Джеффри Арчер - 36 рассказов
Новые подружки приходили и — стоило им только завести разговор о женитьбе — уходили. Еврейки обычно поднимали эту тему в течение недели, остальные ждали чуть дольше. С одной из них — Ребеккой Верт — я даже пробовал жить вместе, но это все быстро закончилось.
В то утро я ехал в офис — был уже девятый час, для меня это слишком поздно, — когда заметил Кристину на другой стороне битком забитого шоссе, за разделявшим нас барьером. Она стояла на автобусной остановке и держала за руку мальчугана лет пяти — моего сына.
Из-за утренней пробки еще какое-то время я глядел на нее, не веря собственным глазам. Я понял, что хочу смотреть на них обоих одновременно. На Кристине было длинное легкое пальто, показывавшее, что она сохранила фигуру. У нее было такое умиротворенное выражение лица, что я понял, почему мне так редко удавалось не думать о ней. Ее сын — наш сын! — был одет в бобриковое пальто не по размеру, голову его покрывала бейсболка, из надписи на которой следовало, что он болеет за „Дельфинов из Торонто“. Собственно, из-за этого я и не стал разглядывать его дальше. Помню, как меня свербила мысль: как вы оказались в Торонто, вы же должны быть в Монреале? Глядя в боковое зеркало, я видел, как они зашли в автобус.
Полагаю, в тот день я был не самым хорошим советчиком для всех обратившихся ко мне клиентов.
Всю следующую неделю по утрам я проезжал мимо той автобусной остановки примерно в то же самое время, когда увидел их в прошлый раз, но все было напрасно. Я даже засомневался: а может, мне просто почудилось? Потом я случайно увидел Кристину, когда возвращался с другого конца города после встречи с клиентом. Она была одна. Я резко затормозил, когда заметил, как Кристина входит в магазин на дорогой Блур-стрит. На этот раз я припарковался параллельно стоявшим вдоль тротуара машинам и быстро перешел через дорогу, чувствуя себя частным детективом с сомнительной репутацией, который в основном занят тем, что подглядывает в замочные скважины.
Увиденное застало меня врасплох. Не то, что я обнаружил ее в роскошном магазине одежды, а то, что она там работает.
Увидев, что она обслуживает покупательницу, я поспешил обратно к своей машине. А добравшись до офиса, первым делом спросил у секретарши, знает ли она магазин „Уиллингс“.
Секретарша рассмеялась.
— Вы произносите это название на немецкий манер, вместо „У“ у вас получается „В“, — пояснила она. — А вот если бы вы были женаты, то знали бы, что это самый дорогой магазин одежды во всем городе.
— Вы что-нибудь еще знаете про него? — спросил я с таким видом, будто интересуюсь этим из праздного любопытства.
— Совсем немного, — ответила секретарша. — Только то, что магазин принадлежит состоятельной немецкой даме, миссис Клаус Уиллинг, о которой часто пишут в женских журналах.
Я не стал задавать секретарше другие вопросы и не буду надоедать тебе, отец, подробностями своей детективной работы. Скажу только, что я довольно быстро разузнал, где живет Кристина, а также то, что ее муж возглавляет в Торонто представительство БМВ и что у них всего один ребенок».
Взглянув на часы над столом — скорее, просто по привычке, чем из желания узнать время, — старый раввин глубоко вздохнул. Выдержал небольшую паузу, прежде чем снова вернуться к письму. Он ведь так гордился своим сыном-юристом, — почему же не сделал первым шаг к примирению? А еще он очень хотел взглянуть на внука.
«В понедельник утром я набросал незамысловатое послание, несколько раз переписал его и только после этого позвонил в курьерскую службу и попросил вручить письмо в магазине — лично ей. Когда молодой посыльный вышел от меня с письмом, я хотел было последовать за ним, чтобы удостовериться: его вручат тому, кому следует. Я и сейчас могу повторить ту записку слово в слово.
Дорогая Кристина!
Ты, скорее всего, знаешь, что я живу и работаю в Торонто. Не могли бы мы встретиться? Я буду ждать тебя в гостиной отеля „Ройал Йорк“ каждый вечер на этой неделе между шестью и семью часами. Если ты не придешь, можешь быть уверена, что я больше никогда не побеспокою тебя вновь.
Бенджамин.В тот вечер я прибыл на место минут на тридцать раньше. Помню, я занял место в огромной безликой гостиной по соседству с главным холлом и заказал кофе.
— К вам кто-нибудь еще присоединится, сэр? — спросил официант.
