аднана. Сказал:
— Поехали отсюда.
Они быстро сели в машину. Вдруг тому, кто освободил Зейтуна, взбредет в голову отменить свое решение? Всякое может быть. Они уже перестали чему-либо удивляться.
Всем троим хотелось уехать как можно быстрее. С облегчением они вздохнули, только когда, выехав за главные ворота по обнесенной по краям белым забором дороге, выбрались на шоссе. Зейтун время от времени оборачивался, проверяя, не увязался ли кто-нибудь за ними. Аднан, пока неслись по узкому шоссе, то и дело смотрел в зеркало заднего вида, стараясь убедиться, что они все дальше отъезжают от тюрьмы. Когда позади остался длинный коридор из каких-то высоких деревьев, все поверили: Зейтун и вправду свободен.
Сидевшая на заднем сиденье Кейти, подавшись вперед, гладила мужа по голове. Как же ей хотелось быть ближе к нему, обнять его, прижать к себе и взбодрить!
Не прошло и десяти минут после того как они покинули территорию тюрьмы, Кейти на мобильный позвонил Ахмад.
— Мы его забрали! — сказала она.
— Что-что? Правда?
Кейти передала телефон Зейтуну.
— Привет, брат! — сказал он.
— Это, правда, ты? — спросил Ахмад.
— Да, это я, — ответил Зейтун.
— Слава Аллаху, слава Аллаху! Ты как?
У Ахмада дрожал голос.
— Я в порядке, — ответил Зейтун. — Все хорошо. Ты что, волновался что ли? — попробовал он пошутить.
Ахмад плакал:
— Слава Аллаху, слава Аллаху…
Часть V
Осень 2008
У Кейти что-то с памятью. Постоянно какие-то провалы, цепочка вдруг обрывается — в самых важных местах, как ей кажется. А в последнее время стали происходить и вовсе очень странные вещи.
В ноябре, например, она пришла в банк, чтобы положить на счет чеки от клиентов и снять наличные на неделю. В этот банк, «Capital One», она заглядывает часто, так что все ее знают. В то утро служащие банка поздоровались с ней, как обычно.
— Хелло, миссис Зейтун, — хором пропели они; Кейти помахала рукой и улыбнулась.
Потом подошла к одному из кассиров (это была женщина), достала чековую книжку и взяла ручку. Ей нужно было выписать два чека: один — для получения наличных — и второй, чтобы перевести деньги на тот счет, с которого они выплачивают зарплату работникам. Кейти выписала один чек и отдала его кассиру; снова взялась за чековую книжку и… замерла. Она не знала, что делать дальше, не могла вспомнить, что должна сделать ее рука. Внезапно забыла, как писать, что писать и где писать. Стояла и смотрела на чековую книжку, лежащую перед ней на стойке, с каждой секундой все меньше понимая, что это такое. Никак не могла сообразить, для чего вообще эта книжка нужна, почему у нее в руке шариковая ручка.
Огляделась по сторонам, надеясь увидеть эти же предметы у других посетителей, посмотреть, как ими пользуются. Людей вокруг было много, однако это ей не помогло. Кейти окончательно растерялась.
Кассир что-то сказала, но Кейти не поняла ни слова. Посмотрела на молодую женщину: произносимые той звуки как будто, не дойдя до цели, возвращались обратно.
Кейти продолжала молча стоять перед стойкой. Сознание подсказывало, что она начинает раздражать кассиршу. Сосредоточься, приказала себе. Сосредоточься, Кейти!
Женщина опять что-то сказала, на этот раз звуки были еще более приглушенными, словно шли издалека или пробивались сквозь толщу воды.
Кейти не могла оторвать глаз от переносной деревянной перегородки, отделяющей этого кассира от остальных, очерчивая взглядом узоры овальных годовых колец на светлом дереве. И вдруг поняла, что делает, и велела себе немедленно прекратить это занятие.
Сосредоточься! — подумала она. Ну, давай же.
Руки у нее онемели; все поплыло как в тумане.
Вернись! Вернись!
И хоть и медленно, вернулась. Женщина напротив нее продолжала что-то говорить. Кейти разобрала несколько слов. Почувствовала, будто возвращается в свое тело; внезапно все встало на места.
— Вы плохо себя чувствуете? — видимо, не в первый раз прозвучал вопрос.
Улыбнувшись, Кейти небрежно махнула рукой:
— Отключилась на секунду. Такой сумбурный день…
Кассир с облегчением вздохнула.
— Все в порядке, — сказала Кейти и выписала второй чек.
Кейти забывает цифры, имена, даты. Ей нелегко сконцентрироваться. Она шутит, что потихоньку сходит с ума, и первая смеется. Она не сумасшедшая; и друзья, и она сама в этом не сомневаются — она все та же Кейти, по крайней мере, большую часть времени и для большинства знакомых, — но случаи, подобные эпизоду в банке, повторяются все чаще. Ум у нее не такой острый, как раньше; какие-то вещи она не в состоянии делать сама, хотя раньше легко справлялась. Может забыть имя работника, которого знает уже десять лет, а как-то раз обнаружила, что стоит с телефонной трубкой в руке, гадая, кому и зачем звонит.
На дворе — осень 2008 года. Зейтуны переезжают в новый дом. Вернее, это тот же самый дом на Дарт-стрит, но его заново отделали внутри, расширили, он стал в три раза больше. Зейтун спроектировал пристройку, чтобы у каждого из детей была отдельная комната, а у Кейти — кабинет, и она могла бы работать дома. Появились балкончики, остроконечные крыши, большая кухня, четыре ванные комнаты, две гостиные. О таком доме они раньше только мечтали.
Офис на Даблин-стрит был полностью разрушен. Через несколько дней после освобождения Зейтуна из тюрьмы они с Кейти туда наведались; увидели только грязь и тараканов. Крыша провалилась, внутри все было покрыто слоем серого ила. Они забрали все, что можно было спасти, и в конце концов продали здание. Офис решили перевести домой. Теперь в доме были два входа: один, как и раньше, с Дарт-стрит, другой — с Эрхарт бульвар.
После урагана Зейтуны сменили семь съемных квартир в разных домах. Здание на Даблин-стрит сровняли с землей; теперь на этом месте парковка. В доме на Дарт-стрит еще продолжался ремонт.
Зейтуны устали.
По возвращении из тюрьмы «Хант» они провели два дня у Аднана в Батон-Руже; затем перебрались в собственную студию в многоквартирном комплексе на Тита-стрит, на западном берегу Нового Орлеана. В студии не было никакой мебели, но зато она не пострадала от урагана. Первые несколько ночей Зейтун и Кейти лежали на полу на чужих одеялах, почти не разговаривая. Зейтуну не хотелось говорить о тюрьме. Не хотелось рассказывать про «Кэмп-Грейхаунд». Ему было стыдно. Стыдно потому, что его гордыня (так это, кажется, называется) стала причиной случившегося. Ему было стыдно, что на него надели наручники, раздели догола, посадили в клетку, обращались как с животным. Он хотел бы вычеркнуть эти воспоминания из памяти.
