Филип Рот - Она была такая хорошая
— Рой, значит, это было заранее подстроено? Когда, интересно мне знать?
— То есть как это подстроено, что ты хочешь этим сказать?
— Ты ведь знал, что Элли сюда приедет?
— Нет, не то чтобы знал… Но мне было известно, что она в городе. Послушай, им просто хочется посмотреть на Эдди, только и всего. Да и на нас, насколько я понимаю.
— Ах вот как?
— Элли так говорит. И по-моему, это правда. Послушай, Люси, ну, верно, мы с ними не общались, и для этого были веские причины, я все прекрасно понимаю, не беспокойся. Но ведь они-то нас не избегали, насколько мне известно. Да и, как бы там ни было, это дело прошлое. Правда. Они совершили большую ошибку, да и я тоже, но с этим покончено. Разве нет?
— Покончено?
— Ну, ясное дело. И знаешь, с другой стороны, может, это и не совсем справедливо по отношению к Эдди, если уж думать о его благополучии.
— Если ты помнишь, Рой, именно об этом я тебе и говорила…
— Ладно, ладно, так оно и было… А теперь моя очередь сказать тебе о том же. Что бы ты ни думала о дяде Джулиане или даже о тете Айрин… вернее, что бы мы оба ни думали, они как-никак приходятся Эдди родственниками, а ведь он совсем ничего не знает о наших сложностях… Ну ладно, Люси: Элли ждет.
— Ну и пусть подождет.
— Знаешь, Люси, если уж откровенно… — начал он.
— Что?
— Ты хочешь, чтобы я говорил с тобой откровенно?
— Пожалуйста.
— Ну, зачем же так язвительно?
— И вовсе не язвительно. А если и так, то это помимо моей воли. Говори прямо, что ты хотел сказать?
— Ну, если начистоту, я действительно думаю, что теперь, если взвесить все, что было и чего не было… Я никого ни в чем не хочу упрекнуть… ну, в общем, я думаю, что теперь ты выглядишь просто глупо. И по-моему, сама не отдаешь себе в этом отчет. Да, вот что я думаю… И так прямо и говорю. А если быть откровенным, мне кажется, мои родители думают приблизительно так же. Уже год прошел после этого случая — я имею в виду, ну, когда я уехал и все такое, но ведь с этим покончено и пора бы помириться с Сауэрби, наладить отношения и начать по новой… Ну, а тебе-то самой как кажется?
— Надо же, для тебя так важно мнение родителей. Вот никогда бы не подумала!
— Я не говорил таких слов — «мнение», «важно»… Откуда ты взяла? Перестань язвить! Я просто объяснил тебе, как это выглядит со стороны! И может быть, ты не будешь меня сбивать, а? Пожалуйста! Это все очень важно. Вести себя по-прежнему теперь уже просто глупо, Люси. Конечно, извини, если ты поняла это как критику в свой адрес, но это ведь и правда бессмысленно.
— Что бессмысленно?
— Воевать, когда война кончилась, когда все уже давно сложили оружие. Это-то я могу видеть.
Элли крикнула из гостиной:
— Ну, вы идете? Рой?
— Рой, — сказала Люси, — если хочешь поехать и взять с собой Эдварда — пожалуйста.
— Ты это серьезно…
— Да.
Улыбка на его лице погасла.
— А ты?
— Я пока что останусь. А потом пойду к папе Уиллу.
— Но мне не хочется, чтобы ты шла пешком. — Рой протянул руку и потрепал ее челку. — Ну, Люси, — голос его звучал ласково, — поедем. Чего ты? Все уже позади. Давай, правда, покончим с этим. Ну пойдем же, Люси, ты сейчас такая хорошенькая. Тебе это известно? Мне-то ты всегда кажешься хорошенькой, но в последнее время как-то особенно. Ну, пойдем же, соглашайся.
Она чувствовала, что сдается.
— Давай, правда, покончим с этим.
— Может, мне тоже съездить в Чикаго и познакомиться с Мартитой — самой известной манекенщицей за всю историю Америки? С Мартитой и Скиппи Скелтон…
— Пойдем, Люси, ты такая хорошенькая. По-моему, куда лучше Элли. У тебя есть характер — ты это ты. Не какая-то там разряженная кошечка! Поверь мне, чтобы быть хорошенькой, тебе не нужно шубы из норки. Это ведь одна видимость, ты и сама знаешь. Ты у меня лучше всех, Люси. Правда… Ну, поехали вместе с нами, а? Пожалуйста. Давай, а?
— Рой, можешь ехать, если тебе хочется.
— Я знаю, что могу, — сказал он кисло.
— А в четыре заезжай за мной к папе Уиллу.
— Ну да, — он сердито двинул стулом о кухонный стол, — а после ты будешь злиться. Я-то уж знаю.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ну, если я поеду…
— С чего бы мне злиться? Или ты собираешься сделать что-нибудь такое, что мне наверняка не понравится?
— Ничего я не собираюсь! Я просто еду в гости! Еду выпить чашку кофе!
— Тогда все хорошо.
— Только чур, не устраивай сцен, когда мы вернемся домой… Вот и все, что я хотел сказать.
