Джулия Стюарт - Тауэр, зоопарк и черепаха
Когда появилась хозяйка таверны, извинившись, что так долго шла, святой отец повел ее в тень в дальнем углу комнаты. Он оглянулся, убеждаясь, что их никто не услышит, и сообщил о своем решении:
— Я собираюсь отказаться от сана, — произнес он, вглядываясь в ее лицо в полумраке.
Капеллан объяснил, что сможет, как ему кажется, лучше послужить Богу, работая в своем приюте, а не в Тауэре, где паства приходит на проповедь только для того, чтобы погреться у радиаторов. Его издатели предложили ему новый контракт на шесть книг, и аванс будет даже больше, чем прежде, и это значит, что он сможет спасти гораздо больше падших женщин, чем до сих пор. И это еще не все. Отставные бабочки стали выращивать такие потрясающие овощи, что они только что заключили договор с местным рестораном.
Последовало молчание.
— Где вы будете жить? — наконец спросила Руби Дор, теребя край своего шарфа.
— Хочу снять небольшую квартирку рядом с приютом. Мне много не нужно.
Руби Дор отвела взгляд.
— Я тоже была не вполне честна с вами, — призналась она. — Я все равно не смогу вечно скрывать это, поэтому лучше скажу сейчас. У меня будет ребенок.
Настала очередь преподобного Септимуса Дрю потерять дар речи, и они оба уставились в пол. Наконец молчание нарушила хозяйка таверны.
— Наверное, мне лучше вернуться к стойке, — сказала она.
Когда она повернулась, чтобы уйти, святой отец неожиданно для себя спросил:
— А вы не хотели бы сходить в музей Флоренс Найтингейл? Там выставлена ее ручная сова Афина.
Руби Дор остановилась и посмотрела на него.
— Она спасла ее в Афинах, и сова всюду была с нею, сидела в кармане. Она так любила птицу, что когда та умерла, сделала из нее чучело, — прибавил он.
Валери Дженнингс лежала на спине в пустом саркофаге, вдыхая запах пыльных останков древнего египтянина. Она закрыла глаза в отдающей кедром темноте, поскольку только что совершила открытие, что ее обожаемая и забытая писательница девятнадцатого века так и осталась старой девой.
Даже появление этим утром у настоящего викторианского прилавка настоящего Дастина Хоффмана не помогло улучшить ее настроение. Она просто попросила какое-нибудь удостоверение личности и, ни слова не сказав об удивительном посетителе Гебе Джонс, забрала «Оскара», который простоял у нее на столе последние два года. Она отдала статуэтку актеру так, будто отдавала связку потерянных ключей самому заурядному посетителю.
Открыв глаза, она принялась рассматривать с изнанки крышку саркофага, узор на ней был виден, потому что она подсунула под крышку книгу в твердой обложке, чтобы не задохнуться. Она снова подумала о том, какой нелепой, наверное, показалась Артуру Кэтнипу, о котором не было ни слуху ни духу с того ужина. И она горько сожалела, что отправилась на ужин с ним в каком-то чужом платье.
Неожиданно кто-то вежливо постучал в крышку саркофага. Геба Джонс далеко не сразу нашла коллегу. Она бродила по проходам между уходящими вдаль стеллажами, на которых громоздились потерянные вещи, пока не набрела на пару черных туфель с резиновыми подметками. Она огляделась по сторонам, развернувшись на триста шестьдесят градусов, но создавалось впечатление, будто Валери Дженнингс испарилась. Наконец ее взгляд упал на саркофаг, и она заметила подсунутую под крышку книгу.
Услышав стук, Валери Дженнингс поднялась, словно Дракула из гроба. Источая густой запах кедра, она выбралась наружу, молча вернулась к своему столу и открыла пакет с нарезанным пирогом «Бейквелл».
Геба Джонс направилась вслед за ней и села за стол.
— Я только что спросила у одного из билетных контролеров, почему мы давно не видели Артура Кэтнипа, и он сказал, что тот не появляется на работе, — начала она. — Он даже не позвонил им, чтобы объяснить, в чем дело. К нему домой ходили, но там никого нет, и соседи тоже давно его не видели. Все по-настоящему встревожены.
Валери Дженнингс ничего не сказала.
— Почему бы тебе не попробовать поискать его? — предложила Геба Джонс.
— Я не знаю, с чего начать, — ответила Валери Дженнингс.
— Если ты смогла найти владельца сейфа, то найти покрытого татуировками билетного контролера сможешь наверняка.
Валери Дженнингс посмотрела на нее.
— Думаешь, с ним действительно что-то случилось? — спросила она.
— Люди не исчезают просто так. Особенно такие, как он. Он даже отпуск никогда не брал. Почему бы тебе не обзвонить больницы?
