Дневник одинокого копирайтера, или Media Sapiens (сборник) - Минаев Сергей Сергеевич

– Что?

– Ну, часы на руке у бабы, по-моему, Chopard, нет?

– Да… да… мне тоже так показалось.

Поняв, что Дашу не способны пронять даже мухоглазые африканские дети, я снова приглушаю звук и переключаю на какой-то белорусский канал. Там идёт военный парад, его сменяют кадры с Лукашенко, который протягивает маленькой девочке яблоко. Девочка смеётся. Лукашенко её обнимает.

– Из «Триумфа воли» спиздили, – отмечаю я, – ничего своего придумать не могут.

– Ага, – соглашается Даша.

По Первому идёт какой-то саммит. Президенты и премьер-министры позируют оператору, затем расходятся по залу, жмут друг другу руки. Некоторые обнимаются.

– О, вселенская ярмарка гениталий! – говорю я.

– В смысле?

– Ну, в смысле, что мировые вожди приехали хуями меряться.

– А!

Непонятно почему, Даша заинтересовывается. То ли суши надоели, то ли у Первого реально есть спецэффект, заставляющий заинтересовываться транслируемой им картинкой всех, включая собак и модных московских журналисток.

– А у этого… у итальянца… – Даша, как ребёнок, тычет пальцем в экран.

– У Проди.

– Да, у Проди. Костюмчик ничего. Прикольный. Ходит, улыбается, весь модный такой старичок.

– Они цены на газ обсуждают. Я думаю, ему сейчас не до улыбок.

– Да ладно! Чё они, не люди? Съехались, себя показали, костюм там, часики, машина. Интересно, они после своих саммитов тусят?

– Не знаю, тусят, наверное. Ты же сама сказала, ничто человеческое им не чуждо.

– Прикольно. Интересно, а они в закрытые клубы ходят? На их тусы реально попасть?

– Им, наверное, специально обученных гостей готовят. Для живого человеческого общения, так сказать.

– Антош, а ты был хоть раз на таких тусах?

– Приходилось, – нагло вру я, понимая, что такой ответ – единственное, что может по-настоящему оправдать Дашино присутствие в моей квартире в столь поздний час. Кроме денег, разумеется.

– Вау, Антошка! – Она обнимает меня, целует в щёку и широко раскрывает глаза. – Расскажи, чё там, как. Куда ходят. А девки красивые? – с наигранной ревностью тараторит Даша.

– Даш, если я тебе сейчас расскажу в деталях, то в следующий раз туда не попаду. Да и вообще никуда не попаду. Вместе с тобой, кстати.

– Не пустят, в смысле?

– В смысле завалят.

– Ой… – Даша на секунду отстраняется, затем надувает губы и молвит: – Тебе просто рассказывать лень.

Я играю пультом, переключая каналы, и думаю, что ей наврать. Поскольку врать лень, равно как и говорить, минуты три я просто молчу.

– Фу, какой ты вредный, ужас просто! – Даша продолжает кокетливо завлекать меня в диалог о президентской тусе. – Ну что тебе стоит, а? Ну, Антош. Ну, расскажи, ну, пожалуйста, интересно ведь. Вредина. Я тебя не люблю, вот.

– Я тебя тоже не люблю, что с того? – меланхолично замечаю я. – В душ пойдём?

После душа, уже в постели, Даша спрашивает меня, во сколько мне завтра вставать, а я лежу, смотрю в потолок и думаю о том, что воровать сцены у великой Лени Рифеншталь стыдно и непозволительно. Даже братьям-белорусам. Внезапно мне в голову приходит одна мысль:

– Кстати, Даш, а ты «Триумф воли» смотрела? – спрашиваю я её перед тем как выключить свет.

– Не-а, не успела. Жду, когда выйдет в переводе Гоблина, – не моргнув глазом, отвечает мне эта чудная насиликоненная фея. Реально, именно так она мне и отвечает.

Вы думаете, в этот момент я начинаю задыхаться от ненависти или неимоверным усилием воли заставляю себя отдёрнуть руки от её горла? Ничуть не бывало. Наоборот, я готов расплакаться от умиления и захлестнувшей меня доброты. Я завидую им, вы понимаете? Эти люди имеют счастье жить в другом мире. Они настолько тупы и нелюбознательны, что позволяют себе путать «Газенваген» с «Гелендвагеном», думают, что «Равенсбрюк» – это марка холодильника, а дети в Африке умирают от жажды из-за постоянных задержек с поставками «Сан Пелегрино». «Триумф воли» оказывается новым фильмом, с Умой Турман или Милой Йовович, точно они не помнят, а международные саммиты являются чем-то вроде продолжения Недели миланской моды, только для супер-випов.

