Амос Оз - Черный ящик
Да будет известно Вам, что такой человек, как я, простой еврей, одни из многих, готов простить и забыть о грехах Ваших. Но – не сейчас, господин мой, а лишь тогда, когда к Вам перейдет чаша сия. После того, как покаетесь в грехах и скажете: «Мы виноваты. Мы предали». После того, как свернете с пути зла и вновь станете служить нашей Стране, вместо того, чтобы, заботясь только о себе и доме своем, разрушать ее, да к тому же еще позорить перед всем миром клеветой и злословием. Ваша всемирная известность и дешевая слава не стоят в моих глазах и чесночной шелухи: Вы опозорили доброе имя Израиля в книге, написанной для иноверцев. Я этой книги не читал и читать не собираюсь, с меня достаточно и того, что было написано о ней в вечерней газете «Маарив». «Сионистское безумие!» Как вы могли? Как не дрогнула рука? Да еще по-английски! На радость ненавистникам нашим!
Когда в юности я жил в Париже, мне пришлось работать официантом – и некоторые из моих клиентов, включая и евреев, ошибочно принимали меня за маленького арабчонка и, бывало, звали Ахмедом. И это после всего того, что причинили нам арабы. И вот я репатриировался в Эрец-Исраэль, исполненный веры, что здесь – мы все братья, и Мессия придет царствовать над нами. Как же приняла эта земля молодого человека, идеалиста, прибывшего сюда, к Вашему сведению, прямиком из Сорбонны? Строительный рабочий. Ночной сторож. Кассир в кино. Привратник. Короче – лисий хвост. Абсолютный осел во все дни жизни своей, а сейчас, по Вашей милости, господин профессор, – осел-рогоносец, если вы в состоянии вообразить себе, как выглядит подобное животное. Или пес, у которого отобрали кость, которую он нашел под столом…
А я – то необдуманно поспешил сказать: «Почему бы нет?» Почему бы мне не взять под свое крыло и сына его? Он бросил, а я подберу. Он растоптал, а я взращу. Буду сыну вашему и отцом, и наставником – воздам таким путем добром за совершенное зло, спасу одну из душ народа Израиля, а быть может, – и две. Я был простодушен. Или глуп. Верно, что у нас сказано: «Блаженны те, чей путь непорочен». И еще: «Хранит Господь непорочных». Но кажется мне, что эти изречения нельзя понимать буквально. Тот, кто писал их, подразумевал не Сомо, а кого-нибудь получше. «Путь нечестивых успешен». «Страна отдана в руки нечестивых». Вот они, актуальные изречения. И я приемлю приговор. Только верните мне мою девочку. На нее у тебя нет прав.
И вообще, какие у вас права? Героя войны? Даже легкомысленные сыновья Цруи, даже нечестивый царь Ахав, о которых повествует Священное Писание, даже они были на войне великими героями. А в промежутках между войнами что сделали вы с нашей страной? Изгадили ее? Продали за чечевичную похлебку? Съели ее без соли?
Итак, ваше время кончилось. По вас звонят колокола. Сейчас – за полночь, скоро утро пятницы, и здесь, на юге Иерусалима, слышны колокола. Кончилось ваше царство, мой господин, и скоро оно перейдет в руки друзей ваших, которые лучше вас.
Я не утверждал, что я безупречен. Быть может, согрешил я, потянувшись за женщиной, предназначенной кому-то иному, кто выше меня. Она выше меня. И она красива. А я? Кто я вообще такой? Все те годы, что был я женат на ней, тень грехов твоих всегда нависала над нашей жизнью. Сколько бы усилий ни прилагал я – всегда чудилось мне, что ты смеешься надо мной из темноты. А ныне, по-видимому, на Небесах решили взыскать с меня. Или, не приведи Господь, нет больше Бога в этом месте? Переселился Он на Гавайи?
Правда и то, что к письму этому примешана четверть бутылки коньяка, которую оставил мне мой брат, да еще две успокоительные таблетки, найденные мною в ящике. В ее ящике, где хранился также старый снимок из газеты, на котором – ты в военной форме, со всеми знаками отличия и наградами, и к тому же красив, словно высшее существо…
Пора мне остановиться. Я и так уже написал слишком много. Утром мой шурин приедет на своем грузовичке «Пежо», чтобы забрать у меня это письмо и доставить его в Зихрон-Яаков. Вместо того, чтобы продолжать писать, я отправлюсь пешком к Стене плача, чтобы свершить полуночную молитву, хоть и неведомо мне, могут ли достичь небес молитвы такого человека, как я. Наверняка они производят плохое впечатление. Но нет худа без добра: «левая рука сокрушает, а правая исцеляет», – как написано у нас. И теперь, когда ничего у меня не осталось в этом мире, отныне и навсегда я посвящу всего себя делу вызволения Земли Израиля, и в этом моя месть, ибо Вы и Вам подобные могут выходить из себя, но мы будем вызволять эту Землю. Пока не переполнится чаша страданий Сомо, и не призовут его на Небо, дабы отдохнул он от всех трудов своих. И на сем покончим.
