Игорь Андреев - Четвертый тоннель
Пока ехали, расспрашивал. Сколько тебе лет? Кем работаешь? Женат? Почему не женат? Разговор быстро съехал на женщин, и Медеу строго сообщил, что невеста до свадьбы должна быть целкой.
— Как зачем? — он посмотрел удивленно, будто речь об очевидных вещах, по которым у людей не может быть больше одного мнения. — Чтобы жених ее уважал.
— А что будет, если не целка?
— Это не то, — и он пренебрежительно хмыкнул…
Приехали. Побеленный дом, огражденный забором. Обеденный стол в гостиной комнате — на уровне ниже колена. Кушать лежа. Сначала чай. Наливают в пиалу чуть-чуть, по много раз. Никогда полностью. Ну, плов, конечно. Очень вкусный. Вокруг нас крутились его дети, два пацана лет семи. Им объяснили, что я из северной страны России. Я — русский. Они иногда забегали в комнату, чтобы крикнуть:
— Урус!
На экране телевизора — китайский фильм «Император моря» («Emperor of the Sea»). Думал, что это ТВ, но по отсутствию рекламы в течение нескольких серий догадался, что крутится с компакт-диска. Мама Медеу сказала, что этот фильм показывали в соседнем Узбекистане по ТВ, какие-то умельцы записали на диск все тридцать две серии, и теперь весь сериал продается на рынке за один доллар. За те дни, что я провел в их доме, мы смотрели этот фильм в кругу семьи Медеу, с участием детей и бабушки, едва ли не столько же времени, сколько общались по всем остальным поводам, поэтому пребывание в южном Казахстане теперь причудливо ассоциируется у меня с древними китайцами.
Кино напоминало что-то похожее на смесь из фильмов «Три мушкетера», «Неуловимые мстители» и средней руки мексиканского сериала. В целом картина такая. Китайцы какого-то века мочат друг друга мечами и копьями, а в перерывах говорят много проникновенных слов. Лица актеров вечно скорбные, озабоченные. Героев фильма хлебом не корми — дай послужить Родине, то есть своему господину. Ну а если любовь не к Родине, а между мужчиной и женщиной, то обязательно невыносимо платоническая. Отношения настолько поэтично-возвышенные, что трудно представить, как после всей этой поэзии можно заниматься сексом. Наверное, можно, но только очень медленно и печально, не переставая думать о неоплатном долге перед Родиной…
На следующее утро мы поехали на кладбище, там проходил какой-то локальный праздник. Деревенская тусовка пожилых людей. В пяти огромных котлах на огне три мужчины готовили плов. Я изучал технологию и делал фотки. Отец Медеу представлял меня друзьям и знакомым. Журналист из Москвы, который едет в Афганистан. Весть о том, что у этого человека в доме необычный гость, моментально облетела тусовку. Ко мне степенно подходили люди группами по два, три, пять или больше человек, чтобы пообщаться. Спрашивали одно и то же, хотя вроде им все и так сказали. Я выучил вопросы и ответы наизусть. Подумалось, что для упрощения самопрезентации было бы неплохо написать на футболке фломастером по-казахски: «Меня зовут Игорь. Из Москвы. В Афганистан. Журналист. С Путиным не знаком. Кушать плов больше не могу».
Самое классное началось, когда женщины из разных семей принялись ругаться друг с другом с переходом на крик. Причину я так и не узнал, но сделал великолепное наблюдение. Смотрю: они ругаются от всей души, орут и машут руками. И вдруг отчетливо понимаю, что, несмотря на злобные выражения лиц, они получают удовольствие! Я не мог их понимать, потому что не знаю казахского языка, но абсолютно четко уловил — они собачились не из-за того, что было поводом, а потому что им был важен сам процесс. Эмоции и, наверное, какие-то связанные с самоутверждением мотивы. Столкновение приятно — потому что оживляет.
На следующий день мы смотрели по телевизору ток-шоу под названием «Кокпар» — как та игра, на которую меня пригласили. Там мое открытие получило продолжение. Итак, ток-шоу. Две стороны — какие-то театралы — яростно спорили насчет каких-то мегазначительных для всего человечества дел театральных. Все было по-казахски, и я снова уловил главную фишку — ту же, что у ругающихся женщин на кладбище. Показать себя, покричать и самоутвердиться. Спорящие стороны пренебрежительно смотрели друг на друга и убедительно, как им самим, наверное, казалось, оперировали неотразимыми аргументами. Перебивали, кричали и яростно жестикулировали, будто вопрос касался не иначе как борьбы Добра со Злом. Обменивались презрительными взглядами. В итоге разошлись с тем же, с чем пришли. Результат от процесса нулевой, зато каков был процесс!