Я люблю этих людей, потому что в их жизни всё просто и понятно. Природа вещей для них делится на «прикольную» и «неприкольную». Их интеллектуальный багаж строго дозирован. Он не занимает лишних кубических сантиметров сознания, компактно упакован, ультралёгок и актуален, как босоножки от «Маноло Бланик». Их сознание устроено таким образом, чтобы не грузить и не отвлекать владельца от ежедневного пережёвывания жизни. Они подобны коровам, пасущимся на информационном поле и изредка отрывающим морды от земли, чтобы прислушаться, не дудит ли рожок пастуха. На них глупо злиться, их глупо ненавидеть, а ещё глупее пытаться донести до них информацию. Если только она не в переводе Гоблина.

Посему я не раздражаюсь. Я даже не пытаюсь думать о том, что для двадцатипятилетней барышни, красавицы, спортсменки и светской журналистки, наверняка с высшим образованием, такой словесный пассаж – это просто «тушите свет».

Я не пытаюсь думать об этом. Я просто тушу свет.

Книга вторая

Дневник информационного террориста

Метро

Июнь 2007 года, Москва

За девять месяцев до выборов Президента РФ

В восемь утра над площадкой перед павильоном станции метро «Проспект Мира-кольцевая» в воздухе не было ничего такого, что предвещало бы страшные события. Ничего гнетущего или настораживающего, как пишут в таких случаях газетчики, рассказывая о ситуации, предшествующей катастрофе. Наоборот, светило яркое солнце, студенты пили пиво, девушки весело стрекотали по мобильным телефонам, бабушки степенно раскладывали на лотках газеты. Даже милиционеры были особенно расслаблены, увлеченно беседуя между собой. В общем, атмосфера абсолютно будничная.

Когда из стеклянных дверей выплеснулась на улицу первая порция людей, готовящихся начать трудовой день, где-то слева бухнул взрыв. То есть сначала никто и не понял, что это взрыв. Просто громкий хлопок и все. Но когда пространство затянуло едким дымом и раздались первые женские визги: «Человека убило!» – началась всеобщая паника. Толпа бросилась врассыпную. Женщины голосили, мужчины молча расчищали себе дорогу локтями, не обращая внимания на падавших на землю пожилых людей, пассажиров с детьми и инвалидов. В общем, всех тех, кому положено уступать места и оказывать всяческие респекты в общественном транспорте. Хотя, с другой стороны, они как раз уступали им места. Места для смертников.

Стражи порядка, постояв в растерянности, бросились оказывать помощь упавшим и организовывать всеобщее бегство, но тут же были сметены волной хлынувшего народа.

Самое ужасное началось, когда поднялась вторая волна: те, кто присутствовал при первом взрыве, ломанулись обратно в метро и в дверях столкнулись с выходившими. Началась давка. Люди с двух сторон напирали на стеклянные двери. Одни, ведомые инстинктом, покидали открытое пространство, другие, наоборот, стремились вырваться на простор, чувствуя, что произошло что-то ужасное, но не понимая, где, в метро или на улице.

В тот момент, когда стекло одной из дверей треснуло, прогремел второй взрыв.

Выходивших было больше, они выдавились на улицу и побежали вперед. Минут через десять наряды милиции перекрыли выход, успевшие убежать – убежали, а не успевшие – человек десять-пятнадцать – лежали теперь на земле. В лужах крови, среди мокнувших в ней газет, потерянных вещей, окурков, бутылок и банок.

Воздух разорвали сирены «скорой помощи» и милиции. Место взрыва было немедленно взято в кольцо зеваками. Допускаю, что многие из них только что выбрались из этого ада и теперь во все глаза смотрят прямую трансляцию хоррор-шоу. Еще пять минут назад они могли стать жертвами, но сейчас стоят поблизости, и в их широко открытых глазах читается один вопрос: «Окей, я-то выжил, но кто все-таки погиб?» Кто-то ведь непременно должен погибнуть, не бывает так, чтобы всех спасли. Стоит ли говорить, что помогать лежавшим на земле никто и не пытался – из-за боязни пропустить самое интересное. Знаете, почему в первые часы атаки на башни-«близнецы» никто не пытался прийти на помощь погибавшим? Задымленность, отсутствие вертолетов, шок, плохая видимость, невозможность действий в воздухе – все это отмазки для прессы. Весь мир в эти часы был очень занят: он смотрел прямую трансляцию по CNN.