— Рой, минуту назад ты уверял меня, что с прошлым покончено и я могу на тебя положиться. Ведь согласись, так было далеко не всегда.
— Да ладно тебе.
— Вот уже полгода ты меня уверяешь, что стал взрослым человеком…
— Верно.
— Что ты понял свой долг по отношению ко мне и к Эдварду.
— Да!
— Ну, если это действительно так, если мне и правда нечего беспокоиться, что на тебя повлияет этот человек, если ты не обманываешь меня, Рой, и не притворяешься…
— Я никогда никого и ни в чем не обманывал!
— Эй! — снова позвала Элли. — Влюбленные! Долго еще вы будете прятаться? Может быть, все-таки выйдете?
Элис уже сидела в пальто и ботиках на стуле посреди гостиной. Из-за чего бы Люси и Рой ни ссорились, Элис всегда вставала на сторону Роя; к этому Люси уже давным-давно привыкла. Поэтому она не обратила внимания на то, что Элис сидит, поджав губы, и цедит слова.
Элли, опустившись на колени, застегивала молнию на комбинезоне Эдварда. Ее пальто распахнулось, и юбка задралась выше колен.
— Ну, поехали, — сказала Элли, — а то мы все схватим воспаление легких.
— Люси не может, — объявил Рой, а Люси в этот момент думала: «Не смей одевать мальчика без моего разрешения. Это мне решать — поедет ли он в твой дом, увидится ли с твоими родителями, а не тебе. Я его мать».
Напрасно она уступила Рою и отпустила Эдварда. Война окончена? Нет, никогда не окончится война с теми, кому нельзя доверять, на кого нельзя положиться. Почему, почему она вдруг ослабила свою бдительность? Потому что эта пустышка заявилась из своего Чикаго? Потому что эта «манекенщица» стоит на коленях перед ее ребенком, разыгрывая из себя мамочку, чтобы показать всем свои ноги чуть ли не до бедер?
— Ты не можешь? — огорченно спросила Элли. — Да ведь всего-то на часок. Я тебя сто лет не видела. И мы так толком о тебе и не поговорили — все обо мне да обо мне. Ну, Люси, поехали с нами. Я так завидую, что ты вышла замуж и не живешь этой жуткой суматошной жизнью. И мне б давно пора. — Внезапно ее глаза стали печальными. — Пожалуйста, Люси. Мне так хочется поговорить с тобой. Мне просто не терпится послушать про вашу семейную жизнь.
Малыш подбежал к отцу, схватил за руку и вновь уставился на Элли — она натягивала перчатки. Рой рассмеялся.
— Он думает, что перчатки теперь его, — объяснил он Люси.
— Р-р-ррр, — зарычала Элли, скрючив руку, словно это была лапа с когтями. — Р-р-ррр, Эдвард, сейчас я тебя…
Ребенок засмеялся, а когда Элли шагнула к нему, спрятался за отца. Рой посмотрел на Люси, потом да Элли.
— Эй, Эл, ты слышала? Мать Люси выходит замуж.
— Ну, прямо невероятно! — отозвалась Элли. — Потрясающе!!
— Это еще не решено, — холодно сказала Люси.
— Бог даст, не сорвется. Вот было бы здорово!
Люси никак не откликнулась.
— Слушай, — сказала Элли, — а как папа Уилл?
— Прекрасно.
— Вот кто мне по-настоящему нравится. Как сейчас помню его на вашей свадьбе. Как он тогда рассказывал про северные леса. До чего же здорово!
Никакого ответа.
Элли повернулась к Эдварду, который все еще глядел на нее во все глаза:
— А ты, Эдди, любишь папу Уилла?
Малыш закивал головой, было видно, он готов согласиться со всем, что бы ни сказала Элинор.
— Мне кажется, наш Эдди в кого-то влю-бил-ся, — сказала Элис.
— Обними за меня своего дедушку, Люси, — попросила Элинор. — Правда ведь, так и хочется его обнять, когда он рассказывает эти свои истории. Такой славный старикан. Такой несовременный! Но вот это-то и здорово. Кроме шуток, в Чикаго ужас как не хватает искренних, душевных людей, а проходимцев и жуликов там хоть пруд пруди. Когда мы были на ранчо в Хорс-Крик, там был один человек, управляющий, и такой он был вежливый, старомодный, доброжелательный, что поневоле думаешь, неужели раньше все в Америке были такие. Но Скиппи говорит, такие люди вымирают, даже там они редки, а ведь Хорс-Крик, уж кажется, последний оплот. Ну разве это не позор? Просто страшно подумать. А о Чикаго и говорить нечего — там они давным-давно перевелись. Бывает, утром проснешься, как зарычат опять эти машины, так и хочется обратно в Либерти-Сентр, где, по крайней мере, нет этой звериной злобы и разбоя. Вы тут можете спокойно оставить свой дом, машину, ничего не запирать, уехать хоть на неделю, хоть на месяц — и ни о чем не беспокоиться. А вы бы поглядели сколько замков на одной только нашей двери. Целых три! — сказала она, поворачиваясь к Элис.
