Радек Йон - Memento
Договориться и сразу сматывать. Здесь им проще простого нанять кого-то, кто за дозу любому стулом мозги вышибет.
Даша уже опять с Петром.
— Привет. Вы что тут делаете?
— Ждем Станду, — пробурчал Петр.
— Станду? — Любовь втроем, доходит до Михала.
— Он хочет урезать мне алименты, — ухмыляется Даша.
Вот оно что. Опять нормальная классическая love story. Бог в помощь, вечные влюбленные…
Хоть это Даша сумела. Доносить ребенка, вдруг с завистью подумал Михал. Он поспешно отлепился от их стола.
Куча новых лиц. Тупые физиономии нюхальщиков. Такой упадок? Скорее крайняя нужда. Похоже, повылавливали всех варильщиков, кто обычно снабжает кайфом денежную клиентуру, неспособную наладить производство. Как раз то, что мне надо.
Он кивнул кролику, знакомому еще по Богницам… Обыкновенная шестерка. Наверняка нет выхода на ребят из команды.
— Михал! Привет! А говорили, ты сидишь…
Прыгает вокруг, как мопсик, подумал Михал. Писает от счастья, что удостоился беседы с одним из лучших варильщиков болтушки в Праге. Его акции в этом заведении моментально повысились, по меньшей мере раза в четыре.
— Слабо́ набрать пять сотен? Только чтоб об этом не очень болтали. Максимум три-четыре человека.
— Зачем?
— Мне нужно сырье. Вам — половина каждой варки.
— Вот это здорово, Михал!
Снова запрыгал.
— Но чтобы молчал в тряпочку, ясно? — сразу осадил его Михал.
— Завтра все получишь.
У вас еще есть деньги? Кайф не лишил вас работы и всех прочих благ? Может, вы еще даже сумеете завязать? Ну а мне кровь из носу нужны пять сотен. И поскорее. Каждая минута промедления может оказаться роковой. Все равно вам придется ограбить какую-нибудь лавку, чтобы наскрести хоть немного бабок. Михал старался унять мучившую его совесть. Моська такими делами уже не меньше двух лет пробавляется.
— Придешь в три на площадь Иржи из Подебрад. К фонтану. Один. Чтобы никого с тобой не было, иначе не пойдет, усек? Дождешься меня. А состряпаешь какую-нибудь пакость, не видать тебе болтушки. Надеюсь, ты понял. Площадь я заранее обследую вдоль и поперек, будь уверен.
Теперь сматываться. И поскорее.
Они уже тут.
Стук в дверь.
Значит, не напрасно я дрейфил? Моська навел? Ерунда. Они и без него про меня знают.
Михал лихорадочно доваривал болтушку.
Каждый удар в дверь неотвратимо разрушал мечты о мести.
Я даже не успел узнать, с чем надо смешать болтушку, чтобы она подействовала, как я хочу. Ничего-то в своей жизни я так и не довел до конца.
Неожиданно ему захотелось выбросить все из окна. И самому выпрыгнуть вслед.
Но этого они и хотят. Ну уж дудки.
Он схватил шприц, набрал приличную дозу и вколол в мышцу на бедре. У меня еще куча времени. Пока-то они допетрят, что можно влезть через балкон. Он бросился на матрац и уставился в потолок.
Я дурак. Если бы вовремя нашел нужную добавку, сегодня утром раздобыл сырье и приготовил подарок от Евы, то можно было спокойно открыть и предложить вмазаться тем, кто за дверью. На девяносто девять процентов им не устоять. Моя болтушка и сейчас еще в цене.
— Михал! Ну что с тобой? Открывай!.. Я знаю, ты дома.
Боже мой, мама!
Он рывком вскочил с матраца, так что снова разболелась нога, в которую он только что вколол. Схватил бутылку с белыми кристалликами, шприц, разделитель, мензурку и постарался как можно быстрее запихнуть все в ведро под раковиной.
Черт, проветрить!
— Ты слышишь?
Еще соседей переполошит своими воплями.
Наконец он доковылял до двери. От резкого подъема кружилась голова. Черт знает, сколько времени я не ел? Сколько дней я уже на воле? Три? Пять? Четырнадцать?
Еще две недели, и надо будет найти работу. Иначе снова в любую минуту пришьют тунеядство! А заодно и невыполнение решения суда.
Неужели ты думаешь, что тебя не посадят за месть бывшим дружкам? Искать работу теперь — пустая трата времени.
Он скорее навалился на ручку, чем нажал ее.
Мать отступила на шаг, не веря своим глазам. Точно как в прошлый раз.
Не ожидала увидеть такую развалину, осенило Михала.
— Ну и вид у тебя, — вымолвила она в конце концов.
Он опустил глаза. Старая семейная песня. Я верой и правдой дослужилась до заведующей отделом. А ты? Случайно выбился из третьесортного наркомана, который расплачивается собственным здоровьем, в варильщики экстра-класса.
