Юрий Поляков - Гипсовый трубач, или конец фильма
– Господа, - сказала она красивым, чуть хрипловатым голосом. - Я хотела бы с вами познакомиться. Пососедски. Это роскошно, что вы приехали сюда! Меня зовут Наталья Павловна Лапузина! - И она протянула ладошку тем элегантным «срединным» движением, когда дама как бы предоставляет мужчине выбор: поцеловать руку или просто пожать. Все зависит от желаний.
Жарынин, конечно, наигалантно изогнувшись, поцеловал:
– Жарынин. Дмитрий Антонович. Кинорежиссер. Счастлив знакомству!
– Знаю, знаю. Мне Аркадий Петрович про вас много рассказывал. Он так на вас надеется. Ах, боже, неужели ваши «Плавни» все-таки смыли?!
– Смыли!
– Вандалы! Но ведь вы еще что-нибудь снимете?
– Конечно. За тем и приехали.
Кокотов, как всегда, не решился приложиться губами к женской ручке и всего лишь пожал, почувствовав странный, похожий на дрожь, отклик в этих нежных пальцах:
– Кокотов. Андрей Львович. Писатель.
– Это вы, вы! Я так и знала! - воскликнула Лапузина.
– Вы… я… мы… разве? - растерялся автор «Кентавра желаний».
– Странно… Ах, какая у вас плохая память на женщин! - засмеялась она.
– А если еще учесть псевдоним Андрея Львовича… - с видом заговорщика начал Жарынин.
– Дмитрий Антонович, я бы вас попросил! - визгливым от гнева голосом оборвал его Кокотов.
– Молчу!
– Господа, не ссорьтесь. Я живу в 308-м номере. Заходите! Ах, да… - Она, вспомнив, небрежно кивнула на своего спутника. - Это Эдуард Олегович, мой мучитель и по совместительству адвокат.
Тот слегка поклонился соавторам с тем вежливым равнодушием, с каким юристы относятся ко всем людям, пока еще не нуждающимся в их дорогостоящих услугах.
– Жду в гости! - повторила Лапузина, глядя на Кокотова.
Глаза у нее оказались светло-карие, ярко-грустные и отдаленно, очень отдаленно знакомые…
Наталья Павловна и «мучитель-адвокат», продолжая спор, двинулись дальше по аллее, а Кокотов, исполненный радостного, распирающего сердце недоумения, долго еще следил за ними взглядом. Жарынин выждал, когда они скроются за кустами пузыреплодника, и строго спросил:
– Значит, все-таки вы ее знаете?
– Я… я ее встречал… Но где и когда…
– Странно. Вы не похожи на мужчину, который не помнит знакомую женщину. Я вот… могу забыть. Но вы? Странно…
– Да, действительно странно… - кивнул Андрей Львович.
– А вы помните, у ехидины Сен-Жон Перса есть забавное соображение о том, чем письменный стол лучше женского тела?
– Нет, не помню…
– Я тоже. Но это не важно. К столу!
23. Пророчество Синемопы
– Ну и что мы будем делать с вашим «Гипсовым трубачом»? - строго спросил Жарынин из клубов табачного дыма, будто Иегова из облака.
– Ну знаете! В конце концов, это вы мне позвонили, а не я вам! - возмутился Кокотов. - Вы меня сюда привезли, а не я вас! Если вы передумали, так и скажите и отвезите меня хотя бы до станции. У меня обследование.
– Бросьте! Все недуги от унынья и безлюбья!
– Какая здесь ближайшая станция?
– Ступино.
– Я серьезно!
– И я серьезно. Кстати, дорогой инженер человеческих душ, Ступино не по Ярославской дороге! Ладно, не пеньтесь! В вашем рассказе мне понравилось, что Львов каждый год приезжает к гипсовому трубачу. Это хорошо! Но в фильме, мой прозаический друг, должна быть история. Сюжет. Если мы с вами, конечно, упаси господи, не Сокуров или, не дай бог, поздний Тарковский. Но мы с вами не таковские! Наши герои не могут полтора часа просто бродить по экрану, ежась от амбивалентноети бытия! И еще мне не нравится, что героиня гибнет. Почему она? У насекомых, например, после совокупления гибнет самец, а иногда даже самка его просто сжирает. Почему гибнет она, а не вы?
– Тогда не было бы рассказа.
– Вы уверены? А может, ваш герой - дух, ангел. И райская награда заключается именно в том, чтобы раз в год возвращаться на самое дорогое для покойного место…
– А адское воздаяние - в том, чтобы раз в год возвращаться на самое страшное место?
– Голова-то у вас работает! Я не ошибся. Ну, вспомните, вспомните, когда вы были пионервожатым, чтонибудь с вами случалось?
– Вроде нет…
– Не может такого быть! В жизни всегда есть место подлому.
– Впрочем, было… Было! Я подрался. Нас даже разбирали на педсовете.
– Оч-чень хорошо! А вы говорите: не было. Рассказывайте!
– Подрались мы с Витькой Батениным, однокурсником. Он умер…
– От побоев? - радостно насторожился Жарынин.
– Нет. От пьянства.
– Когда?
– Недавно.
– Жаль. Очень жаль!
– Почему?
– И вы спрашиваете? Если б вы его убили, то попали бы в тюрьму, пострадали и могли сделаться Достоевским или, в крайнем случае, Солженицыным. У вас была бы здесь своя любимая скамейка…
– …на которой я не сидел! - язвительно уточнил Андрей Львович.
– Так в этом, глупыш вы мой, и заключается слава: любимые скамейки, на которых вы не сидели, любовницы, с которыми вы не спали, благородные поступки, которых вы не совершали, афоризмы, которых вы не говорили… Понимаете?
– Я стал Кокотовым!
– Вот именно! Из-за кого подрались? Из-за ЛикиНики-Таи?
– Нет, не из-за нее. Витька с медсестрой крутил.
– А из-за чего сцепились? Ох, я вижу, вижу эту молодую драку на глазах потрясенных пионеров. Как я это сниму!
– Мы ночью дрались, когда дети спали.
– Они проснулись. Проснулись и лупят изумленные глазенки на брутальный ужас взрослого мира! Драку я дам размыто, в «вазелине», а детские глаза крупно и четко, так, чтобы каждую дрожащую ресничку было видно! Как я это сниму! Так из-за чего вы махались?
– Не помню… Кажется, из-за стихов.
– Из-за стихов? Интересно. Подробнее!
– Ему не понравились мои стихи.
– А вы писали стихи?
– Конечно.
– И читали ему?
– Он попросил.
– Пили перед этим?
– Естественно.
– Что именно ему не понравилось в ваших стихах: рифма, ритм, система образов?
– А это важно?
– Конечно, Андрей Львович! Любая случайная деталь может стать впоследствии гениальным образом.
– Ему не понравилось все.
– Почитайте мне ваши ранние стихи! - попросил режиссер, заранее откидываясь в кресле и полузакрывая глаза.
– Не хочу!
– Пожалуйста!
– Нет…
– Экий вы… - только и сказал Жарынин, добавив лицом все остальное, что он думает про соавтора и особенно про вчерашнее. - Ладно. Подрались. Дальше?
– Кто-то стукнул… Нас вызвали на педсовет, и директор лагеря сказала, мол, если еще раз повторится, нас выгонят и отправят письмо в институт.