Наконец, тот самый кокпар. Не просто народное развлечение, а значимое социальное мероприятие. Сюда приходят на других посмотреть и себя показать, а устроитель на этом еще и зарабатывает. Игра типа регби, только гоняют на лошадях, а вместо «дыни» мертвый козел. Без головы, потроха удалены, наполнен солью. Говорят, после игры из него выходит отличнейшая отбивная. Табун мужиков на лошадях носится по полю. Отнимают козла друг у друга. Иногда лошади, словно цунами, набегали на легковушки, неосмотрительно оставленные зрителями в поле слишком близко к месту игры. Кто любит свою машину, не должен так делать. Иногда табун стремительно летел на зрителей — мы все залезали на крыши грузовиков, прятались за ними и даже под ними. После каждого забега по громкоговорителю объявляли, кто победил и на чьей лошади. Приз достается пополам наезднику и хозяину лошади. Сегодняшнюю игру организовал бывший глава то ли местного УВД, то ли прокуратуры, очень богатый человек.
Вечер. Сидим, пьем чай с вареньем из алычи. Медеу страстно рассказывает про домашних животных. Лошадей, овец и прочих коз разводят все. Это и бизнес, и мера значимости человека. Котировки личного жизненного успеха. Медеу сказал, мол, вот у такого-то человека триста лошадей! Круто! У такого-то пятьсот! Еще круче! А вот у зампрокурора тоже, что-то вроде четырехсот лошадей в табуне.
— Зачем прокурору табун лошадей, если он и так богатый человек? — спросил я.
— У него есть дом. Квартира в Астане. Квартира в Алма-Ате. Квартира в Чимкенте, — начал пояснять он. — Когда поймают, — он сделал хватательное движение кистью, будто поймал комара, — хш! — квартиры продавать неохота. Он лошадей продаст…
26. ВЗАИМОПОНИМАНИЕ
…Узбекистан — это такая страна, где все милиционеры ходят в зеленом. У них круглые узкие фуражки, как у французских полицейских. Они на первый взгляд суровые, в соответствии с правящим режимом, но со второй-третьей фразы открывается, что люди очень хорошие.
Приехав в Ташкент, я слегка растерялся. Центр большого города. В какую сторону идти? Присел на пластиковый стульчик в уличном кафе под навесом, рядом с которым меня высадил молчаливый узбек на старой «Волге». Осмотрелся. Рядом четверо ребят лет двадцати пяти — тридцати на вид.
— Мужики, а где здесь можно переночевать?
Сначала они расспросили меня, кто такой, пароли, явки, чай, кофе, потанцуем, а не хочешь ли плова. В итоге пристроили на пару дней к брату одного из них.
Рустам оказался очень хорошим человеком внутри и абсолютным неудачником снаружи. Постоянно рассказывал, как хорошо было во времена Советского Союза, когда работал инженером на самолетостроительном заводе, который сейчас стоит пустой и мертвый, и как плохо сейчас. Жизни в настоящем нет, в будущем не предвидится, была только в прекрасном прошлом, о котором остается лишь тосковать. Я сидел у него в гостях, в запущенной квартире, ел гречневую кашу, и думал: «А ведь я здесь живу. Сегодня это мой дом. Москва так далеко, что, может быть, ее и вовсе не существует. Моя жизнь протекает здесь, среди вот этих людей, прямо сейчас». Путешествие, в котором события и лица быстро меняются, помогает увидеть важные вещи, которые в привычной рутине не замечаешь.
…Через пять дней я въехал в Таджикистан, познакомился с Абу и сразу влился в тусовку удивительного человека по имени Ориф. Абу ехал погостить у друзей. Я помог ему заполнить декларацию и мы вместе вышли на территорию Таджикистана. Его встречал друг, улыбчивый медленноговорящий парень слегка криминального вида, по имени Шерали. Мы сели к нему в «Мерседес» и покатили в Душанбе. Там нас встретил старший брат Шерали — Ориф. Крупногабаритный парень с сияющей улыбкой. Тоже на «Мерседесе». Еще был парень по имени Нурик, который Орифу то ли брат двоюродный, то ли кто-то еще. Здесь такие семейные хитросплетения — кто-то кому-то в городе всегда приходится если не двоюродным братом, то уж точно троюродным племянником подруги тети жены. Кстати, в таджикской столице все говорят по-русски, и обращение «брат» — обычное между мужчинами. Я сразу ощутил, что у меня очень много братьев, и все они классные ребята. Абу с Шерали уехали до вечера, а Ориф с Нуриком повезли меня в дорогой индийский ресторан. Братана из Москвы, которого видишь впервые в жизни, надо хорошо накормить, не правда ли?
Ориф решает вопросы. Бизнесом тоже занимается. У него «Мерседес 500 брабус», и когда он пересекает двойную сплошную, гаишники ему отдают честь. Очень энергичный и контактный. Любит женщин и марихуану. Если первых трахает порой вместе с младшим братом, то вторую тщательно скрывает от него — тот говорит, что пить и курить нельзя, Коран не велит, а Ориф брата очень уважает и боится.