Черт, мне ведь надо было отдать половину товара ребятам, вспомнил он. Но когда?
Мама все-таки решилась войти в прихожую. И вдруг — слезы на глазах.
— Что они с тобой сделали? Кошмар какой! — обняла она Михала, словно хотела отгородить от всего, что случилось за последние годы.
Думает, это я в тюрьме так похудел. Михал чуть не рассмеялся. Святая простота… И это после стольких лет карьеры матери наркомана.
Он прижался к ней. Надежность маминых рук. Сколько мне было, когда я понял, что это не для меня? Мама, бедняжка, надеялась, что так будет всегда. А я боялся этого и делал все, чтобы поскорее вырваться из кольца ее объятий. Стать взрослым. Преодолевать жизненные трудности. Здорово я их преодолел.
— Я поесть принесла, — сказала мать, сдерживая слезы.
Еда — вот уж, действительно, последнее, что его интересовало.
Он наблюдал, как упорно она пытается не подать виду, что ей противно находиться в таком хлеву.
— Я тут приберусь.
И найдешь за матрацами припрятанную болтушку.
— Не надо. — Он расставил руки, словно мог помешать ей войти в комнату. Словно хоть когда-либо в жизни мог ей в чем-нибудь помешать.
— Мне нужно приучаться к самостоятельности, — добавил он, заметив ее недоумение.
— Ну, тогда я хоть разогрею. Посуда есть?
Химическое стекло к твоим услугам.
Он молча показал на раковину — сиротливая груда давно не мытой посуды. Еще от Евы?
— Мда. — На большее ее не хватило. — Я принесла это в судках. Мясо с томатной подливой. Может, ты лучше поешь прямо из них?
Мясо с томатной подливой. Любимое с детства блюдо. Я заказывал его на все дни рождения, надо мной даже подсмеивались.
А сейчас смотреть на еду тошно.
— Почему ты не сообщил, что тебя выпускают? Я бы приехала за тобой.
Именно поэтому, мысленно ответил Михал.
— Или ты потерял наш новый адрес? Я думала, ты хотя бы квартиру придешь посмотреть. О нас ты уже не вспоминаешь? Но ведь мы можем помочь. Я это сотый раз повторяю. Неужто тебе до сих пор не надоело?.. Только взгляни, как ты живешь!
Чем бы ты могла мне помочь? Ты даже не рискуешь спросить, хочу ли я жить у вас. Сама знаешь, что ничего не выйдет. Да ты и не хочешь уже! Наконец-то вы поняли, до чего я докатился.
— Ты уже пять дней тут и даже знать о себе не дал.
Значит, пять дней без еды.
Она засучила рукава блузки, чтобы вымыть эту омерзительную посуду, пока подогревается мясо.
— Ты уже нашел работу?
— Ищу, — соврал Михал.
— Где?
— В национальном комитете. Где же еще?
Она примирительно улыбнулась.
— Я подыщу тебе что-нибудь. Ладно?
Как в прошлый раз? Чтобы вечно быть у тебя под надзором? Только как мне в таком виде на работу?
Он сел. Голова предательски кружилась.
Придется запихнуть в себя эту еду. Вот это у болтушки самое подлое. Когда сидишь на ней, сам не знаешь, что тебе нужно.
Мать вдруг обняла его за плечи:
— Ты веришь, что я хочу тебе помочь?
Он кивнул.
— Ну так хотя бы ответь…
— Хорошо, — произнес он машинально. Совсем не вдумываясь в свои слова. Просто угадал, что она хочет услышать именно это.
Мать вернулась к кипящему мясу с подливой. И вдруг Михал увидел, как она склонилась над плитой, в которой Ева… Помочь. Но как помочь?.. Сколько раз она повторяла, что во всем виновата Ева. Что именно она вечно тянет меня назад. Сколько раз она добивалась, чтобы я бросил ее? А если она уже «помогла»? Она, а не ребята из команды!
Ева ей, конечно, открыла. Если летала, как я сейчас, значит, была уже совсем без сил. Может, даже упала в обморок… А дальше — пара пустяков! Открыть духовку, пустить газ. Избавить своего сыночка от той, что вечно его совращает. Помочь мне!
— Ты ее убила, мама! — вдруг закричал Михал.
Она замерла, склонившись над плитой. Над той самой плитой!
— Кого?
Нервы у нее хоть куда, подумал Михал. Без крепких нервов такого не сделаешь.
— Не притворяйся, что не знаешь! Еву! Ты убила ее, чтобы я вернулся к вам! Как же ты после этого можешь смотреть мне в глаза?
— Какая муха тебя опять укусила, Михал? — Она наконец выпрямилась.
— Уходи! Понимаешь? Вон! Не хочу тебя больше видеть! Никогда!
— Да ты рехнулся? Что с Евой? — Она облокотилась на плиту. Проклятую идиотскую плиту!
Он подбежал к ней, резко открыл духовку, так что дверца ударила ее по ногам.