— Не уверен, — сказал я. Никто ко мне тогда так и не присоединился, хоть я просидел там до семи сорока.
К четвергу официант уже перестал спрашивать, присоединится ли ко мне кто-нибудь, и я сидел в полном одиночестве над чашкой остывающего кофе. Каждые несколько минут я глядел на часы. И всякий раз, когда в гостиную заходила женщина со светлыми волосами, сердце у меня в груди прыгало. И всякий раз оказывалось, что это не та женщина, которую я жду.
Было уже почти семь часов вечера пятницы, когда я наконец увидел Кристину, остановившуюся на пороге гостиной. На ней был элегантный синий костюм, застегнутый на пуговицы почти до самой шеи, и белая блузка: она выглядела так, будто шла на деловую встречу. Длинные светлые волосы были зачесаны назад и убраны за уши, что придавало всему облику некоторую строгость, но она все равно оставалась прекрасной. Я встал и поднял руку. Кристина быстро подошла и села рядом со мной. Мы не поцеловались, не пожали друг другу руки и какое-то время даже не говорили ничего.
— Спасибо, что пришла, — сказал я наконец.
— Хотя и не следовало, я поступила глупо.
Прошло еще какое-то время, прежде чем мы заговорили вновь.
— Могу я предложить тебе кофе? — спросил я.
— Да, спасибо.
— Черный?
— Да.
— А ты не изменилась.
Каким банальным бы это все показалось, подслушай кто-то наш разговор.
Она отпила свой кофе.
Мне надо было обнять ее прямо там, но я не знал, хочет ли этого она. Несколько минут мы говорили о том о сем, стараясь не глядеть в глаза друг другу, пока я вдруг не сказал:
— Ты понимаешь, что я все еще люблю тебя?
На глазах у нее появились слезы.
— Конечно, понимаю, — ответила она. — И я тоже все еще люблю тебя, как и в тот день, когда мы расстались. И учти: мне приходится видеть тебя каждый день — в Николасе.
Она наклонилась вперед и теперь говорила чуть ли не шепотом. Она рассказала мне о том разговоре с родителями пятилетней давности так, будто мы и не расставались. Ее отец не проявил ни малейших признаков злости, когда узнал, что она беременна, но на следующее же утро семья отправилась в Ванкувер. Там они остановились у Уиллингов, те тоже были из Мюнхена, и еще там подружились с фон Браумерами. Их сын Клаус давно был без ума от Кристины и ее беременность воспринял совершенно спокойно, как и тот факт, что она не испытывает к нему никаких чувств. Он был убежден, что со временем все сложится как нельзя лучше.
Не сложилось, потому что не могло сложиться. И Кристина всегда знала, что не сложится, как бы Клаус ни старался. Они даже уехали из Монреаля — в стремлении изменить что-то к лучшему. Клаус купил ей магазин в Торонто и еще множество разных роскошных вещей, которые только можно приобрести за деньги, но это ничего не изменило. Их брак был явной фикцией. Они не хотели причинять родителям лишнюю боль своим разводом — и потому почти с самого начала просто жили каждый своей жизнью.
Когда Кристина закончила свой рассказ, я дотронулся до ее щеки, а она взяла мою руку и поцеловала ее. С этого момента мы глядели друг на друга каждую свободную секунду, боясь упустить хоть один драгоценный миг — днем и ночью. То был самый счастливый год моей жизни, и я не мог скрыть от окружающих свои чувства.
Наш роман — так это преподносилось в сплетнях — недолго оставался тайной. При всей нашей осмотрительности Торонто, как оказалось, не такой уж и большой город. И там нашлось немало граждан, которые с превеликим удовольствием рассказывали близким нам людям, что нас регулярно видят вместе, в том числе и покидающими мой дом на рассвете.
А потом мы вдруг оказались в ситуации, когда у нас уже не было выбора: Кристина сказала мне, что она снова беременна. Только на этот раз мы не испытывали никакого страха.
Она призналась Клаусу, и с помощью лучшего эксперта по разводам из „Грэм, Дуглас и Уилкинс“ все было быстро урегулировано. А через несколько дней, после того как были подписаны все необходимые бумаги, мы поженились. Мы оба переживали, что родители Кристины не смогли присутствовать на свадьбе, но я так и не понял, почему тогда не приехал ты».
Раввин и сам не мог поверить в собственную нетерпимость и недальновидность. По идее, требования, предъявляемые к правоверному иудею, надо игнорировать, если это чревато потерей единственного ребенка. Он пытался найти в Талмуде хоть одно предложение, которое позволило бы преступить его пожизненный обет. Поиски оказались тщетными.
