Тимоти Финдли - Ложь
Агентесса (язык не поворачивается называть эту мужеподобную особу с пушкой — девушкой или женщиной) шагнула к двери и дернула цепочку звонка.
Наступила напряженная, гнетущая тишина. Пожалуйста, молила я, будь дома!
Второй агент (мужчина), стоя у меня за спиной, кашлянул. Я обернулась и заметила, как он кивнул на деревья. Но там никого не было. Во всяком случае, я никого не увидела.
В передней послышались шаги, дверь открылась, и мы увидели горничную-филиппинку в форменном платье, темные, выразительные ее глаза тотчас внушали доверие. Одна загвоздка — меня эти глаза никогда раньше не видали. И имени ее я не знала. Знала только, что как «здешняя гостья» должна с нею поздороваться.
— У вас дело? — спросила она по-английски, с очаровательным акцентом. Потом обратилась ко мне: — Buenos días, señorita[41].
Я стояла с открытым ртом, но, к счастью, не забыла, что открытый рот легко (по крайней мере теоретически) превратить в широкую улыбку.
— Имельда!.. — Голос Мерси донесся из темноты в дальнем конце передней. — Я слышала звонок.
Имельда посторонилась.
Мы вошли.
В озерце солнечного света — первые лучи только-только успели проникнуть в окна — появилась Мерседес, посмотрела на меня словно бы с облегчением. На ней был халат от Валентино, разумеется серый.
— Опаздываешь, — сказала она. — Я села завтракать без тебя, и к тому времени, когда ты наконец усядешься за стол, яичница совсем остынет.
— Извини. Застряла, по милости береговых птиц.
Имельда закрыла дверь и направилась на кухню.
Я поставила фотокофр и сумку на стул. Горло у меня перехватило, во рту пересохло, сердце громко стучало.
За моей спиной — я решительно отвернулась от агентов — Мерседес произнесла:
— Я, конечно, все понимаю, но должна сказать, что впредь едва ли стану терпеть подобное.
Я быстро глянула в зеркало, думая, что она обращается ко мне, но нет. Эти слова были адресованы моим конвоирам.
— Если вы будете продолжать в таком духе… если подобный инцидент повторится еще раз, предупреждаю, я сообщу мистеру Молтби. Будьте добры запомнить, мы с мистером Молтби не шапочные знакомые. Он очень хорошо меня знает, так что извольте покинуть мой дом.
— Да, мэм.
Агенты направились к двери. Я повернулась, провожая их взглядом. Должна признать, манера их поведения не изменилась ни на йоту. Они не смущались, не раскаивались. Все с той же безукоризненной, псевдоармейской выправкой проследовали на улицу, без единого слова оправдания.
Когда дверь закрылась, я посмотрела на Мерседес.
— Идем со мной, — сказала она. — Я соврала. Яичница в жаровне, горяченькая.
140. Объяснение оказалось простым — я услышала его, когда мы завтракали в комнате, залитой утренним солнцем.
Мерси увидела меня в окно спальни, уже собираясь спуститься вниз.
— Слава Богу, я вовремя посмотрела в окно. Случись это минутой раньше, так бы тебя и не заметила. А эту парочку я сразу узнала, последние два дня от них спасу нет в моей части леса. Никто — даже Доналд — не соблаговолил известить меня, что их там разместили, и когда я первый раз на них наткнулась, они чуть меня не пристрелили. Ты небось тоже чудом уцелела. — В заключение она улыбнулась, но говорила вполне серьезно и чистую правду.
Я рассказала, что произошло.
— Верно. Они проверяют каждого, кто ступит на этот холм. Их там много… — Мерси жестом показала через плечо, в сад, который примыкал к лесу. — Мы фактически в осаде.
— Ради Бога, что все это значит? — спросила я.
И рассказала ей, что в одного из моих друзей вчера вечером стреляли на пайн-пойнтской парковке. Но пока умолчала о том, что случилось со мной на верхних этажах «Пайн-пойнта». Хотела сперва услышать объяснения Мерседес и потому ждала.
Мерседес, однако, молчала; обеспокоенная тем, что собиралась сказать, она искала подходящую формулировку.
Прежде чем заговорить, она доела яичницу и отодвинула тарелку. Протянула руку, взяла пачку «Собрания». Едва она открыла ее, как я сразу почуяла запах — Париж, Вена, Венеция… чем более экзотические сигареты, тем меньше я против них возражаю.
— Ладно, — наконец сказала Мерседес, — слушай и не перебивай.
— Можно сперва задать тебе один вопрос?
— Один вопрос? Да.
— Твой приятель Молтби ухаживает за тобой? Или, может быть, ты сама строишь ему куры?
Мерседес издала короткий смешок.
— Думаешь, я переметнулась?
— Да, была такая мысль.
Она серьезно посмотрела на меня. Потом сказала:
— Иногда необходимо кое-что сделать. Понимаешь?