— Может, ему просто надоела работа.
— Мне сказали, что все его вещи лежат в ящике.
Валери Дженнингс, так и не поверив до конца, потянулась за телефонной книгой. Спустя несколько минут она повесила трубку.
— Ну? — спросила Геба Джонс.
— У них нет пациента с таким именем.
— Звони в следующую. Дерево рубят не с одного удара, — сказала она.
Не прошло и получаса, как Валери Дженнингс отодвинула в сторону брошенную кем-то «Ивнинг стандард» и тяжело опустилась на сиденье в метро. Она не заметила на первой полосе статью о чудесном возвращении бородатой свиньи в Лондонский зоопарк после путешествия через всю Британию и смотрела перед собой невидящим взглядом, пока поезд с грохотом отходил от станции.
Она приехала в больницу, где Артур Кэтнип лежал в четырехместной палате примерно в том состоянии, в каком она его себе и представляла. Несмотря на свою невероятную интуицию, он совершенно не догадывался, что сердечный приступ, куда более сильный, чем первый, настигнет его вскоре после того, как он поцелует Валери Дженнингс на чисто выметенных ступеньках гостиницы «Сплендид» — позже он списывал свой промах на то, что был одурманен любовью.
Как только он увидел ее темно-синее пальто, запотевшие очки и черные туфли без каблука, все его мониторы немедленно запищали. Когда сестры наконец-то успокоили пациента, Валери Дженнингс, сидевшую в коридоре, пригласили в палату и позволили подойти к страдальцу. Она села к нему на постель, взяла в свои ладони его холодные руки и сказала, что, когда его выпишут, и он будет выздоравливать, и сидеть у нее в кресле с подставкой для ног, она даст ему почитать романы мисс Э. Клаттербак, и тогда он обязательно пойдет на поправку. Она сказала, что будет ему помогать, будет водить на прогулки в ближайший парк, несмотря на гусей, а если он упадет в пруд, она вытащит его сама, хотя у него на голове почти не осталось волос. И еще она сказала, что, когда он совсем поправится, они вместе поедут в круиз на премию, которую ей выдал благодарный владелец сейфа, найденного на Центральной линии пять лет назад, и он сможет показать ей остров, где ждал спасения, когда выпал за борт, перебрав сидра.
К тому времени, когда она договорила, руки Артура Кэтнипа снова потеплели. Она уже выходила из палаты, а он наконец открыл глаза и повернул голову.
— У тебя красивые туфли, — сказал он.
Геба Джонс открыла ящик, в котором лежало сто пятьдесят семь пар вставных челюстей, и бросила туда еще одну, снабдив аккуратным ярлычком. Вернувшись за свой стол, она снова посмотрела на букет, присланный Реджинальдом Перкинсом, и подумала о его жене, которая покоится в тепле и уюте среди нарциссов. Она укладывала в почтовый пакет пару крошечных китайских туфель, когда услышала звон швейцарского коровьего колокольчика. Завернув за угол, она увидела Сэмюеля Крэппера, который стоял перед настоящим викторианским прилавком, и концы его волос цвета охры победно топорщились.
— Ваш портфель принесли еще вчера. Извините, надо было сразу вам позвонить, — сказала она.
— Правда? — удивился он. — А я и не знал, что его потерял. На самом деле я пришел, потому что сам нашел кое-что. — И с этими словами он поднял большой пакет «Хэмлис» и положил на прилавок. — Он ехал рядом со мной по линии Бейкерлоо и так и остался лежать, когда все уже вышли. Я забыл принести его сразу, так что он несколько дней провалялся у меня дома. И я понятия не имею, что это за штуковина в нем.
Геба Джонс вытащила предмет из пакета и посмотрела на него. Наконец она обрела дар речи.
— Это ящичек с образцами дождя, — сказала она.
Глава девятнадцатая
Бальтазар Джонс стоял на мосту над кладбищем воронов, где в маленькой свежевырытой могилке покоились останки этрусской землеройки. Наблюдая за тем, как в крепостном рву рабочие разбирают вольеры, он снова поразился тому, до чего пустой стала без зверей крепость. Отвернувшись, он прошел по Водному переулку, миновал Кровавую башню с кустом алых плетистых роз, которые, как говорят, были белыми и стали алыми после убийства двух малолетних принцев. Не оглядываясь по сторонам и больше не думая, видит ли его кто-нибудь или нет, он отпер дверь башни Девелин и принялся выметать солому, которая еще недавно согревала пузо бородатой свиньи. Орудуя метлой в углу рядом с большим каменным камином, он нашел заплесневелый грейпфрут Гебы Джонс.
