Егор Радов - Якутия
Воины шли вперед, вздымая коричневую пыль, и с ними ехали машины, везущие какие-то розовые зенитки, или пушки. Солнце вышло из-за мутных облачков и противно слепило глаза, неприятно нагревая головные уборы. В этой мерной ходьбе слышалось позвякивание и шелест, и на солдатских якутских лицах появлялись капли ратного пота, образующие целые ручейки на лицах тех, кто вез зенитки. Все эти существа устремлялись биться за золото, как в доисторические эры, и командиры с желтыми повязками гордо поднимали подбородки вверх, склоняя голову направо, и любовно поглаживали приклады своих автоматов, почти как головки маленьких донек перед сном, и жаждали доблести, храбрости и упоения.
Они прошли мимо скособоченных изб, каменных желтых зданий и разнообразных балаганов, и вышли на узкое шоссе, уходящее вдаль; и справа от этого шоссе был пустырь, а на пустыре стоял высокий крест. Жукаускас посмотрел направо и вдруг увидел замученную окровавленную фигурку Ильи Ырыа, прибитого за руки и за ноги к этому кресту. Какие-то колючки опутывали его голову, синяки и ссадины покрывали его худосочное тело, но бледное лицо насмешливо смотрело вниз, а пересохшие, с запекшейся кровью губы что-то шептали. Ырыа вздрогнул и напрягся. Голова его медленно начала подниматься вверх; от напряжения кровь потекла из ран; раздался глухой стон. Илья поглядел на проходящее войско взглядом дебила и стал делать ртом пукающие звуки в такт марширующим.
Софрон сжал кулаки и остановился; Ылдя презрительно хрюкнул.
- Что, увидели? - спросил он у Жукаускаса. - Ну пойдемте, подойдем к этому бедняге.
Они перепрыгнули через канаву и предстали перед сияющим в лучах солнца крестом. Ырыа, пукая ртом, безучастно осмотрел их, потом медленно улыбнулся и хрипло, с большим усилием произнес:
- Кукуня...
- Что ты там еще выделяешь! - нагло проговорил Ылдя. - О душе надо сейчас думать, а не обо всяких кукунях!
- Я хочу кончить его! - воскликнул Софрон.
- Да он и сам скоро отойдет. Ну, может, скажешь нам перед смертью что-нибудь вразумительное, а?!
Ырыа сощурил глаза, растянул губы в мерзкой гримасе, так, что они треснули и выступила кровь, напрягся еще больше и четко произнес:
- Жуй!
Потом быстро прошептал:
- Искусство победило, убийство, крест, смерть, жизнь - все искусство, все для искусства, все ради искусства. Мамчик мой, пушыша саваланаима, прими надпочечник мой через жир, почему ты наставил мне рога, почему ты не засунул мне в рот зук?!
- Вот гнида! - возмущенно крикнул Софрон. - Он опять за свое!
- Крепкий парень... - задумчиво сказал Ефим. - И все же, какое отвратительное зрелище! Пойдем отсюда, мне кажется, он сейчас уже околеет.
- Если бы не злость, меня бы сейчас стошнило, - проговорил Жукаускас.
Голова Ырыа упала на грудь; казалось, он потерял сознание.
- Смотри-ка - фффу!! - насмешливо воскликнул Ылдя, - он обмочился!
Софрон отскочил в сторону, как будто ему чем-то грозила безобидная желтая жидкость, трогательно стекающая по мертвенно-синим ногам Ильи, прибитым к кресту.
- Какая пакость!.. - сказал Ылдя. - Ладно, все с ним ясно. Он уже готов.
- Он что-то еще говорит! - вдруг заметил Софрон.
Они осторожно подошли к висящему вонючему Ырыа и прислушались. Глаза его были закрыты, тело казалось мягкой трухой, но рот упорно шевелился.
- Я... Я... Я... - шептал Ырыа.
- Ну, ну, давай же, скажи что-нибудь!
Ылдя смотрел на тело, теряющее жизнь, с азартом математика, совершающего последнее действие сложной большой задачи, или с задором игрока, ожидающего установки комбинации в игральном автомате.
- Я... Я... - уже хрипел Ырыа.
- Ну!
- Ямаха, - наконец произнес Илья и пусто замолчал, может быть, умерев.
- Тьфу, овца! - расхохотался Ефим Ылдя, повернулся и отошел от креста.
Жукаускас с пафосом посмотрел последний раз в грудь убийцы Головко, высморкался и тоже вернулся на свою дорогу. Солнце зашло; стало сумрачно; шум войска слышался уже где-то далеко впереди.
- Побежали, ласточка! - весело сказал Ылдя. - Видишь, надо догонять. Только смотри, без дурачков! У меня ведь есть пистолетик!
- Мне очень грустно, - промолвил Софрон.