Я кивнула — пожалуй, можно догадаться, что она имеет в виду: поддержку в каком-то деле, какой-нибудь финансовый фонд, которому грозит опасность.
— В общем, когда мне необходимо что-то сделать, я высматриваю человека, которому, вероятно, необходимая… — Она опять улыбнулась, на сей раз широко, я бы даже сказала, плотоядно; глаза блеснули. — И сейчас, Ванесса, мне повезло вдвойне: я нашла человека, который не только нуждается в Мерседес Манхайм, но еще и желает ее! — Тут она впрямь расхохоталась — громко и с искренним наслаждением. Протянула ко мне открытую ладонь. — Вот он у меня где, милая моя. Да-да!
141. Мы налили себе свежесваренного кофе. Мерседес говорила. Я не перебивала. Это был вовсе не рассказ, а отчет — ясный и точный, тем более что голос ее звучал ровно, на одной ноте. Речь шла о том, что происходило в эти выходные на Ларсоновском Мысу.
Как раз когда у нас, на пляже «Аврора-сэндс», начались в пятницу тревожные события, другие события — в ту же пятницу — начали донимать обитателей Ларсоновского Мыса. Вся разница в том, что кое для кого на Мысу эти события были вполне ожиданными. По крайней мере отчасти.
Тремя месяцами раньше — в начале апреля — в Вашингтоне было получено приглашение. Прислали его Дэниел и Люси Грин, чья летняя резиденция — один из наиболее импозантных (хотя и выдержанных скорее в традиционном стиле) коттеджей на Ларсоновском Мысу. А адресатами были президент Уорнер и его супруга. Нелли Уорнер и Люси Грин в свое время вместе учились в колледже Смита. Дэниелу Грину, именитому филадельфийскому банкиру, как я уже говорила, по слухам, прочат министерский пост. Визит к давним друзьям должен был носить сугубо приватный характер и не подлежал афишированию.
Однако в замкнутом обществе секрет недолго остается секретом, поэтому, чтобы не обидеть летних соседей и не стать мишенью нападок со стороны общеизвестных на Мысу видных приверженцев республиканской партии, испросили разрешения и получили «добро» на следующее: небольшой закрытый, неброский прием; предпочтительно коктейль; предпочтительно на воздухе; предпочтительно к кониу президентского визита; предпочтительно исключая присутствие одного-двух строптивых республиканцев, с которыми президент не хотел бы встречаться, и решительно исключая Мерседес Манхайм.
(Перебивать и просить объяснений по поводу последнего условия не было никакой нужды. Мерседес и Люси Грин многие годы находились в состоянии войны — не только здесь, на Мысу, но и в Филадельфии, в Нью-Йорке, в Вашингтоне. Боюсь, до некоторой степени по вине Мерси. Чувствуя, что надо бы поднабрать очков против особенно раздражающего и несносного противника, она с легкостью и без зазрения совести козыряет своим именем — и всеми вытекающими отсюда аристократическими преимуществами. Как однажды кто-то сказал по поводу другой светской междоусобицы, имевшей место в Англии: «Пожалуй, Эмералд несколько теряет чувство меры, посылая свои линейные корабли против весельных лодок бедняжки Сибил!» Мерседес использовала свои линкоры против весельных лодок Люси Грин — и Люси Грин ей этого не прощала.
С другой стороны, весельные лодки тоже бывают разные. Люси Грин — самая настоящая колониальная снобка. Ее нью-брансуикская манерность, конечно, забавна, чего не скажешь о ее филадельфийских амбициях. Представить себе невозможно, на что готова пойти Люси ради карьеры Дэниела Грина. Я вовсе не имею в виду лукавые игры типа «ты вари свой супчик, а я сварю свой», в какие играет Мерседес Манхайм. Тут речь идет о коварных заговорах в духе Борджа. Тотальная война — в том числе в салоне, за банкетным столом и на коктейле.)
Люсин список предпочтительных лиц, с улыбкой продолжала Мерседес, занимал почти целую страницу. Когда некий корыстный друг показал Мерси похищенную копию оного, ей пришлось изобразить затяжной приступ кашля, чтобы не расхохотаться. Тем не менее всех предпочтительных проверили, и список из семидесяти пяти кандидатур был одобрен, с учетом того, что человек пятнадцать — двадцать по необходимости откажутся от приглашения.
Из постояльцев «Аврора-сэндс» в изначальный список входили такие персоны, как канадский посол в Вашингтоне, американский посол в Оттаве, британский консул в Бостоне, некая дама — экс-генерал-губернатор Канады — и ее муж, Арабелла Барри и Колдер Маддокс. Правда, Колдеру поставили условие: он должен непременно явиться в сопровождении своей «очаровательной отвергнутой жены». Так-так, многие кусочки мозаики легли на место, насколько я понимаю. Это объясняло, почему миссис Маддокс вызвали из Бостона и почему за ней послали Кайла. Но с точки зрения Мерси это был самый настоящий скандал.