И на том свете, возможно, требуются и повара, и часовые у ворот, так что, вполне вероятно, вам доведется увидеть меня на въезде берущим под козырек, но Вы, скорее всего, не обратите внимания.
И кое-что еще: хотя бы на этот раз ведите себя но отношению к ней… с пониманием? с долей сострадания? Не издевайтесь над ней более, ибо на ней не осталось живого места.
А дочку мою верните добром.
Подписываюсь с холодным презрением
М. С.
* * *
Г-ну Сомо
ул. ТАРНАЗ, 7,
Иерусалим
Дом Гидона в Зихрон-Яакове
Суббота, 4.9.76
Здравствуйте, господин Сомо!
1. Вчера Ваш шурин привез мне Ваше гневное письмо. Для Ваших подозрений нет никаких оснований: никто Вас не обманывал. И хотя Ваши чувства мне хорошо понятны и в определенном смысле не чужды, но дело в том, что Ваша супруга сама, по собственному желанию решила задержаться здесь на несколько дней и позаботиться обо мне до тех пор, пока (очень скоро) я не буду госпитализирован, чтобы пройти курс облучения, и тогда она, разумеется, немедленно к вам возвратится. Выражаю надежду, что Вы, господин Сомо, не будете к ней слишком суровы, когда она вернется. В конце Вашего письма Вы отмечаете, что «на ней не осталось живого места», и я с Вами полностью согласен. Поэтому мне не остается ничего другого, как именно Вам переадресовать Вашу же просьбу: проявите по отношению к ней милосердие.
2. Из больницы «Хадасса» мне, по-видимому, выйти не суждено. Год тому назад я заболел раком почек и был дважды оперирован. А теперь опухоль распространилась на всю брюшную полость. Врачи в Нью-Йорке сочли, что делать еще одну операцию не имеет смысла. Состояние мое весьма плачевно, из чего Вы можете ясно понять, что для ваших ревнивых фантазий нет никаких оснований. И нет смысла углубляться во времена Урии Хеттеянина. Или уплывать на Гавайи. Вполне достаточно вернуться на несколько лет назад. Как Вам известно, я женился на Илане в сентябре пятьдесят девятого – это было скорее ее желание, чем мое. Спустя несколько месяцев она забеременела и родила Боаза, приняв это решение самостоятельно: я не считал себя подходящим для роли отца, о чем и предупредил ее заранее. А дальше наша совместная жизнь осложнилась. Выяснилось – и сомнений в этом не оставалось, – что я стал причиной ее страданий. Возможно, она сама хотела, чтобы это было так (я не специалист в подобной области). Исключительно в силу слабости своего характера я все откладывал наш развод – до сентября шестьдесят восьмого. Условия развода были жестокими с обеих сторон, а с моей стороны – еще и мелочными: поведение мое диктовалось чувством ненависти и желанием отомстить. А затем я оставил Израиль. Прервал все контакты. Окольным путем дошло до меня известие о вашем браке. А в начале этого года я получил просьбу о помощи – от нее, а может быть, от вас обоих. Мне самому непонятно, какими доводами я руководствовался (возможно, они – следствие моей развившейся болезни), но я счел, что мне следует ответить положительно. Есть две-три вещи, в которых теперь, на закате моей жизни, я начал раскаиваться. Именно поэтому на прошлой неделе я прибыл (без предварительного уведомления) в Израиль, чтобы увидеть Боаза и побыть в доме, где я вырос. Здесь я встретил Илану, которая решила, что будет ухаживать за мной – как сестра милосердия. Не я пригласил ее сюда, но и причины вновь изгонять ее у меня не было. Тем более, что дом практически принадлежит Боазу, хотя формально все еще записан на мое имя. Отношения, которые установились здесь между мною и ею, господин Сомо, ни в коем случае не являются отношениями мужчины и женщины – с какой бы стороны их ни рассматривать. Если у Вас есть в том необходимость, я сформулирую письменное заявление для вашего раввина, в котором засвидетельствую ее полную и абсолютную невиновность.
3. Согласно моим указаниям, заново написано завещание, которое наилучшим образом обеспечит и будущее Боаза, и будущее Вашей семьи. Если Вы не растратите средства на всевозможные мессианские проекты и т.п., то дочь ваша будет полностью застрахована от лишений и бедности, которые некогда были Вашим уделом и которые красочно описаны в Вашем письме.
Кстати, малышка кажется мне нежной и щедрой: так, ранним утром, когда вся здешняя коммуна еще спит, она пришла, уселась на краешке моей кровати и сообщила, что придумала для меня некое лекарство (кажется, это керосин и листья тутовника) и принесла мне в подарок мертвую стрекозу в целлофановом мешочке. В обмен она попросила (и получила) три бумажных кораблика. Между нами состоялась краткая философская беседа о природе воды.