Онгонча шестая
Они медленно приближались к мятежной драге, готовые на славу и смерть и ведомые великолепным ханом Марга, который, злобно сопя, уверенно маршировал впереди войска и яростно сжимал пистолет в кобуре. Солдаты шли уже тихо, и тревожно посматривали вдаль, где возвышались изборожденные тракторными гусеницами пригорки и сверкали грязные небольшие пруды. Ылдя, нагло улыбаясь, вразвалку шел позади всех, подталкивая перед собой Жукаускаса; Софрон вытянул вперед руки и шагал, широко раскрыв глаза, твердо и уверенно ступая по дороге и напоминая своим видом какого-нибудь истинного паломника, или психотерапевта. Тюмюк в коричневой пилотке постоянно вращал головой туда-сюда, как будто выискивая опасных незаметных врагов, и иногда внезапно отрывисто шипел, словно подстегивая свой боевой дух, устремленный к драге. Солнце все еще было на небе, но сумерки уже чувствовались в безмятежной атмосфере этого обманчиво-успокоенного места. Они свернули с шоссе и пошли по пыльной дорожке; и слева от них текла затхлая речушка, в вонючей воде которой валялись какие-то доски и шины.
- Приготовимся!.. - крикнул Марга. - Идем врассыпную, тихо. Сними с предохранителя и взведи затвор!! Могут стрелять.
Все смешалось; солдаты рассредоточились по обеим сторонам дорожки и начали производить некие действия со своими автоматами; Тюмюк достал пистолет и злобно потряс им, усмехнувшись. Откуда-то появилось розовое знамя, и щуплый солдат высоко поднял его.
- Опусти, козлососина!.. - рявкнул Марга. - Они же нас обнаружат!
Солдат медленно опустил. Ылдя, радостно посмотрев вверх, достал из внутреннего кармана своей желтой куртки небольшой револьвер и взвел курок.
- А мне? - спросил Жукаускас, жалобно поглядев ему в глаза.
- Я не верю! - отрезал Ылдя. - Будешь меня закрывать. И смотри, если что не так, я тебя чик-чик.
- Но мне нужно обороняться! - убежденно возразил Софрон.
- Ничего, увертывайся. Вообще, мы будем сзади: я - как царь, а ты - как раб.
- Шагом марш... - полушепотом, но отчетливо произнес стоящий впереди Марга, и все пришло в движение. Тут же раздался скрип, ругань и шум, и оказалось, что большая розовая зенитка увязла в грязи.
- Это что еще?! - недовольно воскликнул Тюмюк, устремляясь туда.
Обескураженный офицер, ответственный за это орудие, растерянно стоял, взмахивая руками, словно дирижер, и выкрикивал отчаянные приказы, направленные на то, чтобы сдвинуть с места засасываемые жижей колеса зенитки. Шестеро солдат, напрягшись, толкали ее; седьмой стоял около них и задавал ритм возгласами <А-ах! А-ах! А-ах!>, шофер, управляющий машиной, яростно жал на газ. Разгневанный Тюмюк подбежал к офицеру, поднес свой оскалившийся рот к его лицу и выпалил:
- Ну ты, овца, куда смотришь, свинина конская! Как фамилия, гусь ослиный?!
- Уняны... - пролепетал офицер, сведя свои зрачки к переносице.
- Ты что, эвенк?!!
Все войско остановилось и смотрело на них.
- Нет, нет, что вы, это - дедушка, бабушка, пращур... Я - вилюйский, я - коренной, мерзлотный...
- Эвенк?! Как пролез, кто пропустил?! Саботируешь, псина?!
- Да я... - роняя слезу, начал офицер, но тут Тюмюк выхватил пистолет и быстро застрелил его, попав в нос. Уняны упал прямо на одного из солдат, толкающих пушку; тот резво отскочил, и Уняны мягко осел в грязь, окровавив ее.
- Вот так! - в экстазе прокричал Тюмюк. - Вы на войне, дорогие, и предателей нужно вычислять и отстреливать, как будто бы пушных зверей, или уток. Уберите его с нашего пути, и давайте же, быстрее доставайте орудие. - Он указал своим толстым коротким пальцем на коренастого солдата со смуглой кожей и сказал: - Отныне ты - командир этого отделения. Как фамилия?
- Илья Эчик! - бодро откликнулся солдат. Тюмюк заулыбался, вытер пот со лба засмарканным носовым платком и засунул пистолет в кобуру.
- Молодец, якут!.. - бросил он Эчику и быстро ушел на свое место.
- А ну, навались! - крикнул новый командир. - Убери труп! Возьмись за колесо! И-раз, и-два!
Ошарашенные солдаты немедленно выбросили куда-то в кусты тело Уняны и тут же вытолкали зенитку.
- Чего уставились!.. - вдруг раздался громогласный голос Марга. - Команды <остановиться> не было! Вперед, овцы! До вечера драга должна быть нашей!
- Уруй!.. - раздался нестройный ответ, и воины осторожно двинулись вперед.
- Ну, как вам? - тихо спросил Ылдя, стукнув Софрона кулаком в спину.
- Омерзительно, чего и говорить, - ответил Жукаускас, кинув задумчивый взгляд в сторону кустов, в которые забросили труп Уняны.
- Все правильно, но моего приказа не было. Разошелся что-то этот Тюмюк; после боя поукорочу ему руки-то. Сейчас пусть ведет войско; они его боятся и любят.
