Этери Чаландзия - Уроборос
Он выдавил из себя несколько дежурных фраз и откланялся. Хозяйка с нескрываемым сожалением проводила его взглядом. Неизвестно, выпустила бы она его из своих щупалец лет эдак двести назад. Егор попрощался с директором и поспешил на улицу, желая как можно скорее забыть эту квартиру с потемневшими от времени обоями и женщину с пустыми от злости и жажды мести глазами. В старой ведьме он узнал Нину. Забежал вперед лет на сто и ужаснулся. Острое чувство вины преследовало его по пятам и проскользнуло в машину, как он ни старался оторваться.
* * *Это был большой спортивный зал в заброшенном заводском помещении. Нина с неприязнью оглядывала жутковатую обстановку. Коридоры и переходы, владение крыс, а не людей, огромная холодная коробка зала с облезлыми стенами и узкими окнами под самым потолком. Мрачное запустение. Нина колебалась, но решила остаться. Кроме нее в компании избранных было еще несколько захожан. Видимо, «выездной семинар» предполагал некоторое пополнение сектантского бюджета. Ну ладно. Аминат холодно, но вежливо поздоровалась с новичками и высказала предположение, что вскоре все они вольются их «семью». «Держи карман шире!» — оскалилась в ответ Нина. Аминат на мгновение задержала на ней свой змеиный взгляд.
Сначала все собравшиеся с энтузиазмом ходили по залу, дышали в унисон и обнимались в случайном порядке. Потом сели кругом, выходили по одному в центр и показывали несколько движений, «характеризующих их сущность». Бывалые блистали осанкой, выправкой и ушу-номерами, захожане испуганно таращили глаза, а оказавшись на середине, начинали беспомощно болтать в воздухе руками. Нина станцевала гопачок и поклонилась Аминат. Та и глазом не моргнула. Потом все вместе организовали хоровод, потом рассыпались поодиночке и дервишами закружились по залу.
За этим абсурдом угадывалась атмосфера беспрекословного подчинения, почти армейская дисциплина. Аминат боялись. На ее зов летели на цыпках, за любое замечание только что руки не целовали. Нина тайком спросила мальчика, почему все так ослеплены этой женщиной, и не его слова напугали ее, а фанатичный блеск, загоревшийся в восторженных глазах при упоминании ее имени.
Когда Нине все надоело, и она засобиралась домой, выяснилось, что это только начало, и теперь после «разминки» начнется самое главное. По приказу Аминат все в определенном порядке легли прямо на холодный пол и несколько часов пролежали на нем, изображая «тропу судьбы», в которой должны были очиститься их помыслы и жизненные маршруты. Нина проклинала себя за любопытство, лежала, терпела и жалела себя. Через какую глупость она была готова пройти, лишь бы отвлечься от своего персонального адка.
Все эти люди, лежащие на полу заброшенного спортзала, считали, что находятся буквально в сантиметре от заблудшего счастья. Они все делали для того, чтобы выправить покривившуюся карму. Мерзли на холодном полу и верили, что это приведет их к свету, истине, счастью, блаженству, благополучию и процветанию. От картины веяло какой-то босховской жутью, и Нина сдалась. Встала, отряхнулась и откланялась. Ей вслед понесся злобный шепот. Старожилы были возмущены. Цепь нельзя разрушать. Из-за какой-то неизвестной фифы разваливалась вся идея. Аминат, бродившая между лежачими, успокоила волнения. Ее голос эхом отозвался под потолком зала.
— Случайным тут не место. Пусть идет. Я с вами, — с этими словами она легла на Нинино место, замкнув цепь.
Нина не могла поручиться, что она не подмигнула ей на прощанье. Возмущенное шушуканье стихло. Восстановилась благость. Нина ушла.
Она завязала с ментальными экспериментами и перестала отвечать на звонки мальчика. Он еще на что-то надеялся, но все было кончено. Мирно и безболезненно. У нее не было ни сил, ни желания объяснять, что Аминат аферистка, а они все наивные дураки. Все было блефом. Возможно, блефом было вообще все, но на такой постыдный обман можно было соглашаться только из добровольного идиотизма.
Нина так легко рассталась с мальчиком, что даже не заметила этого. Он был эпизодом, а эпизод можно было с благодарностью оставить в прошлом. Отвести место на полках памяти и обращаться в минуту необходимости. У Егора не было и не могло быть ни полки, ни шкафа, ни даже помещения. Он был везде и всюду. От него невозможно было убежать, но к нему и невозможно было вернуться.
* * *Отсутствие Нины беспокоило его. Она опять пропала. Каждый раз, исчезая с его горизонта, она вроде делала именно то, что ему было необходимо, но с каждым разом к радости все сильнее примешивалось разочарование. Словно он все-таки хотел чего-то другого, о чем она должна, обязана была догадаться. Вопреки всему. Вопреки логике. Расчету. Здравому смыслу. Но Нина не понимала, не чувствовала и пропадала. Какие-то сообщения невпопад, ни звонков, ни писем. Неожиданно для самого себя он проехал вечером мимо ее дома. Машина стояла на улице. В окнах было темно. Нестерпимо захотелось есть. Неподалеку был «Макдоналдс», и Егор, словно от кого-то прячась, дворами, покатил в его сторону.
Очередь из машин была совсем небольшой, и вскоре он, как лабрадор пуская слюни, рассказывал в окно, чего хочет. У девчонки, принимавшей заказ, были совершенно белые глаза с черными точками зрачков. Деваха была бойкая и бесцеремонная.
— Что с глазами-то? — спросил он, покончив с заказом.
— Что-что, — отозвалась та. — Проплакала.
И заржала в голос. Егор улыбнулся, но она, оборвав себя, серьезно уточнила:
— Вам кетчуп или майонез?
— И немного человеческих страданий…
— Ну, это, как улыбка, всегда бесплатно, — нашлась девчонка.
Он одобрительно хмыкнул. Они простились, и Егор покатился к соседнему окну забирать пакеты. Запах сводил его с ума, и он припарковал машину в первом попавшемся переулке. Он явно был здесь не первым. На деревьях белели отчаянные записки: «Свиньи, не смейте мусорить в нашем дворе!» Однако призывы не имели смысла, весь двор был засыпан упаковкой из-под фастфуда. Егор развернул свой пакет. Он знал: чувство вины за паршивую еду придет позже, а пока с жадностью уплетал жирную соленую картошку и боролся с расползающимся во всем стороны бигмаком. Смаковал соленый огурец и слизывал с пальцев кетчуп.
Майонез капнул ему на джинсы.
Он вспомнил, как они гнали на машине из Рима в Берлин. Полторы тысячи километров. Почти без остановок. Они шли на рекорд. До цели оставалось километров триста, но у обоих уже не было сил. Подозрительно быстро стемнело, и пошел сильный дождь. Егор немного снизил скорость, машина хорошо держала дорогу, но все равно казалось, что они несутся по тонкому льду, и стоит хоть на мгновение отвлечься, как они провалятся вниз, под воду. Их малолитражка зависнет среди потревоженных рыб, и те будут смотреть на них с подозрением и осуждением.
